Витя напел нам обе партии. И Игорек без труда повторил их.
— А теперь споем вместе, — улыбнувшись, предложил Витя. — Ты — первый голос, я — второй.
Тронув струны, Витя запел припев. Игорек все смелее и смелее стал ему подпевать. Их голоса звучали в унисон, точно и нежно, потом они полились рядом, красиво сочетаясь, удивительно гармонируя друг с другом. Позабыв обо всем на свете, сияя от счастья, Игорек пел все громче и громче…
В этот момент дверь подъезда распахнулась. На крыльцо выскочила пышная блондинка в розовом халате.
— Вы чего орете как оглашенные? А ну-ка марш отсюда!
— Не орем, а поем. Вам что, слон на ухо наступил? — оборвав песню, сердито спросил Игорек.
— Ты еще у меня поговори, поговори! — возмутилась тетка и набросилась на Витю. — А вам не совестно? Взрослый мужчина, а мальчишек хулиганить учите. А еще в очках!..
Витя побледнел, резко встал со скамейки и пошел прочь. Мы потянулись следом за ним.
— Что вы кричите? — срывающимся от обиды голосом спросил Игорек. — Что мы вам, стекло разбили?
На следующий день в воздухе запахло неприятностями. До начала урока Маргарита Ивановна ничего нам не сказала, но когда Юрик не смог показать на обычной физической карте, где в СССР находится зона субтропиков, она огорченно заметила:
— Ну что ж, придется призвать на помощь твой ансамбль.
Это могло означать только одно: о репетиции ей уже доложили.
Вечером состоялось родительское собрание. На нем было объявлено, что в нашем классе создан ансамбль. Маргарита Ивановна спросила у наших родителей, кому об этом известно. Оказалось, что в курсе дела моя мама и Санин отец. Мать Игорька знала только о гитаре, об ансамбле не имела никакого понятия и ужасно перепугалась, решив, по-видимому, что речь идет о шайке малолетних преступников.
— Где ты был? — строго спросила мама, когда я вернулся домой. — Ну, что же ты молчишь?
— На почте, Сане помогал…
Мама всплеснула руками:
— Ничего не понимаю! Ты мне говорил, что Саша работает на почте для того, чтобы собрать деньги на гитару, а его отец сказал на собрании, что гитара у него давным-давно есть…
— Правильно. Но деньги нам нужны на аппаратуру.
— Какую еще аппаратуру? — недовольно осведомилась мама.
— Два усилителя у нас есть, нужно купить еще один, потом колонки, «чарлик» и барабан…
Мама вздохнула:
— Вместо учебы у тебя на уме одни барабаны! И учителя вами недовольны. Вчера, оказывается, вы подняли на ноги всю школу.
— Никто не поднимал. Мы просто репетировали.
— А почему не спросили разрешения?
— В следующий раз спросим.
— Следующего раза не будет. Маргарита Ивановна считает, что вы должны репетировать дома.
— А почему тогда девятиклассники в актовом зале играют?
— У них настоящий ансамбль, а у вас только баловство.
— Что-что? — обиженно переспросил я.
— Игра, — поправилась мама. — На собрании учитель ботаники так и сказал.
— Если хочешь знать, эти девятиклассники играть не умеют! — возмутился я.
Из ванной вышел отец:
— Тише! Тише!
— Представляешь, сегодня меня вызывали в школу по поводу его ансамбля, — сообщила мама.
— На родительское собрание, — уточнил я (терпеть не могу, когда сгущают краски).
— Да, — подтвердила мама. — Но там говорили в основном об ансамбле, о том, что эта затея вредно отражается на вашей успеваемости.
— Отметки у меня нормальные, — твердо сказал я.
— Как же, нормальные! — возмутилась мама и швырнула на стол мой дневник; оказывается, в мое отсутствие его извлекли из сумки.
— За последнюю неделю ни одной пятерки, — сообщил отец, перелистав дневник.
— И по дому совсем не помогаешь, — добавила мама. — Почему картошки вчера не купил? Я же оставляла тебе записку.
— Вчера не мог, я сейчас схожу, — вздохнув, сказал я.
Я взял сетку и отправился за картошкой. На улице было уже совсем темно, но фонари вдоль шоссе почему-то не горели. Только на площади было светло: из огромных окон «Универсама» лился холодный дневной свет.
У входа в магазин я налетел на Игорька. В руке он держал сетку с батоном.
— Влетело? — с ходу выпалил я.
— За что?
— Сегодня родительское собрание было. Твоя мать там была.
Игорек побледнел, но тут же нашелся:
— Ну и пусть, я скажу, что это враки, что ни в каком ансамбле я не играю.
— Подожди меня, я сейчас картошку возьму, и зайдем к Сане, — попросил я и нырнул в магазин.
В магазине я занял очередь в кассу с табличкой «1–2 предмета», потом сбегал за картошкой и через пять минут уже был на улице. Но Игорек исчез, как сквозь землю провалился. Я бросился налево, за угол, подумав, что Игорек меня разыгрывает и спрятался где-то поблизости.
Около телефонных будок никого не было. Я повернул обратно и тут же увидел Игорька. Он прятался за палаткой «Овощи и фрукты». Подбежав к палатке, я спросил:
— Ты чего?
Вместо ответа Игорек показал пальцем на автобусную остановку. Там стоял его отец и разговаривал с каким-то мужчиной в очках.
— Все, — в ужасе пролепетал Игорек. — Это мой учитель из музыкальной школы. Я уже две недели там не был.
Неделю мы не репетировали. Игорек каждый день до посинения бренчал на пианино, наверстывая упущенное. На почте мы крутились вдвоем с Саней, для которого собрание прошло без последствий. Я демонстрировал свои достижения, а Игорек отмечал в записной книжке, какие песни ему следует учить в первую очередь.
— Ну, как идут дела у ансамбля? — спросил отец, войдя в мою комнату: ему понадобилась стремянка с балкона.
— Плохо, — вздохнув, признался Игорек.
— Репетировать негде, — уточнил я.
Я не терял надежды, что родители рано или поздно разрешат мне репетировать дома.
Как-никак за последнюю неделю я не получил ни одной тройки, каждый день выносил мусорное ведро и один раз по собственному желанию помыл посуду.
— В жилом доме репетировать неудобно, — согласился отец. — Ты последнюю «вечерку» читал?
Я помотал головой.
— Здесь вот написано кое-что забавное.
Отец прочитал вслух заметку, в которой говорилось, что ученые замерили громкость звучания бит-группы «Слэйд». Приборы показали 140 децибел, а ракетный самолет производит при взлете шум в 145 децибел.
— Но мы же не «Слэйд»! — сказал я.
— Подожди, я не кончил, — остановил меня отец. — «После концерта у некоторых зрителей наблюдается временная потеря слуха».
Читая эту фразу, отец показал пальцем на нас, как будто виноваты в потере слуха у зрителей мы с Игорьком.
— Наш усилитель дает всего семь ватт, — заметил я.
— На старой квартире у нас был ансамбль. Он всегда репетировал дома, — подхватил Игорек.
— Значит, там стены были потолще, — сказал отец.
Я понял, что моим надеждам не суждено сбыться.
— А почему бы вам не репетировать в школе? — предложил отец.
— Не разрешат, — уверенно сказал я.
— Почему? — спросил отец.
— В школе уже есть один ансамбль, — объяснил Игорек.
— Что же, боятся конкуренции? — улыбнулся отец.
Я пожал плечами: нам было не до смеха.
Через три дня я понял, что отец ходил в школу и разговаривал об ансамбле. На большой перемене Маргарита Ивановна вдруг ни с того ни с сего подошла к нашей компании.
— А ну-ка расскажите мне про ваш ансамбль.
Слово «ансамбль» она произнесла вполне спокойно, без всякой иронии.
— Мы только учимся, — объяснил Саня.
— А кто вас учит?
Я хотел рассказать про Витю, но Саня незаметно толкнул меня локтем.
— Сами, у нас самоучитель есть.
— А что вы играете?
— Разные песни, — сказал Игорек.
— Например?
— Вы «Песенку студентов» знаете?
— Кажется, нет.
— Ее девятиклассники на Новый год исполняли, — напомнил Игорек. — Только они петь не умеют, а мы поем.
— Очень хотелось бы вас послушать, — сказала географичка.
Сообразив, что под это дело можно запросто выпросить разрешение на репетиции в школе, мы согласились.
— А на «Огоньке» вы сможете выступить? — вдруг предложила классная.
— На «Огоньке»?! — переспросили мы хором.
— Да, на «Огоньке». Я думаю, мы проведем его на следующей неделе.
Мы с Саней переглянулись. Пока мы размышляли, соглашаться или нет, Игорек солидно произнес:
— Конечно, можем!
— Вот и отлично, — обрадовалась классная.
Когда Маргарита Ивановна отошла, я мрачно спросил, что будем делать.
— Как что? — не понял Игорек. — Играть.
— Что играть? — спросил Саня.
— «Песенку студентов», — бодро начал Игорек. — Потом «Только ты…», «Песню о Москве».
Я пожал плечами. Выходить на «Огонек» с тремя песнями было бы неслыханным нахальством.
После пятого урока мы сидели на лавочке в раздевалке. Шестым уроком в расписании стоял труд, но трудовик заболел, и все ребята разошлись по домам.
