— Вот в таких ситуациях люди и проявляются.
И хотя Матроскин был не «люди», он проявился в лучшую сторону, чем Печкин.
Глава одиннадцатая
Щенок-горбунок
Надо было, в конце концов, заканчивать поэму. И Шарик работал над ней и работал:
И он бежал, бежал, Бежал… Бежал, бежал, бежал, бежал… Против бури, против ветра Целых двадцать два кил-метра…
Здесь Шарик подумал, что «кил-метр» ненамного лучше «чел-века», но потом решил:
— Кто умный, тот поймёт. А бестолковым я читать поэму не стану.
Поэтому он продолжил:
Бежал, бежал, ещё бежал, Но всё же вора задержал. Вора́ он смело укусил, И тот пощады запросил: — Меня, эх, погубила страсть. И больше я не буду красть. Простите меня, простите. На волю меня отпустите…
Скоро его поэма была практически готова. Он позвал дядю Фёдора и Матроскина и стал им читать шедевр:
Ночь, улица, фонарь, стройбаза… Дружок взял след почти что сразу. Тот след был от грузовика…
Он читал и читал. Дошёл до погони. Тут дядя Фёдор остановил его:
— Слушай, Шарик, что-то у тебя поэма бесконечная. Попробуй её сокращать.
— А как?
— А вот Дружок у тебя бежит десять раз. Пусть бежит один раз.
— Но там дорога длинная. Грузовик далеко уехал.
— Допустим, — говорит Матроскин. — А чего это ты всё украденное перечисляешь? Корзина там, картина, картонка и маленькая собачонка. Ты бы ещё носки перечислил, ботинки.
— Собачонки там не было, — спорит Шарик.
— Как не было? Была. Вот же у тебя написано: «Ах, нет у нас собачонки. Вот и пропадают дублёнки». Значит, собачонка была.
— Вообще-то она была. Но у них её не было. Поэтому вещи и пропали.
— Ладно, — согласился дядя Фёдор. — Читай дальше.
Шарик стал читать, пропуская целые куски:
Итак, он задержал вора́, А у вора́ полно добра, Буквально целая машина: Диван, чемодан, пианино И в довершение списка — Большая собачная миска.
— Может, она всё-таки была собачья? — спросил дядя Фёдор.
— Она, конечно, была собачья, — согласился Шарик, недовольный тем, что его перебивают. — Но тогда нескладно получается. Слушайте. Дальше будет самое неожиданное:
Тут в пальто, но без штанов Прилетает Иванов: — Дружок, теперь я понял вдруг, Что ты мой настоящий друг. Вот тебе, Дружок, котлета. Вот тебе, Дружок, конфета. Вот тебе, Дружок, Пирожок. Он поцелул собаку в нос И на руках домой понёс. Но Дружок вдруг Вырвался из рук. — Вы, конечно, всех нежней, Но я в милиции нужней. Я здесь при помощи таланта Дослужусь до лейтенанта. — Вот какой он молодец! Конец.
Слушатели молчали.
— Ну, что? — спросил Шарик.
— Я думаю так, — сказал дядя Фёдор. — Если слегка подработать, то может получиться что-то интересное.
— А сейчас разве неинтересное?
— Мне кажется — сыровато. Много вопросов возникает. Почему это Дружок заговорил по-милиционерски? Откуда взялся Иванов? Как это Дружок сумел догнать грузовик, особенно против ветра?
— Сыровато, — согласился Матроскин. — Пожалуй, даже мокровато. Подсушить надо.
— Тебя самого подсушить надо, — обиделся Шарик.
Поэты — люди ранимые, чуть что не так, обижаются на целую неделю. Вот и Шарик на целых два дня скрылся от народа на печке.
Пришлось его специальным пирогом с косточками выманивать:
— Вот, Шаричек, мы тебе пирог специальный приготовили. «Собачьи грёзы» называется. Там ни одного гриба нет, одни кости.
