— Угу.
— А я и не знала, что у тебя такой чудесный брат, — Джоанна впервые сказала мне столько слов сразу.
Фадж расплылся в улыбке.
— Чудесный, да, я такой.
— А я Дэниел Манхейм. Мне шесть.
— Мы поняли, — сказала Элейн.
— Имеете что-нибудь против? — Дэниел выпустил на сцену «крутого парня».
— Ага, — сказала Элейн и подняла два сжатых кулака к носу Дэниела. — Защищайся!
Дэниел заревел:
— Не бей меня… не бей, пожалуйста, мне всего шесть, — и закрыл лицо руками.
— Не собираюсь я тебя бить, рёва! Я колочу только больших мальчишек. Правда, Алекс? — с этими словами она двинула кулаком ему в живот.
— Прекрати! — выдохнул Алекс.
Дэниел стал подпрыгивать и петь:
— Он сказал плохое слово, он сказал плохое слово…
— Замолчи, — сказала Дэниелу Элейн. — А то и тебе достанется.
— Ты говорила, что маленьких не трогаешь, — заканючил Дэниел. — Мне всего шесть, помнишь?
— Давайте вы уже все помолчите, — предложила Шерон, глядя в землю.
Мы зашли в кинотеатр и купили попкорн и кока-колу. Потом нашли места малышни, усадили их и ушли в другую часть зрительного зала, где сели вшестером на свободный ряд. Сначала прошёл Алекс, за ним Джимми и я, следом Джоанна, Шерон и Элейн. Интересно, Джоанна специально подгадала так, чтобы сесть рядом? Потому что я специально подгадывал.
Когда начался фильм, Джоанна предложила мне попкорна, а когда я залез в её коробку, мы коснулись друг друга пальцами. Потом я угостил её своим попкорном, и наши пальцы повторили трюк с прикосновением. Мои, правда, уже были жирными от попкорна, но мне было всё равно. Я больше думал о сидящей рядом Джоанне, чем о фильме, но, может, это оттого, что второй раз смотрел.
Супермен как раз собрался целовать Лоис Лейн, и тут вдруг мне за шиворот проскользнуло что-то ледяное и мокрое, — от неожиданности я ойкнул, причём довольно громко.
Фадж висел на спинке моего кресла с пригоршней ледяных кубиков из стакана колы.
— Привет, Пита.
— Ах ты… — но пойди поймай его. Он уже нёсся по проходу к своему ряду.
— Держи, — Джоанна протягивала мне салфетку.
— Ты не поможешь? Я не дотянусь до спины.
Джоанна промокнула мне шею и спину. Покончив с этим, положила руку на подлокотник рядом с моей, и в следующий миг мы уже держались за руки! Ладонь у неё была мягкой, но холодной.
После кино девочки пошли домой в одну сторону, а мы все в другую.
— Ну и каково это — влюбиться? — спросил меня Алекс.
— Ты о чём? — спросил я.
— Ты о чём? — передразнил меня Алекс.
А Джимми деловито спросил:
— Когда свадьба?
— Замолчите вы оба! — сказал я.
Пока дошли до дому, Джимми с Алексом болтали как закадычные друзья, знакомые лет сто, не меньше, а я оказался в стороне.
Папа сварил здоровенную кастрюлю спагетти, и Дэниел заглянул в неё и смотрел, пока мама не сообщила ему, сколько именно лука пошло на подливку. Но это не всё. Ещё она приготовила горошек. Забавно. Обычно мы едим спагетти с салатом.
— Я не ем ничего с луком, — заявил Дэниел. — И горох не ем. А что у вас ещё есть?
— А ничего, — сказала мама.
— Тогда я, наверное, пойду ужинать домой.
Мне показалось или мама улыбнулась?
После ужина Алекс сгонял домой за спальным мешком, и они с Джимми ночевали у меня в комнате на полу. Интересно, почему я не радовался, что они подружились? Если они друг другу понравились, ещё не значит, что им разонравился я. Однако мне стоило больших трудов себя убедить.
Всю следующую неделю Фадж ходил и говорил сам с собой:
— Для большинства людей он был Фаджем Хэтчером, обыкновенным мальчиком. И только его верная майна и его друг Дэниел знали правду. «Быстрее летящей пули, сильнее локомотива…»
— Ты помнишь, как я родился? — спросил он меня как-то утром.
— Да.
— Я взаправду рос внутри мамы?
— Да.
— У-у, — разочарованно протянул он.
— Ты чего?
— Раз я вырос у мамы в животе, значит, я не могу быть родом с другой планеты.
— Поверь мне, ты с Земли. Определённо. Спустя несколько дней Дэниел сообщил Фаджу, что его усыновили в младенчестве.
— Значит, Дэниел может быть с другой планеты! — решил Фадж.
«Да, — подумал я, — это бы многое объяснило».
— Может, он даже умеет летать.
— Не рассчитывай на это, — огорчил его я.
— Дэниел мой лучший друг, — сказал Фадж. — Если выяснится, что он с другой планеты, он возьмёт меня туда погостить.
— Шикарно! И не спеши возвращаться.
— Ты просто завидуешь, потому что у тебя нет летучего друга.
— У меня даже просто друга-инопланетянина нет, — сказал я.
— Ну и зря, Пита! — Он вдруг взял с места в галоп, замахал руками и заорал: — Птица-птица-самолёт!..
Папа записался на десять уроков китайской кухни. Купил большой котелок и четыре поваренных книги. Почти каждый вечер он сидел перед камином, с головой уйдя в чтение.
— Когда допишешь свою книгу, может, откроешь китайский ресторан, — подкинул я ему идею.
— Я не хочу открывать китайский ресторан, — сказал папа, не отрываясь от книги с названием «От А до Я китайской кухни».
— Я просто подумал: если отец Джимми Фарго был сначала актёром, потом стал художником, то и ты сможешь: сначала реклама, потом книга и готовка.
— Нет, — не согласился папа, — готовка будет для меня хобби, а не профессией.
— Угу. — Я помолчал, потом добавил: — Я хотел бы знать, что происходит у нас в семье, а то иногда вы забываете мне сообщить.
— А ничего не происходит, — сказал папа. Он пролистал пару страниц и обернулся к маме: — Может, приготовить завтра на ужин тушёного цыплёнка с зелёным луком, грибами, каштанами и имбирём?
— Звучит заманчиво, — сказала мама.
— А для меня заманчиво звучит какао и печенье в виде зверюшек, — сообщил Фадж. Он был какой-то подозрительно тихий — растянулся на полу с листом бумаги и толстым зелёным фломастером.
— Кому ещё какао и печенья? — спросила мама, поднимаясь с кресла и зевая.
— Мне! — крикнул я.
— Значит, единодушно, — сказал папа.
— Что такое единодушно? — спросил Фадж.
— Это когда все согласны, — объяснил я.
— Все согласны, — повторил Фадж. — Это хорошо. Я люблю, когда все согласны.
— А чего это ты там рисуешь? — спрашиваю.
— Я не рисую. Я пишу.
— Что ты пишешь?
— Письмо Санте.
— А не рановато? — спросил я. — Мы ещё не доели индейку со Дня благодарения.
— Чем раньше, тем надёжней, — изрёк он.
— Ты от кого это слышал?
— От бабушки, — сказал он.
— Так я и думал.
— Значит, одноподушно, — сказал Фадж.
— Слушай, пап, ты поаккуратней употребляй при нём длинные слова. Он опять всё напутал.
— Напутал… напутал… напутал… — забормотал Фадж.
— Наверное, нелегко писать письмо, когда не умеешь писать, — хмыкнул я.
— Я умею.
— С каких пор?
— С рождения.
— Очень смешно.
— Если ты не видел, как я пишу, это не значит, что я не умею. Правда, пап?
— Хорошая аргументация, Фадж, — похвалил его папа.
— Дай-ка мне посмотреть твоё письмо.
«А вдруг парень и впрямь научился писать? Вдруг он гений, а родичи не хотят, чтобы я об этом узнал, потому что я-то обыкновенный, — подумал я. — Может, они уже поняли, что он проскочит экстерном первый и второй класс. А то и всю начальную школу и на следующий год прямиком пойдёт в седьмой? Со мной на пару? А то, может, он один из тех ребят, которые в двенадцать поступают в колледж? Тогда про него напишут во всех газетах, и люди будут говорить: „Хэтчер? Хм-м-м… Знакомая фамилия. Ты, случайно, не родственник тому малышу-гению, Фаджу Хэтчеру?“ И я буду вынужден признаваться: „Да, это мой младший брат“. А они станут качать головой, приговаривая: „Да-а-а, жаль, тебе не перепало от его гениальности“. И посмеются, и пойдут прочь от меня…»
Я схватил письмо Фаджа и впился в него взглядом. И с облегчением засмеялся:
— Да это просто каракули.
— Ничего не просто! — сказал Фадж.
— Санта не сможет этого прочесть ни за что.
— Самое главное прочтёт.
— Да тут только один огрызок от слова разобрать можно: «вело».
— Это и есть самое главное, — заявил Фадж, выхватывая у меня бумажку.
— Давай помогу тебе написать настоящее письмо.
— Это и есть настоящее.
— Я помогу тебе написать ещё одно, оба пошлёшь, на случай, если Санте будет трудно понять, чего ты хочешь.
Я видел, как Фадж обмозговывает моё предложение. Когда он усиленно думает, он скручивает губы трубочкой и становится похожим на макаку.
— Ладно, — сказал он, протягивая мне зелёный фломастер и чистый лист бумаги. — Я тебе скажу, что писать.
