Что случилось дальше, брат Кашка помнил лучше всех, не считая разве что настоятеля. Он часто теперь садился в кухне у двери, возле дровяного ящика, и думал о Марселино, порой так погружаясь в воспоминания, что почти видел его перед собой или слышал звуки, какие мог издавать только мальчик, и быстро вскакивал тогда, хоть это и нелегко в его возрасте.
Никогда он уже не сможет забыть, что видел через щели в чердачной двери. Но, по совету настоятеля, говорить об этом он никогда не пытался: видеть, как Христос шутит с Марселино Хлеб-и-Вино — прекрасно, но не всякому дано это понять.
В то время, где-то через год после торжественных похорон Марселино, — а ведь тогда за гробом шёл не только деревенский оркестр, но даже жандармы с конями в поводу, — донья Иллюминада (или Реверберасьон, или как бишь её) услышала о чуде, произошедшем с распятием, которое всё ещё принадлежало ей. Она тут же решила приехать в монастырь и посмотреть, вправду ли деревянное распятие, как разносит молва, разговаривает; если же это окажется правдой, дама твёрдо намеревалась отобрать у монахов свой старый подарок.
Донья Иллюминада велела запрячь в карету четырёх самых породистых коней, взяла с собой ненаглядного сыночка Мариано, управляющего поместьем и компаньонку (двадцатилетнюю красавицу по имени Адорасьон) — и однажды вечером заявилась в монастырь, где только-только успели закончить строительство и убрать после него весь мусор.
Важная дама сообщила монахам, что она-де владелица большого распятия, и отец-настоятель со старожилами общины приняли её с некоторым опасением — посетительница была и вправду очень влиятельна. Они тут же проводили её в часовню, и отец-настоятель уже задумался, не устроить ли молебен с музыкой и всем прочим, а самим потихоньку просить Господа, чтобы старуха не забрала у них марселиново распятие.
В часовне дама долго рассматривала распятие со всех сторон и даже потрогала ноги Христа. Наконец она попросила монахов оставить их с сыном одних, и братья подумали, что это вполне понятная просьба — дать им помолиться без посторонних.
Тут дама торжественно встала перед распятием, со всеми своими завитыми локонами, необъятными шёлковыми юбками, цветами на корсаже и кольцами на каждом пальце. Она принялась напоминать Господу о том, сколько денег её семья всегда отдавала бедным, и сколько сама она потратила на милостыню, пожертвования и всякие добрые дела, так что не поговорит ли Господь теперь с ней, раз уж даже с бедным оборвышем говорил.
А дон Мариано добавил, чтобы Господь отвечал побыстрее, потому что это ж его мать просит, а она никогда ещё никого ни о чём не просила.
Господь же наш Иисус Христос, Который знал донью Иллюминаду по имени, — а полностью её звали Иллюминада Реверберасьон София де Тринидад Гонсалес де Бусто де Гомес-Эрсилья де лос Уэлмос, — не смотрел ни на неё, ни на дона Мариано. Его слегка покрытые пылью губы так и не шевельнулись, хотя расфуфыренная старуха и её сынок долго ещё упрекали и улещивали Его, перечисляя свои добрые дела. Так Христос, говоривший с Марселино Хлеб-и-Вино, и не сказал им обоим ни единого слова.
Когда вскоре после этого нагруженная драгоценностями и благовониями карета всё-таки покинула монастырь, отец-настоятель радостно поднял глаза к небу, а потом все старые монахи с ним во главе немедленно отправились в часовню и простёрлись у ног Христа, явившего Себя маленькому Марселино:
— Благодарим Тебя, Господи, что Ты восхотел ещё немного остаться с Твоими бедными монахами.
Как только настоятель и другие вышли из часовни, со стороны входа в монастырь послышались быстрые шаги, восклицания и чуть ли не шум борьбы. До монахов донёсся гневный мужской голос:
— Я сказал, что хочу увидеть это распятие — значит, увижу!
В коридоре показались трое: два молодых монаха, недавно пришедших в монастырь, пытались удержать высокого и сильного мужчину средних лет. Одежда его была в беспорядке, а бедных монахов он буквально тащил за собой.
Все трое кричали и боролись, но продвигались ко входу в часовню на глазах у изумлённого настоятеля и старых монахов, которые были уже не в том возрасте, чтобы ввязываться в схватку (да настоятель бы и не позволил). Вслед за незнакомцем и пытавшимися его удержать послушниками они повернули обратно к часовне.
Незваному гостю удалось стряхнуть с себя обоих монахов, и теперь он, всхлипывая, лежал ничком перед алтарём, под образом Распятого. Настоятель обернулся к побеждённым собратьям:
— Он сказал, что он отец Марселино, — объяснил один из них, переводя дух и поправляя измятую рясу.
Старые монахи принялись с надеждой переглядываться, а настоятель предложил:
— Помолимся вместе с ним. Мы ведь и молиться-то будем об одном и том же…
Так они и сделали. Незнакомец постепенно утих и теперь стоял на коленях, молча глядя на распятие. Прождав достаточно долго, настоятель встал и заговорил с ним:
— Ну что, сын мой, пойдём? Ты уже успокоился?
Тот встал и хотел было что-то сказать, но настоятель прервал его:
— Не здесь. Господу не обязательно выслушивать, что ты хочешь рассказать: Он и так всё это знает.
Преклонив, как положено, колено[41], все вышли из часовни. Дойдя до своей двери, настоятель обернулся к молодым монахам:
— Можете вернуться к своим обязанностям, братья. Потом, если будет возможность, вам всё расскажут.
Оказавшись у себя, настоятель сел и сказал:
— Теперь можешь говорить о чём хочешь, сын мой.
Незнакомец остался стоять у стола. Глаза его снова наполнились слезами, но голос был твёрд:
— Я Клаудио, отец Марселино. Я с Кубы сейчас. Хотел увидеть это распятие и возблагодарить Бога. А ещё хочу видеть могилу моего сына. Потом пойду и сдамся властям.
Настоятель встал, взял Клаудио за руку и повёл его к двери.
— Ты хорошо рассудил, — согласился он. — Пойдём туда вместе. Наши братья тоже знали и любили твоего сына, как и я сам. В память о нём и Господа ради здесь теперь твой дом и твоя новая семья.
И все направились к кладбищу, — вот только брат Кашка, как всегда, забыл очки. Правда, толку от них немного, так они густо забрызганы — ведь брат Кашка в них работал на кухне…
…подкинутого в монастырь младенца — вообще-то Санчес-Сильва тут перепутал брата Ворота с его умершим предшественником (см. первую книгу) и написал, что-де именно брат Ворота когда-то мальчика и нашёл, так что переводчику пришлось взять на себя смелость немного поправить текст.
…любовь к сестре воде и брату хлебу — в «Гимне брату солнцу» (известной молитве святого Франциска, о которой ещё пойдёт речь в шестой главе), святой перечисляет разные творения Божьи (солнце, луну, ветер…) — называя их нашими братьями и сестрами.
…Бог сотворил небо и землю — отец-настоятель пересказывает первую главу книги Бытия, с которой начинается Библия.
…сотворил мужчину и женщину — сотворение человека описано во 2 главе книги Бытия.
…ты и эту историю уже знаешь — история грехопадения тоже описана в книге Бытия, только в 3 главе.
…Радуйся, Мария — эта молитва к Божьей Матери называется «Ангельское приветствие»; в традиции восточной христианской Церкви — «Богородице, Дево, радуйся…». Об её происхождении можно прочесть в 1 главе Евангелия от Луки, стихи 26–39.
Реал — старинная испанская серебряная монета, была в обращении с 15 века до 70-х годов 19 века, то есть до времени, когда жил Марселино.
…как бы навредить монахам — в этом месте автор опять немного запамятовал, а именно написал, что-де больше всех жертвовал некогда обижавший монахов мэр. Да-да, тот самый, о котором в первой книге ясно написано, что он умер ещё до рождения Марселино…
…малым крестным знамением на лбу, устах и груди — по латинской традиции так крестятся, например, перед чтением Евангелия на Мессе.
Отче наш — главная молитва всех христиан, которую дал Господь Иисус Христос, она есть в Евангелии от Матфея, в 6 главе, стихах 9–13.
Символ веры — в этой молитве собраны все основные положения христианской веры (догматы).
Рождество — день, когда празднуют рождение Иисуса Христа. О том, как это было можно прочитать в Евангелии от Луки, в 1 главе, во 2–20 стихах.
Святое Семейство — так христиане называют семью Иисуса Христа — в неё входят Он Сам, Его мать Дева Марии и её муж Иосиф.
