К обеду война была окончена, и Степан Васильевич вышел на свободу. Он им покажет! Он задаст! Кому — Степан Васильевич еще не знал, но предполагал, что такие найдутся.
Предположения не заставили долго ждать.
— Иван Дмитриевич, у вас не лагерь, а действующий вулкан: бурлит, пыхтит, стреляет. Нет, чтобы организовать подледный лов, то есть… э-э… поход по грибы или сбор ягод. Вы устраиваете настоящую войну. И это называется культурным мероприятием! — Чучкин вынул из волос соломинку.
— Но, Степан Васильевич…
— Понимаю, понимаю. Хотите сказать, что хотя мы мирные люди, но наш бронепоезд… Не в этом дело. Что дает такая игра? Развращает сознание. Воспитывает звериные инстинкты, агрессоров каких- то растит.
— Вы не правы.
— Прав я или не прав, пусть решает завком. Я напишу все как есть. Пусть разбираются. Кстати, где этот самый ваш Ножкин?
— Не Ножкин, а Копытин. Вы физрука имеете в виду?
— Его.
Терентьев высунулся в окошко и крикнул проходящей вожатой:
— Лиля, Копытина позови, пожалуйста.
— Сейчас, Иван Дмитриевич!
Через три минуты в комнату входил знакомый уже Чучкину «член военного совета», заправляя на ходу в джинсы цветастую рубашку.
— Прибыл, Иван Дмитриевич.
Терентьев махнул рукой в сторону крепыша:
— Степан Васильевич, вот тебе и Копытин. Георгий Николаевич, — теперь он обращался к Жоре, — прошу отнестись с уважением к нашему высокому начальству. Расскажи о своей работе. Освети достижения, покайся в грехах, нуждами поделись. В общем, действуй.
Последнюю фразу Иван Дмитриевич говорил, уже закрывая за собой дверь.
— Куда же ты, Иван Дмитриевич? — вскричал Чучкин. — Ты бы поприсутствовал.
— Я сейчас, — донеслось с лестницы.
«Что за мода такая? — раздраженно подумал Чучкин. — Все куда-то исчезают. Все говорят: «сейчас»…
— К вашим услугам, — произнес Жора.
Ну-с, — сказал Чучкин. — Побеседуем, товарищ Копытин.
Жора сразу смекнул, что беседа не предвещает ничего хорошего, но тем не менее любезно улыбнулся:
— Всегда готов, Степан Васильевич. Хотите посмотреть межотрядные соревнования по волейболу или наше футбольное поле?
Чучкин опешил от невозмутимости этого наглеца. Футбольное поле! Волейбольный матч! Но сдержался:
— Для начала познакомимся с планом спортивных мероприятий.
«Вот оно, начинается», — с тоской подумал Жора и полез в задний карман джинсов. Чучкин пристально следил за его движениями. Наконец Жоре удалось с трудом извлечь сложенный вчетверо тетрадный лист в клеточку. Развернув его, Жора начал читать:
— Пятнадцатого июля — межотрядные соревнования по волейболу, а также тренировка сборной. Тренировка футболистов, пловцов. Шестнадцатого июля — товарищеская встреча по футболу между командами «Ромашка-1» и «Ромашка-2»…
Чучкин прервал его:
— Товарищ Копытин, я ведь читать и сам умею. Давайте сюда ваш листок. Я вижу, у вас не план, а филькина грамота. Мятый листок какой-то.
«Лучшая защита — нападение, — подумал Жора. — В такой ситуации все равно нечего терять».
— Вам не нравится? Вам нужно, чтобы аккуратно в тетрадочке было? Пожалуйста, — с этими словами Жора спокойно на глазах разъяренного Чучкина разорвал свой план сначала на два куска, потом, сложив их, увеличил число клочков до четырех, потом до восьми.
— Что вы делаете?! — воскликнул Чучкин.
— Уничтожаю план, который вам не понравился. Только и всего.
— Хор-рошо. Об этом будет доложено.
Это были последние слова Чучкина, обращенные к Жоре на территории лагеря.
Жора облегченно вздохнул.
«А план действительно нужно составить. Терентьев бы тоже сказал — филькина грамота», — самокритично подумал Жора, потрясая горстью клочков бумаги. Об изодранном плане он не жалел: тетрадный лист был чистым.
Домой Степан Васильевич ехал злой и голодный. Он даже не простился с Терентьевым и прямо зашагал к электричке. По дороге его нагнал заводской «рафик», знакомый шофер притормозил:
— В город?
— В город.
— Садитесь.
В «рафике» уже сидел один пассажир.
— Серега, — представился он.
— Степан Васильевич, — представился Чучкин.
— Вы у нас вроде ревизора сегодня были? — подмигнул Серега. — Правильно. Всех их надо на чистую воду.
— Это кого же? — заинтересовался Чучкин.
— Да всех. Жулье тут.
Степан Васильевич, было оживившийся, приуныл, поскольку почувствовал, что Серега склонен к преувеличениям.
— А конкретно?
— Конкретно трудно сказать. Вот примерчик вам. Про битлов слышали? Отличнейшую пластинку я достал. Пол Маккартни и Джон Леннон. По случаю. Выменял на бразильские подтяжки. Пропала. Ну, как сквозь землю…
— И кто ж ее взял? Кого вы подозреваете?
— Ну знаете, подозревать опасно. Пойдут разговоры: вот, мол, развожу клевету. Но я все-таки думаю: без тети Фени, нашей поварихи, здесь не обошлось.
— Это почему же?
— Я тут при ней как раз заводил. Она услышала и говорит: «Какую только пакость не придумают! Орут будто оглашенные, с ума сойти можно. Такую музыку уничтожать надо». Думаю, она и уничтожила.
Степан Васильевич вздохнул и промолчал. Подобная информация ничего не давала для отчета. Хотя, конечно, можно насчет подбора кадров что-нибудь сказать.
Сергею стало скучно, и он решил продолжить беседу:
— А вообще народ ничего подобрался. Отличнейший коллектив. И спортом, спортом все занимаются. Даже я вчера гранату кидал. Копытин привлек. Говорит: «Я тебя заставлю на золотой значок ГТО сдать».
Это уже заинтересовало Чучкина.
— А что, Копытин — толковый парень? С обязанностями справляется? — равнодушно глядя в окошко, спросил он Серегу.
— Отличный парень. Тут до него был Пал Палыч. Все сидел, марки через лупу рассматривал. А то уйдет в лабораторию карточки делать, так на всю ночь. Поговорить не с кем. А у нас комнаты рядом. Ткнешься к нему — пусто. А у меня, знаете, бессонница бывает. Вообще-то я сплю крепко, как сурок, но иной раз…
Поскольку Серегин сон мало интересовал Чучкина, Степан Васильевич попытался перевести разговор на Жору.
— И хороший физкультурник ваш Копытин?
— Будь здоров! Пятаки гнет — в метро потом не проникнешь. Крутится как белка в колесе. Ну еще бы! Тут ребятишки те еще! Один недавно чуть не утонул. Жора соревнования устроил. А тот возьми — и бултыхнись в речку. Еле откачали. Не завидую Жоре. У меня работа куда спокойнее. Да и к культуре ближе…
Степан Васильевич еще немного порасспрашивал Серегу, но новых материалов не получил. Впрочем, услышанного было достаточно: он теперь знал, что писать в отчете.
Глава девятая ЛИЛИИ ДЛЯ КАТИ БЕРЕЖКОВОЙ, ИЛИ ТАЙНЫ МАДРИДСКОГО ДВОРА В ПИОНЕРСКОМ ЛАГЕРЕ «РОМАШКА»
В этот вечер в лагере крутили кинофильм «Пропажа свидетеля». Копытин смотреть картину не пошел. Приехала из Москвы Наташа. Какая уж тут картина!
Жора сидел с Наташей у окна и думал, глядя на ее длинные волосы, как же они помещаются в резиновую шапочку, когда Наташа плавает.
В дверь постучали.
— Войдите, — нехотя крикнул Жора. Вот уж некстати принесла кого-то нелегкая.
Дверь отворилась, и порог переступил Борька Мамалыкин.
— Можно? — Наташу он явно не ожидал увидеть и поэтому остановился в нерешительности.
— Заходи, заходи, — приподнялся Жора. — Ты что?
— Да я это… я к вам.
— Садись. Рассказывай, что у тебя.
Мамалыкин сел, снова посмотрел на Наташу.
— Я, знаете… — Борька помялся. — Хотел поговорить.
— Ну и говори. Время у меня есть.
— Да я, Георгий Николаевич, это… По личному делу. Я лучше потом зайду, попозже.
— Давайте сделаем вот что, — вмешалась Наташа. — Я вижу, у вас тут мужской разговор предстоит. Так сказать, тайны мадридского двора. Вот вы и поговорите наедине. А я пока пройдусь к реке, прогуляюсь.
Наташа ушла. Мамалыкин чувствовал себя неловко.
— Вы меня извините, Георгий Николаевич, — сказал он. — Я, правда, мог и попозже.
— Ладно уж, — махнул рукой Жора. — Выкладывай.
Борька молчал, не знал, с чего начать. Наконец он произнес:
— Только между нами, Георгий Николаевич, ладно?
— Действительно тайны? — невольно улыбнулся Копытин.
Но Борька оставался серьезным.
— Георгий Николаевич, а как по-вашему, Ветка уже хорошо плавает?
Жора был разочарован: он-то приготовился услышать нечто невероятное.
— Об этом нужно было спросить у Натальи Сергеевны, она ведет кружок плавания, а мы ее выставили.
— Я же говорил, могу зайти попозже.
— Ты говорил! Ты говорил, у тебя разговор по личному делу.
— По личному. Только не по моему, а по Веткиному.
— Вот и пришел бы он сам. Зачем же тебя присылать?
