«Да что же это такое! — хотел было возмутиться Сорокин. — Зря, выходит, мы всю ночь работали?!»
Но тут командир взвода внимательно посмотрел на Сорокина и сказал, словно угадав его мысли:
— В современной войне быстро сменить позицию — это, может быть, самое важное. Противник начнёт обстрел, а нас давно уже нет там, где он рассчитывает. А вот кто поленится, — и опять командир взвода внимательно посмотрел на Сорокина, — тому несдобровать… Вопросы есть?
— Нет вопросов, — сказал Сорокин. Он подумал, что слова командира взвода должны понравиться Валерке — стоит их запомнить.
— Тогда по машинам! — сказал командир взвода.
И опять заурчали моторы, двинулись машины вперёд. Прощайте, отлично вырытые окопы, и укрытия для машин, прощайте, приказ есть приказ…
Только прибыли на место назначения, новая команда: развернуть радиостанцию, обеспечить связь.
Со стороны посмотреть — кажется, даже и не очень торопятся солдаты, и командир взвода их не подгоняет, а на самом деле всё у них до секунды рассчитано: сколько времени нужно, чтобы антенну поднять и укрепить, сколько, чтобы кабель протянуть, сколько, чтобы движок запустить.
Лишь теперь Сорокин заметил, как болят у него руки после ночной работы, как горят ладони.
Развернули радиостанцию, связь установили — а тут и отбой тревоге.
И вроде бы радоваться нужно Сорокину — опять увидит он сегодня вечером и мать и Валерку, а в то же время и жаль, что так быстро кончилась тревога и снова не выпало никакого чрезвычайного происшествия…
И снова трясся Сорокин-старший в машине, рассматривал вздувшиеся на ладонях мозоли и предавался грустным размышлениям.
Рядом с ним ехал рядовой Бегунков, который в своё время погасил пожар в посёлке, и сержант Скрипкин, который нырял в ледяную воду, и ефрейтор Коновалов, который спас кошку, застрявшую в водосточной трубе… А ему, рядовому Сорокину, по-прежнему не о чем было рассказать своему брату…
13. Что подслушал Сорокин-старший
Ближе к вечеру Сорокин-старший отправился в канцелярию роты за увольнительной запиской. Дверь в канцелярию была приоткрыта, и он остановился. Он вовсе не собирался подслушивать, о чём говорят командиры, он только хотел определить по голосам, не будет ли его появление некстати.
Разговаривали командир взвода и замполит.
— …Я просто поражаюсь… — говорил командир взвода. — Его стало не узнать. Раньше, прежде чем приступить к работе, он извёл бы всех. «Товарищ лейтенант, а мне лопата тупая досталась…», «Товарищ лейтенант, а почему второй взвод не копает, а мы надрываемся — они что, лучше нас, да?», «Товарищ лейтенант, почему перекура долго нет?» — Командир взвода проговорил всё это ноющим голосом, он явно кого-то передразнивал, только Сорокин никак не мог отгадать, кого, — вроде не было в их взводе ни одного солдата с таким противным голосом…
Он постучался и вошёл в канцелярию.
— А-а! Сорокин! — воскликнул замполит, старший лейтенант Кудрявцев. — Лёгок на помине. Мы только что о вас разговаривали.
«Да неужели? — поразился Сорокин. — Вот уж никогда бы не подумал, что у меня может быть такой отвратительный голос!»
Но вслух он этого, конечно, не высказал, ждал, что ещё скажет замполит.
А замполит сказал:
— Вот ведь можете, Сорокин, быть хорошим солдатом, когда захотите. Хвалит вас командир взвода. Говорит, отличились сегодня ночью. Ну что ж, Сорокин, я рад, что не ошибся в вас. Так можете и матери вашей и брату вашему передать. Ясно?
— Так точно! — радостно сказал Сорокин. И на всякий случай сам прислушался к своему голосу.
Уже темнело, когда рядовой Сорокин подошёл к гостинице. Настроение у него было отличное. Разумеется, не мешало бы ему иметь в руках что-нибудь существенное для подтверждения слов замполита. Например, часы, на которых витиеватыми буквами было бы выгравировано: «Рядовому Сорокину — за умелые действия во время полевых учений», или, на худой случай, шахматную доску с металлической пластинкой: «Рядовому Сорокину от командования части», или… Короче говоря, что-нибудь такое, что бы он мог без лишних слов, как бы между прочим, показать матери и Валерке…
Вот ведь какое странное дело — когда ему и похвастаться было нечем, он не прочь был расписать свои заслуги, а теперь, когда и правда есть чем похвалиться и привирать не надо, Сорокин вдруг почувствовал, что неловко ему рассказывать о самом себе. Впрочем, мать по его настроению и сама, наверно, догадается. Не может быть, чтобы не догадалась.
Весело взбежал он по гостиничной лестнице, протопал по коридору, влетел в номер.
— Разрешите доложить, рядовой Сорокин прибыл! — прокричал он. — Вольно, вольно, — скомандовал затем он сам себе и только тут обнаружил, что всё его представление пропало даром: Сорокина-младшего в комнате не было.
— А где же Валерка? — спросил он.
— Как? Разве ты его не встретил? — И выражение беспокойства появилось на лице матери. — Он же только что выскочил в коридор. Извёлся совсем — всё тебя ждал, чуть шаги услышит — сразу бежит…
— Хм, — сказал Сорокин-старший. — Боюсь, не слишком ли далеко он выскочил…
Он вышел в коридор, заглянул к дежурной, спустился по лестнице — Валерки нигде не было.
Тогда он выбежал на крыльцо, громко позвал Валерку.
Никто не откликался.
14. Как Сорокин стал Воробьёвым
И почему люди так быстро забывают свои обещания!
Ведь клялся же Сорокин-младший самому себе после злополучной прогулки по военному городку, что больше шагу не шагнёт никуда без разрешения, клялся и верил, что так оно и будет.
А что получилось?
Целых двое суток скучал и томился Сорокин-младший. Все его покинули, все забыли. И генерал уехал, распростился с Сорокиным, укатил к своему любимому внуку. И брат не появляется. И неизвестно ещё, когда появится. Кто скажет, когда кончатся учения? Никто не скажет. Секрет, военная тайна.
Гулял Сорокин-младший с мамой по улицам, обедал в диетической столовой, смотрел в гостинице телевизор. Держал своё слово.
И когда в тот вечер он выскочил из комнаты, он, и правда, хотел только посмотреть, не идёт ли брат, он, и правда, вовсе не собирался выходить из гостиницы.
Но только он высунулся на крыльцо гостиницы, как увидел этого человека. Человек был удивительно похож на его брата. Конечно, лица в сумерках Валерка разглядеть не мог, но и рост и походка — всё было похоже. Никаких сомнений, что это его брат, не оставалось.
Однако Сорокин-старший почему-то быстро уходил прочь от гостиницы! Вот что было самое странное!
Валерка соскочил с крыльца и помчался вслед за братом. Когда между ними оставалось всего несколько метров, тот обернулся, и Валерка сразу понял, что ошибся.
Незнакомый парень погрозил Валерке пальцем и пошёл дальше.
А Валерка остался стоять один посреди тёмной улицы.
Теперь ему и вовсе не хотелось возвращаться ни с чем назад, в гостиницу.
«Дойду только до угла, — сказал он себе. — И всё. Если не встречу брата, возвращаюсь назад».
Он дошёл до угла.
Сорокина-старшего по-прежнему не было.
«А теперь вон до того столба. И всё. Дальше ни шагу».
Несколько прохожих попались навстречу Валерке. Нарядные девушки пробежали бегом, — видно, опаздывали в клуб, на танцы. Нога в ногу, словно в строю, прошли два офицера.
«Ага, — отметил про себя Сорокин-младший. — Видно, учения уже кончились.
Теперь-то уж просто смешно было возвращаться, так и не встретив брата.
«Ну вот, до следующего фонаря. И точка, дальше ни сантиметра».
После фонаря было ещё дерево, а после дерева ещё один фонарь, а после этого фонаря газетный киоск, а после газетного киоска ещё одно дерево, а после ещё одного дерева — ещё-ещё одно дерево…
Ноги упрямо несли Валерку всё дальше и дальше.
Наконец он уткнулся в забор.
Сорокин-младший сразу догадался, что это за забор. За этим забором на фоне тёмного неба едва виднелись таинственные очертания антенн, ветер доносил оттуда слабый запах бензина и отдалённое рокотание моторов…
И сразу Сорокин-младший вспомнил все свои беды: вспомнил, как поймали его солдаты-химики и как увёл его генерал, когда началась тревога, тоже вспомнил. Неужели он так и уедет, больше не побывав в военном городке, так и не увидев близко могучих тягачей и других замечательных машин?
И тут Сорокин-младший увидел дыру в заборе.
«Да что же это такое? — обеспокоенно подумал Сорокин-младший. — Любой шпион может пролезть сквозь такую дырищу!»
И ещё он подумал, что надо обязательно доложить командиру об этой лазейке, пусть эту дыру заколотят крепкими досками и большими гвоздями, а ему, Сорокину-младшему объявят благодарность за бдительность.
