есть что отдавать. Уже есть две строчки, и рифма есть.
— Нет, — решил дядя Фёдор. — Мне ещё хотя бы две строчки нужны.
Матроскин думал, думал, думал… Ничего у него не получалось. Он к большому поэту Шарику пошёл.
— Когда ничего не пишется, тогда про природу писать надо.
Эта мысль столкнула кота Матроскина с места. Он сразу придумал:
Веточки, цветочки, Бабочки, листочки, Перелески, тополя — Это всё моя земля.
Он радостно пошёл сдавать работу дяде Фёдору.
— Вот это другое дело, — сказал дядя Фёдор. И положил это стихотворение в коробочку, где он письма папы и мамы хранил. — Только ты, Матроскин, лучше стихов не пиши. У тебя проза лучше получается. Я твои мемуары про блох до сих пор забыть не могу.
Глава девятая
Происки почтальона Печкина
Однажды случилось удивительное. Почтальон Печкин к себе Шарика в гости позвал.
Поставил на стол всё самое вкусное — солёные огурцы, капусту кислую, квас. И спросил:
— Ну, как ты живёшь, Шаричек?
Шарик отвечает:
— Живу хорошо.
— А что это я в последнее время не встречаю твоих снимков про природу в газетах?
Шарик отвечает:
— Я сейчас поэзией увлёкся. Хотите послушать? Я вам отрывки из поэмы почитаю.
Печкин не очень хотел слушать. Ему поэта Юрия Энтина было достаточно. Но он сказал:
— Конечно, хочу… Немного.
Шарик встал в позу поэта Маяковского на площади Маяковского и стал читать:
Один чел-век имел собаку, И очень он любил собаку. И без собаки жить не мог. И к ней бежал он со всех ног.
— Ну, как?
— Захватывающе, — сказал Печкин. — А сколько лет было чел-веку? И как его звали? Это не дядя Фёдор?
— Нет. Это совсем был другой мальчик. Но вы слушайте.
И он продолжал:
Но вот отец сказал ему: — Тебе собака ни к чему. Зачем мы заводили пса? Чтоб педагогой заняться. Чтоб ты его кормил, поил И в летний сад гулять водил…
Шарик читал, размахивая руками. И ничего вокруг не видел.
…И вот зима, идёт снежок, В милиции живёт Дружок. Он поступил туда весной, Ку-курс окончив разыскной…
Тогда Печкин написал ему записку:
«У меня к тебе, Шарик, есть разговор. Секретный».
Шарик увидел записку и сразу как проснулся.
— Что за разговор?
— Шарик, а Шарик? Можно, я вашего козлёночка у вас заберу, а своего принесу? У меня он как-то похуже вырос. Больно тощенький получился.
Шарик подумал: «Как это «заберу»? Мы к этой Нюше уже привыкли. Она у нас уже часы разбила и целый угол клеёнки съела. Она у нас как своя».
А Печкин продолжает:
— Я тебе за это всё лето буду косточки приносить.
Всё дело было в том, что из печкинского козлёночка козлик постепенно вырастал. А ему молочная коза была нужна.
Шарик задумался. Матроскин в последнее время только грибные супы варил, а у Шарика грибной суп полное отвращение вызывал. Ему очень хотелось, чтобы ему каждое утро косточки приносили. Но он спросил:
— А как же Матроскин?
— А мы ему ничего говорить не будем. Матроскин в поле уйдёт, мы козлёночка и подменим.
Шарик подумал, а потом твёрдо сказал:
— Нет. Он эту Нюшу из соски молоком поил магазинным. С собой в кровать клал в холодные дни. И потом, наш козлик серенький, а твой беленький.
— Какая разница? — говорит Печкин. — Серенький, беленький, красненький — это всё равно.
— Раз вам всё равно, дядя Печкин, — сказал Шарик, — пусть у вас беленький и остаётся.
На этом происки почтальона Печкина закончились. А Шарик ещё долго читал ему свою поэму:
Ночь, улица, фонарь, стройбаза… Дружок взял след почти что сразу. Тот след был от грузовика, Его не замело пока. Для тренированных собак Следы брать — это же пустяк… И он бежал, бежал, Бежал… Бежал, бежал, бежал, Бежал, бежал… Против бури, против ветра Целых двадцать два кил-метра…
Пока Печкин не заснул. И это ещё