— Да ты, Вовка, не заводись, — примиряюще сказал Геннадий Иванович. — Он ведь не обвиняет тебя ни в чем, он только спрашивает.
— Знаю я, как он спрашивает, фон-барон, белоручка, хвастун несчастный!
— Ну, ну, поехал! — засмеялся Геннадий Иванович. — Тебе уж и сказать ничего нельзя. Недотрога какой.
— А чего он? — Вовка обиженно шмыгнул носом.
Геннадий Иванович ушел на работу, а у Вовки совсем испортилось настроение.
Ну-ка, надо же было ему разыграть перед Геннадием Ивановичем такую комедию, и вспомнить стыдно теперь. Откуда только и нахальство бралось? Вот уж позора не оберешься, если станет известно, что фонарик и в самом деле у Вовки.
И чем больше распалял он себя укорами, тем отчетливей понимал, что «жучок» надо возвращать не затягивая: это же настоящая пытка — владеть фонариком и делать вид, что и знать не знаешь, куда он запропастился.
А как возвращать? После разговора с Геннадием Ивановичем сделать это стало еще труднее. Вовка знал, что Геннадий Иванович при встрече с Негановым первым делом заявит: «Нет, Толик, ты на Вовку лучше и не греши: уж мне-то бы он признался… У нас с ним секретов нету».
Вовка прокручивал в голове всевозможные варианты, больше и больше склоняясь к тому, что «жучок» легче всего подбросить.
Сначала он думал сделать это на волейбольной площадке, но, пораскинув умом, понял, что тогда станет слишком очевидным: фонарик подбросили. Волейбольную площадку миллион раз за сегодняшний день облазили. Но это бы еще полбеды: миллион раз облазили, а на миллион первом разе наткнулись на этот распроклятый «жучок». Страшнее-то другое.
А если еще кто-то позарится на фонарик снова? Подберет, упрячет, а Вася сельповский проговорится, скажет: у Вовки видел…
Вовку пот прошибал от таких раздумий.
И все-таки есть справедливость на свете! Посетила и Вовку гениальная мысль: а что, если засунуть фонарик Николаю Павловичу в пиджак? Вовка знал, что пиджак, в котором директор школы работает по хозяйству, вешается на гвоздик в прихожей. Конечно, без причины идти в дом к Негановым рисково, а причины никакой не было. Оставалось пробраться незамеченным и незамеченным же вернуться назад.
Вовка выскочил на улицу, ощущая в кармане холодящую тяжесть фонарика.
По его расчетам, Негановы сейчас собрались за столом, обедали.
Ну, так и есть. Неганиха принесла из ограды дымящийся самовар.
Лучшего момента и не придумать.
Но поселил же черт директора школы рядом с магазином! Кто-нибудь да торчит на улице: то из магазина, то в магазин.
Вовка собрался с духом и пошел мимо магазина в открытую: покупателей не переждешь.
И надо же: Вася сельповский на крыльце появился, пальчиком Вовку к себе подозвал:
— Горит по деревне-то, товарищ Воронин.
Вовка с перепугу не понял, что горит, заоглядывался.
— Да нет, — засмеялся Вася, — не в буквальном смысле горит. Негановский фонарик ребята ищут.
— А уже нашли, — соврал Вовка.
— Ну да, — не поверил Вася, — а карман-то у тебя чем оттянуло?
— У меня другой.
— Ты вот что, парень, — сказал Вася серьезно, — тебе это баловство ни к чему. Доставай фонарик сюда.
Вовка совсем растерялся.
— Доставай, доставай. — Вася сам направил Вовкину руку в карман, и, едва фонарик вынырнул на свет, как сразу же перекочевал к Васе в пиджак. — Ну вот, и не было у тебя ничего.
Вовка, не мигая, смотрел на Васю и ничего не мог сообразить.
— Ну, чего глазки вылупил, дурачок? — сказал Вася ласково. — На, возьми себе рубль на конфетки.
Вот уж такого поворота Вовка не ожидал.
— Да вы что, дядя Вася… Я же отдать хотел…
— Вот и отдал, — сказал Вася, хихикнув. — Бери, бери конфет-то, пока магазин не закрыли.
Вовка бы ни за что до такой низости не опустился, не стал бы ничего покупать на омерзительную рублевку, но продавец вышел закрывать магазин на перерыв.
— Аркадий Ильич, — сказал Вася, — тут малец к тебе за конфетами прибежал. Уважь его.
Пришлось Вовке язык проглотить и молча войти за продавцом в магазин.
— Ну, каких тебе? — спросил Аркадий Ильич.
— Да хоть каких.
— Дешевых или дорогих? — : не унимался Аркадий Ильич.
— Дорогих, — отчаянно сдался Вовка.
— Правильно. Гулять, так с музыкой! — засмеялся Вася и похлопал Вовку по спине. Вовка поежился.
* * *
Митька был непреклонен.
— Да ты что? — возмущался он. — Принимать подачки? У меня бы самые дорогие конфетки в горле комом застряли, если бы таким образом мне достались. Ой, Вовка, не подкупайся…
— Да я ведь не подкупался. Он сам мне сунул.
— Ну и отдай их ему обратно. Скажи: мол, не продаюсь. Не на таковского, мол, напал.
— Да я уж две конфетки съел из кулька. Он догадается.
— А ты все равно верни.
— Дак фонарик-то он не отдаст.
Тут уж верно. Фонарик у Васи теперь не выудишь. Другой бы кто, может, и посочувствовал, а Вася сельповский не из таких. Для него полежаевцы не свои, совеститься их нечего. Он всю жизнь по вербовкам проездил, а попал в Доброумовский лесопункт да и познакомился там с Катей-Маланей. Теперь уж третий год живет у нее, но в Полежаеве все как чужой. За товарами съездит в район и полдня свободен. А нет чтобы в поле выйти и пособить колхозу — и не подумает.
С ним не знаешь в разговоре, с какого боку и подступиться. Теперь как хочешь, Вовка, крутись. Положеньице создалось хуже и не бывает.
— А ты его припугни: мол, Неганову скажу, — посоветовал Митька.
Но в одиночку идти за фонариком у Вовки не хватало духу. Пришлось дожидаться, когда вернется с фермы Митькина мать и Митька будет свободен от брата.
* * *
— Ну что вы, ребята, — сказал Вася. — У меня зубы не терпят сладкого. Я конфеты и в рот не беру.
— Дядя Вася, я Неганову скажу, — выбросил Вовка последний козырь.
Вася осуждающе покачал головой:
— Вот дурачок. Его же спасают, а он никак не хочет понять. Ну, скажи Неганову. Я ведь у него не украл. — Вася строго посмотрел на ребят и поправился — Не я у него украл.
Митька аж подскочил:
— Вовка тоже не воровал!
— Ну, я и не обвиняю его, потому что не знаю. Я только хочу сказать, что купил у Воронина за рублевку, что я не украл. Мне, ребята, фонарик по работе необходим. Я в разъездах бываю, мало ли где посветить потребуется. Без фонарика я как без рук.
Ребята поняли, что его не уломать. И Митька, весь покраснев, сказал в сердцах:
— Ну, дядя Вася, ну и хапуга вы!
— Ругайтесь, ругайтесь, меня не убудет. Только не проговоритесь где-нибудь, себе же хуже наделаете.
Вовка уловил в его голосе беспокойство.
— А чего нам не проговариваться, мы не заворовались… Нашел я этот фонарик, на волейбольной площадке нашел… Понимаете?
— Ну и чего раскричался? Ты нашел, я купил. Вот и весь разговор. Но если уж вы такие неблагодарные, я уступлю вам его назад.
Вовка, не веря своим ушам, пододвинул поближе к Васе кулек с конфетами. Вася посмеивался:
— Нет, нет, молодые люди, я сладкое не люблю… Три рубля — и весь разговор, — предложил он спокойно. — Ну как? Согласны?
Уж он-то, конечно, знал, что денег у них ни у которого нет. Да еще таких денег!
— Это же нечестно, — упавшим голосом простонал Митька.
— Но я же вас не неволю. Хотите — выкупайте свой фонарик назад; хотите — нет. — И, радуясь замешательству ребят, развел руками: — Ну, как хотите. Было бы предложено. Если надумаете — жду. А Неганову, впрочем, так и можете передать: готов вернуть в любую минуту. За соответствующую плату, естественно.
Не солоно хлебавши оставили ребята Васин дом.
* * *
И все-таки Вовке ударила в голову счастливая мысль. Ну как он сразу-то не сообразил? Да можно же просто на этом разбогатеть. А уж на три-то рубля он сумеет по телефону наговорить шутя. Наговорила же Шура Лешукова на рубль восемьдесят четыре… Ну, а если Вовка один не сможет, так Митька на рублевку да подскажет ему. Вдвоем-то на трешник, глядишь, и вытянут.
Вот только о чем говорить…
Они не один час шушукались с Митькой. Ничего подходящего не могли придумать. А дело-то было стоящее, только бы знать, о чем говорить…
— Давай о пионерском сборе расскажем, — предлагал Вовка.
— О каком?
— Ну, на котором сказки читали… Помнишь, как всем понравилось?
— Так это же когда было… Зимой еще… А в газету надо про сегодняшний день.
— Ну, тогда… как грибы собираем.
— А как?
Действительно, как? Тут и на десять копеек не наберется слов. Сходили в лес, принесли по корзине… И рассказывать не о чем.
И все-таки у Вовки светлая голова! Прибежал вечером к Митьке — слова схватить не может:
