Александр Ампелонов - Специальный приз

После уроков все ушли на кросс. Все, кроме Леши. Он валялся на кровати и читал «Трех мушкетеров».

За окном было мокро и серо, уныло моросил дождь. Лешка поежился, отвернулся к стене и закрыл глаза. Перед ним ярко, как в кино, вспыхнула картина: прямо в море садилось оранжевое солнце, а вдогонку ему, лихо пришпоривая коня, летел д’Артаньян с письмом королевы. Д’Артаньян был почему-то белобрыс и как две капли воды похож на него, Лешку.

Лешка вздохнул и, лениво потягиваясь, вышел в коридор. В интернате было тихо и пусто, как на каникулах. Лешка осторожно толкнул дверь в палату девчонок, одолжил совок и помчался в туалет за шваброй… Вот уже три месяца он убирал палату в одиночку. На стене висел график дежурных, утром после обхода в нем появлялись отметки, но никто из взрослых не догадывался, что дежурит один-единственный человек — Леша Рыбкин.

Началось это так. Однажды Володя Жуков попросил Лешу подежурить за себя. Леша согласился, даже обрадовался. Володя был любимцем отряда, легко учился и при этом нисколечко не зазнавался, никогда никого не обижал, не обзывался, как некоторые. О таком друге можно было только мечтать… Когда опять подошла Володина очередь, Леша по собственному желанию отдежурил за него еще раз. Так и повелось.

В палате было пять коек. Одна из них пустовала. У дверей спал Женька Снетков. Ростом он не вышел, но в футбол играл лучше всех и считал себя важной птицей. За шкафом обитал Сашка Гусев, неповоротливый, шестидесятикилограммовый гигант. Три раза в неделю он ходил в секцию борьбы, а в остальные дни копил силы для новых тренировок. В один прекрасный день убирать палату Сашке надоело, и Леше пришлось уступить.

Потом прицепился Снетков:

— Вобла! Подмети за меня! Мне некогда.

— Что я — рыжий, за всех убирать? — осторожно возразил Леша, оттолкнув от себя швабру.

— До ужина не уберешь — двадцать «персиков», — предупредил Женька.

Лешка долго размышлял, как быть: убирать неохота, а подзатыльники получать — тем более. В конце концов порешил — ни нашим, ни вашим: у Женьки под носом со шваброй повертелся, и точка. Даже пыль вытирать не стал.

После обхода в графике выросла жирная тройка.

— Ты что, назло? — как коршун, налетел Женька. — Для Володьки, значит, на пятерочку убрал, а мне чуть двойку не влепили!

Он повалил Лешу на кровать и, оттягивая указательный палец, стал больно хлестать по затылку.

В этот момент скрипнула дверь. Женька струхнул, сбился со счета. В палату заглянул Володя. Леша встрепенулся, оторвал лицо от подушки: он ждал бури. Но бури никакой не случилось. Володя шепнул:

— Воспитатель в коридоре!

И закрыл дверь. Лешка зарылся в подушку и горько заплакал.

— …Алеша! Ты что, меня не слышишь?

Леша вздрогнул и уронил швабру. На пороге стояла Татьяна Ивановна.

— Ты почему на кросс не пошел? Заболел?

Леша растерянно моргал. Воспитатели дежурили через день, и сегодня у Тани, как дважды два, был выходной.

— Долго ты будешь молчать? — нахмурилась Таня.

Леша поднял швабру и снова принялся мести пол.

— Я дежурный.

— Уборка у нас вечером, после самоподготовки… Разве ты этого не знаешь? Ну почему так получается: как интересное дело — ты в стороне?

Леша возил по полу шваброй и молчал.

— А почему ты сегодня дежуришь?

— Моя очередь, — брякнул Лешка и похолодел: вдруг Таня проверит график.

— Но вчера… Вчера я, кажется, тоже видела тебя со шваброй…

— Я помогал…

— Кому?.. Ну что же ты все время молчишь, Алеша? Я же тебе не враг. Объясни по-человечески…

Леша понимал, что молчанием своим он обижает Таню, и это мучило его больше всего. Таня, Татьяна Ивановна, приняла Лешину группу год назад, сразу после института. В интернате ее полюбили, хотя уроки она проверяла каждый день и за дисциплиной следила достаточно строго.

Вечером, после отбоя, Леша крался по коридору в туалет — Гусев послал его мыть кеды. Он уже был на полпути к цели, когда дверь в палату девчонок неожиданно распахнулась и в коридор упала яркая полоска света.

— Алеша, ты куда это собрался? Тебя отбой не касается? — удивленно спросила Татьяна Ивановна.

— Кеды мыть, — сказал Леша, на всякий случай спрятав руки за спину.

— А сразу почему не помыл?

— Не успел.

— Да ты ведь на кроссе не был! — спохватилась Таня. — А ну-ка повернись… И размер не твой. Чьи кеды?

Леша растерянно молчал. Таня схватила его за руку и повела по коридору. Войдя в палату, она строго спросила:

— Это чьи кеды?

— Мои, — смущенно признался Сашка.

— Ты что, Гусев, сам свою обувь помыть не можешь?

— А что такого? — возник Женька. — Может, Вобла у него адъютант.

— Я жду, — сказала Таня.

Сашка нехотя вылез из-под одеяла. Таня бросила кеды на пол и, прикрыв дверь в спальню, огорченно спросила:

— С какой стати ты для них лакеем сделался? Не стыдно? Какой из тебя мужчина получится?

Леша молчал, опустив голову. Из палаты вывалился Гусев. Таня поманила его к окну, где стоял столик и два кресла. Леша вернулся в палату.

— Ты по какому праву превратил Рыбкина в адъютанта? Он что, не такой человек, как ты?

— Никто его не превращал, — вяло заметил Сашка. — Это Женька придумал.

— А кеды?

— Он сам… предложил… Давай, говорит, помою.

— Сам? А за всех дежурит он тоже сам? И вообще он все время какой-то пришибленный, будто чего-то боится.

Сашка пожал плечами и сказал:

— Чего ему бояться?

— Твоих кулаков, например.

— Враки! Мне драться нельзя. У нас тренер за это из секции выгоняет.

— Хорошо, — Татьяна Ивановна вздохнула, — иди.

Гусев вернулся мрачный, будто потерпел поражение на ковре.

Женька поднялся ему навстречу:

— Ну что?

— Ничего. У Воблы спроси.

— Капнул? — возбужденно воскликнул Женька.

— Кто капнул? — возмутился Лешка. От волнения он начал заикаться. — Никто не к-капнул.

— Она про дежурство узнала, — пояснил Гусев.

— Это еще доказать нужно… — испуганно протянул Женька. — Если Вобла не подтвердит…

Дверь в палату распахнулась.

— Почему после отбоя разговоры? — спросила Таня.

Щелкнул выключатель, стало темно. Таня вышла, но дверь в коридор осталась открытой.

— Вовка, что это она? — зашептал Снетков. — Сходи попроси свет оставить. Почитать хочется.

— Сходи сам, — предложил Жуков.

— Лучше ты.

Жуков нехотя влез в тапки и выглянул в коридор. В окно тускло светил уличный фонарь. Таня сидела в кресле, подперев голову рукой. В остальные палаты двери были закрыты.

— Володя, ты что? — Она поднялась ему навстречу.

Володя улыбнулся. Он нравился Тане и знал это.

— Татьяна Ивановна, Гусев Воблу не бьет, честное слово! Я ни разу не видел.

— Почему Воблу? Разве у Рыбкина имени нет?.. Если человек слаб, пользоваться этим подло и низко! Вчера Алеша у вас по палате дежурил и сегодня. Почему?

— Наверное, поменялся…

— Не верю я в это, — твердо сказала Таня. — А то, что все это происходит в твоей палате, непонятно и обидно. Человек ты как будто хороший, честный. Но хорошие люди на вес золота не потому, что они сами по себе хорошие. А оттого, что вокруг них всегда правда и справедливость.

— Понятно, — сказал Володя и, позабыв, зачем вышел в коридор, пошел спать.

Через неделю появился новенький. Его привела Таня и сказала:

— Знакомьтесь, ребята. У нас новый воспитанник — Сыроежкин Сережа.

Новичок доверчиво улыбнулся, и Женька обнаружил, что у него нет переднего зуба.

— Где это тебе зуб выбили?

— На футболе, — простодушно сообщил новенький. — Когда я на воротах за «Динамо» стоял.

— За «Динамо»? — недоверчиво переспросил Женька. Сам он никогда в настоящей команде не играл, и теперь ему грозила опасная конкуренция.

— Честно, я за «вторых» детей играл. Там две детские команды.

— С твоими талантами только за ползунков стоять…

— Хватит тебе, Женька! — вмешался Володя. — Лучше бы мяч надул.

После полдника ребята затеяли футбол. Женька оделся быстрее всех. Он встал посреди палаты в эффектную позу и, поправив гетры, принялся подбрасывать головой мяч. Раз-два-три… Жонглируя, он косил глаза на Сыроежкина, но тот сказал:

— У нас один парень так двадцать пять раз делал.

— Сыр, ты пойдешь? Мы с третьей палатой играем. Хочешь, на ворота встанешь? — предложил Гусев.

Сыроежкин сухо сказал:

— Меня Сережей зовут.

— Смотри какой нашелся! — возмутился Женька. — Может, тебя еще по имени и отчеству называть? Пошли. Без мастеров обойдемся! За нас Вобла постоит.