Мама закусила губу. Маринка не знала, что мне сказать от негодования и обиды, а Пашка заявил:
— Ваш Гарик сам его обчистил! Как подлец! А Серёжка не пошёл. Он только струсил сказать. Мне такие Гарики известны. Любят за чужими спинами прятаться!
— А сам? А сам? С кем ночью по саду лазил? Я всё видел! — Гарик мстительно уставился на Пашку.
Маринка вынула из-за пазухи фотослед, встала на коленки и, хотя Гарик отчаянно брыкался, примерила его сандалии к фотокарточке.
— Ответишь перед всей школой! А ты, — сказала мне Маринка, — сам не пошёл? Думал чистеньким остаться? Думал, за дежурство всё простится?.. Все мальчишки против-ные! — Маринка разрыдалась. — Как я их ненавижу!..
У меня тоже навернулись на глаза слёзы: я ничего этого не думал.
— Зачем он его отравил? Чтобы следы замести? — пристала тётка Гарика к маме.
Пашка что-то доказывал Василькову. Гарик заревел от злости, я бросился на него, мы покатились по полу, нас стали разнимать, поднялся такой шум, что в комнату прибежал испуганный майор. Васильков доложил ему:
— Товарищ майор! Очень сложное дело по трём заявлениям на Царапкина. Кроме того, оговор, и самооговор, и отравление. Всё раскрыто, кроме чернобурки. Расследую лично. — Он тихо добавил: — Очень сложное дело.
— Рад, что вам интересно, — сказал майор. — Где Царапкин? Тише, граждане! Ведётся следствие. Нельзя же так кричать!
Я встал с пола. Майор с интересом смерил меня взглядом с головы до ног.
— Хорош… Царанкин! — удивился майор. — Продолжайте следствие!
— Есть! — ответил Васильков и набрал 03. — Скорая помощь? Срочно в Четвёртое отделение милиции… Дизентерия. По подозрению… Несовершеннолетний… От ворованной клубники… немытой… Да, да, вчера сбежал с носилок, весь зелёный… Хорошо, держим…
— Да-а… — сказал майор и ушёл.
Гарик бросился к двери, но Пашка схватил его за руку.
— Мне туда-а-а! — завопил Гарик.
Васильков вызвал дежурного милиционера и попросил:
— Проконвоируйте больного в одно место… Очень лживый у вас племянник. Как же это? — сказал он тётке Гарика, когда конвоир увёл его.
— Теперь соображаю! Я заснула, а он сбежал ночью в сад. Как же я угляжу? Проклятье какое-то… Сами в дом отдыха, а я с ним мучайся… Пускай лежит в больнице, пока не приедут. Нет моих сил… А этого всё равно привлечь надо! — раскричалась тётка. — Вдруг он умрёт?.. Если каждый начнёт ягоды в рот впихивать целыми корзинами, знаете что будет?
— Я же не хотел заражать его дизентерией, — заметил я.
— С какой целью ты обкормил Тюрина клубникой? Тоже с благородной? — спросил Васильков.
Я молчал.
— Серёжа, только не лги! — сказала мама.
— Думал, всё будет шито-крыто. Ответите оба… Ответите! — Пообещала Маринка.
— Клянусь, я его ненавидел, как общего врага! Я не хотел заметать следы!
Тут приконвоировали Гарика. Он старался не смотреть всем нам в глаза. Тётка пригрозила ему кулаком, а мама пристала к Пашке:
— Ты должен был заявить всему дому: я не виноват. И не было бы всей этой комедии. Вернее, трагедии.
— Нечего мне заявлять. Хочу, чтобы просто верили, — сказал Пашка. — До каких пор мне не будут верить?
— И правильно! — поддакнул я. — Он и так в высшей степени порядочный человек!
В это время загудела сирена. Гарик вздрогнул. Немного погодя в комнату вошли две санитарки и врач.
— Вот больной! — сказала тётка. — Связать его надо!
Санитарки крепко взяли Гарика под руки. Он вырвался.
— Ничего себе больной! — сказала врачиха.
Санитарки снова поймали Гарика. Его тётка вдруг всхлипнула и сказала:
— Присядем… на дорожку.
Почему-то мы все, и санитарки с Гариком, и врачиха, присели на стулья, а Васильков на краешек стола. Потом тётка встала, и мы встали, и Гарика повели в «скорую помощь».
— Вот выйдет из больницы, — сказала Маринка, — мы тебе и ему трудовое наказание устроим.
Я покорно кивнул головой.
Вдруг в комнату вошёл участковый.
— Ага! Сам явился! — сказал он Пашке. — Ну и двор мне достался, Васильков!
Васильков отвёл участкового к окну. Я услышал, как он говорил ему:
— Ты пошёл по ложному следу. Нельзя так. С ребятнёй нужно по-другому. Не думай… Эта работа не так уж легка и не так уж неинтересна. Очень сложное дело. Пашка ни при чём… — Васильков сказал это строго, как ему самому раньше майор.
— Сигналы были… — оправдывался участковый.
— Товарищ Васильков! — подошла к ним мама. — Я считаю, что дети должны быть реабилитированы. Если это в ваших силах.
— Хорошо. Вы попробуйте собрать членов домкома, а я загляну к вам часа через два. Кстати, мне необходимо побывать на месте преступления, — сказал Васильков.
— Я совсем забыла, — воскликнула мама, — во дворе сегодня собрание в честь пятидесятилетия творческой деятельности нашего дворника! Да, да! Висит объявление.
— Отлично. Я зайду. И потолкую со взрослыми. Пока. — Васильков говорил важно и не спеша, как будто старался показаться старше.
Пашка, Маринка и мама вышли из милиции первыми. Я уныло брёл за ними и около кино под часами неожиданно наткнулся на парня в ковбойке, который из-за моего вранья попал в милицию. Он стоял спиной ко мне, согнувшись от переживаний, а девушка — наверно, его любимая — строго выговаривала:
— С человеком, который в свои двадцать лет попадает в детские комнаты, у меня не может быть ничего общего.
Я остановился.
— Но ты же сама опоздала… — тихо сказал парень. — Это трагическая случайность. И я не виноват. Я даю честное слово!
— А зачем ты принёс справку?
— Я… я… — замешкался парень. — А вдруг бы ты не поверила?
— Я верю тебе без справок, ребёнок! — сказала его любимая.
«Молодец!» — подумал я, обрадовавшись, что из-за меня не рухнуло их чувство, подошёл к ним и сказал:
— Не обижайтесь. Это я виноват. Но всё получилось случайно. Бывают же случайности. Правда?
— Нам это известно лучше, чем тебе. Нину я встретил благодаря чистейшей случайности. Если бы не случайность, мы бы никогда…
— Пошли! — засмеялась Нина и увела парня.
По дороге домой я заглянул в ювелирный магазин, который, как сказал Васильков, не переходил на самообслуживание из-за таких людей, как я.
В магазине было много народу. Я посмотрел на палехские шкатулки, на фигурки из слоновой кости, на всякие вазы, браслеты, часы, рубины, бриллианты и обручальные кольца. Молодой продавец прямо сверлил меня глазами и, кажется, подготавливался к броску, ожидая кражу. Я подошёл к нему и сказал:
— Если бы все люди были такими же честными, как я, ваш магазин давно бы перешёл на самообслуживание. До свиданья!
— Не желаете ли купить диадему для своей няньки? — ехидно спросил продавец.
— Нет, — сказал я серьёзно, — мне нужны полупроводниковые диоды. У вас их нет. Жаль, — и ушёл из магазина, даже не обернувшись.
34
Когда я пришёл во двор, мама говорила Пашке:
— И ты не обижайся, ради бога, что я плохо о тебе думала. Я же не злая тигрица, в конце концов. Знаешь, сколько вы нервов нам вымотаете, пока мы вас в люди выведем. И ты не имел права думать о побеге. Надо было защищаться до конца. Ты уже взрослый и перенёс немало. Твоя мама может быть спокойна, а я… Из-за его переэкзаменовки у нас срывается отпуск, и тут ещё эти истории… В общем, не обижайся.
Пашка слушал её покрасневший и довольный.
— Буду опять сторожить, — сказал я Маринке, уже прыгавшей по «классикам». Она молчала. — Неужели не понимаешь, что я случайно его не удержал? — Она молчала. — Ну вот скажи! Ты и я поженились и уже старики. Я играю в лапту и выбиваю мячом стекло. А ты заковыляешь к домоуправу жаловаться? Так?
— Во-первых, не заковыляю. Во-вторых, мой муж будет смельчак и сам признается, что выбил стекло. В-третьих, я не собираюсь на тебе жениться, — сказала Маринка, прыгая на одной ноге, и я понял, что ей противно со мной разговаривать.
— Ну и ладно, — сказал я, подошёл к Петру Ильичу, смотревшему в небо, и спросил: — Какое слово ищете?
— Созвездие… Созвездие… Выпали из памяти все созвездия.
— Лебедь… Арфа… — Я вспомнил созвездия, приснившиеся мне во сне. — Козерога…
— Нет… Нет… На букву «В».
— Вега!
— Нет… Семь букв.
— Водолея!
— Уф! Наконец-то! — Пётр Ильич устало вздохнул. — Ну и кроссворд!.. Разделался. Завтра начнём заниматься. Учи правила.
К нам подошла соседка, у которой вчера пропала кошка, и стала меня умолять:
— Мальчик, возможно, у тебя есть связи в кругах, занимающихся мелкими кражами? Я вознагражу за кошку… За Диди…
— Как вам не стыдно, мадам! — возмутился Пётр Ильич, а я решил не грубить, чтобы избежать скандала.
К тому же меня из окна окликнула мама:
— Серёжа! Домой!
Я только взглянул исподлобья на соседку, потерявшую кошку, зашёл в подъезд и успел услышать ее слова:
