КАК ГЛЕБ ОХОТИЛСЯ НА ВОРОБЬЕВ
На другой день после грибного похода Мишаня с Глебом выступили в другой поход — охотничий.
Такое уж место богатое Гусиновка: не успеет одно приятное кончиться, другое что-нибудь начинается, и так идет круглый год, успевай только поворачиваться.
А это была особая охота: не для взрослых, а для мальчишек и для котов — воробьиная охота.
Несколько раз в лето она случалась, когда воробьи, в неисчислимом количестве заселявшие каждую пригодную щелку в гусиновских домах и сараях, выводили своих подросших птенцов для ознакомления с окрестностями и обучения воровству, дракам, шуму и прочим безобразиям.
Гусиновские воробьи отличались от других воробьев своей отчаянностью, удалым нравом и большим умом, но желторотые воробьята, не успевшие набраться ума-разума и обучиться всем воробьиным хитростям, вели себя как несмышленые разини, неумело летали везде без всякой опаски, а замороченные родители хлопотали около них, боялись и переживали.
В это время всех гусиновских кошек можно было хоть совсем не кормить: какое кушанье ни налей им в блюдце, они и нюхать не хотят — одними воробьятами сыты.
И мышам, как видно, наступали каникулы: хоть весь дом они сгрызи, кошкам до них не было дела, потому что они и домой почти не заходили, разве что так — показаться хозяевам, чтоб не сильно о них беспокоились. Они на это время переселялись в огороды и сады, где, как маленькие тигры, таились в кустах, ползли в траве, куда-то с хищным видом пробирались или лазили по деревьям, слушая, не пискнет ли где воробьенок, чтоб сцапать его себе на закуску.
Мальчишки и кошки большой ущерб наносили воробьиному племени, зато уж оставшиеся в живых сплошь подбирались ловкачи, проныры и головорезы, которым все нипочем.
Сам Мишаня воробьев даже за дичь не считал, мало интересовался, будучи охотником известным, даже, можно сказать, знаменитым. А уж если какого воробьишку и сковырнет, то исключительно для практики, чтоб не ослабли глаз и рука.
Рогатка у него была особенная, усовершенствованная, меткая до невозможности!
Камушки он закладывал не какой под руку подвернется, а собственноручно изготовленные из наколотого кирпича — круглые, одинаковые, страшной убийственной силы.
Стоило Мишане показаться на улице со своей рогаткой и запасом камушков в кармане, как воробьи в панике бросались спасаться кто куда. Даже куры, кошки и прочая домашняя живность понимали, кто вышел: меткий камушек мог догнать их в любую минуту, когда Мишаня бывал не в духе. Однако такое случалось довольно редко.
Иной неумелец, конечно, рад без памяти, если удастся сшибить желторотого воробьенка. Не то Мишаня: на его охотничьем счету числилось множество редкостных ценных трофеев.
Например, Мишаня покрыл себя славой, застрелив птицу дубоноса, страшного вредителя, проклинаемого всей Гусиновкой. Как только поспевала вишня, целые стаи дубоносов, противно посвистывая, обрушивались на сады, вишневые косточки сгрызали, а саму вишню выплевывали — такой у них был подлый привередливый вкус. Вдобавок они были до того осторожные, что ни одному человеку не удавалось увидеть их вблизи. А Мишаня одного подстерег-таки и убил, так что потом даже старые люди приходили на Мишанин двор, чтоб поглядеть, какая такая бывает птица дубонос: толстая, рыжая, головастая, с клювом как сахарные щипцы.
Еще он убил разноцветную хохлатую птицу удода и одну неизвестную рябенькую птичку с длинным хвостом.
Их крылья, развернутые в виде веера, Мишаня прибил в своем жилище на стенку, как трофеи, но крошечные черненькие муравьи, обитавшие там вместе с Мишаней, подъели все перья, и крылья пришлось снять и выбросить.
Он даже одного зверька подранил — вовсе невиданного: не то белку, не то мышь новой громадной породы: пушистенького, усатенького, очень симпатичного, который лазил по сливовому дереву. Выяснить, что это за зверек, не удалось, так как, посаженный в картонную коробку, он той же ночью прогрыз в картоне дыру и убежал.
Сегодня Мишаня вышел на охоту по трем причинам: во-первых, надо научить Глеба владеть рогаткой, которую ему сделали вчера вечером; во-вторых, показать свое личное искусство и удивить; в-третьих, настрелять побольше воробьев для парадного обеда разбойников, назначенного сегодня у Чертовой ямы.
Дело в том, что Братец Кролик, узнал у своего квартиранта-аспиранта, что в заграничных странах воробьев едят запросто, и даже своими глазами прочитал в одной аспирантовой книжке, что «на стол был подан пирог из воробьев».
О пироге, конечно, и думать было нечего из-за отсутствия в разбойничьем хозяйстве нужных кухонных предметов и припасов, а также человека, знающего толк в приготовлении воробьиных пирогов. Поэтому было решено есть воробьев в жареном виде, изжарив их на палочках над углями.
Заготовку воробьев взял на себя Великий Охотник — Мишаня.
Атаман Гусь заранее распорядился, чтоб первого воробья для пробы ел сам Братец Кролик как главный затейщик всего этого дела. Не посмев сразу отказаться, Братец: Кролик ходил теперь несчастный, смотрел на всех жалкими заячьими глазами, поминутно оплевывал, жалуясь на болезнь живота, по научному — колит, но атаман Гусь был человек упрямый, на расправу скорый…
…Улицы Гусиновки были пусты, прохладны и тенисты, когда Мишаня вышел с Глебом на промысел и окинул окрестность своим охотничьим глазом.
Воробьи не ожидали никаких бед и предавались беспечному веселью, набившись в листву деревьев и вереща так, что звенело в ушах.
А между тем Мишанины карманы оттопыривались от смертоносных камушков, заготовленных еще с вечера.
— Сейчас мы наколотим чиликов, что объестся Братец Кролик! — сказал Мишаня Глебу. — Они у нас посыплются с деревьев как град, поспевай подбирать!..
Воробьиная шайка на первом дереве, заметив Мишаню, не дала ему приблизиться на расстояние точного выстрела и с криками сыпанула через плетень в сады.
— Знают меня, жулики! — с удовлетворением заметил Мишаня. — Понял, как испугались? Сейчас я вот этого толстого срежу!
Толстый старый воробей с черным галстуком сидел на веточке, распушив перья, преспокойно посматривал на Мишаню своими плутовскими глазками и пронзительно чирикал.
Мишаня прицелился так, чтобы воробьиный галстук точно пришелся между рогатульками, и, несильно натянув резинку, выстрелил.
Камушек ударился в самую веточку, на которой сидел воробей, отчего тот подпрыгнул, потерял равновесие, чуть не свалился, но все-таки, отчаянно замахав крылышками, выправился и упорхнул.
— Большой был испуг! — захохотал Мишаия. — Полетел помирать от разрыва сердца.
Глеб улыбнулся:
— Нет, он полетел другим воробьям рассказывать!.. Скажет: «Братцы, что сейчас со мной было, чуть меня из рогатки не убили!..»
— Ничего… Это у меня рука ослабла. А теперь никакой не спасется! Вот он — молодой! Этот наш!..
Молодой воробышек с желтой каймой у клюва крепко вцепился лапками в веточку: и лететь страшно, и сидеть нельзя, потому что отец с матерью подбадривали его криками:
— Лети! Лети! Не бойся! Мы тут!
Посторонние воробьи тоже суетились вокруг него, успокаивая и подавая различные советы звонкими голосами.
Мишаня нацелил рогатку, но Глеб потянул его за рукав:
— Этого не надо!.. Жалко… Он вон и полетать еще не успел, а ты его из рогатки… Он подрастал, подрастал, а теперь вдруг ему помирать… Какой хороший, глупый…
— Как хочешь, — согласился Мишаня. — Тогда я сейчас воробьиху свалю. Ишь, суетится…
— Воробьиху и подавно не нужно. Как же он будет без матери учиться!
— Ну, отца ихнего сшибу! Без отца они проживут!
Но Глеб и тут не согласился:
— Пускай уж вся семья у них будет живая… Например, мельничка одного убьют — жалко ведь?
— То — мельнички… — резонно возразил Мишаня. — Воробей, он птица домашняя считается, как все равно скворцы или куры… А мельничек — птица редкая, дикая… Большая разница!..
Пошли к другому дереву.
Там сидел всего один воробей, и тот какой-то облезлый.
— Этого не надо! — пожалел его Глеб.
— Почему такое?
— Да… Какой-то жалкий… Старый уж…
На следующем дереве опять оказались молодые: три штуки. Один хотел перелезть с ветки на забор, но у него не хватило силенок, и он упал в траву. Большие воробьи, не обращая внимания на Мишаню с Глебом, обсели это место и начали кричать. Что они кричали, все до капли было понятно, даже тому, кто не знал воробьиного языка:
— Спасайся! Лети! Нет, спрячься, притаись! Что делать? Что делать? Лети скорей, опасайся! Нет, сиди, не двигайся! Они сейчас уйдут!
Мишаня, приметив место в зарослях лебеды, куда упал воробьенок, раздвинул траву и сцапал воробьенка ловчее всякой кошки. Тот первым делом клюнул Мишаню в руку, а потом и вырываться перестал, только сердечко колотилось: тук! тук! тук! тук!..
