Комендант забрел в озеро и хотел поплыть, но бабушка Маша строго предупредила:
— Савелий, не доводи меня до инфаркта. Не вздумай лихачить. Отошли годики, когда через реку переплывал…
— Утону — домой не приду, — пошутил Савелий Иванович.
— Вот-вот, оставляй меня одну под старость лет, — сказала бабушка Маша, и Хромой Комендант, наскоро окупнувшись, послушно вылез на берег.
По дороге в поселок Игорек шел с Яшкой и рассказывал, какая перспектива ожидает недавнего Робинзона.
— Теперь мне станет легче, — рассуждал он. — Бабушка Маша от меня отступится и начнет воспитывать тебя. Утром зарядку будешь делать. Ну, зубы чистить обязательно.
— По-правдишному? — поинтересовался Яшка. Зубы он не очень любил чистить.
— Еще как. Меня она учила гладить рубашку. Чтобы я дармоедом не рос. Но я прожег рукав, и бабушка отступилась — сказала, что у меня нет выдержки. Что-что, а вязать носки она тебя обязательно заставит.
— Брось заливать. Не на того напал, — не поверил Яшка Игорьку.
— Вязать еще можно, — продолжал Игорек, будто и не слышал реплики собеседника. — Мне даже нравится спицами играть и клубком дразнить кота. А вот крестом вышивать не могу научиться…
— Иди ты! Я тебе не девчонка: вязать-вышивать…
— Я тоже не девчонка, а бабушка Маша мне показывает, как стряпать ватрушки, пончики, всякие финтифлюшки. Научишься, опять убежишь куда-нибудь подальше в кусты — и начнешь стряпать, потому что от одной вареной картошки и ноги можно протянуть…
Яшка покосился на мальчишку. Он никак не мог понять: или тот разыгрывает его, или в самом деле бабушка Маша заставляет своих подопечных вязать, вышивать, стряпать. В общем-то, Яшка не очень верил Игорьку, но на всякий случай спросил:
— Как же ты терпишь все эти финтифлюшки-пончики?
Игорек хитро стрельнул глазенками и вздохнул:
— Куда денешься? Когда баба Маша начнет учить тебя шить на машинке трусы, вот тогда взвоешь…
— Ну уж нет, — пригрозил кому-то Яшка. — Не на того напали.
Он с подозрением начал посматривать на бодро шагавшую бабушку Машу.
Около поселка Яшка остановился и сказал:
— Дальше не пойду.
— Мы же договаривались, — недоумевала ничего не подозревавшая Мария Федоровна. — Поживешь у нас, скучать не придется.
— Это точно — не заскучаешь. Тут меня, спасибо, ввели в курс дела…
Яшка был упрямым человеком. И сколько бабушка Маша и Савелий Иванович не бились — уговорить его так и не смогли.
— Несколько дней перекантуюсь где-нибудь, а там видно будет, — сказал он.
Игорек ухмыльнулся.
Старики, обиженные и глубоко разочарованные, ушли домой. Ребята остались втроем.
— Чего это ты закапризничал? — спросил Антошка. — Пацан тебе ахинею городил, а ты все за чистую монету принял…
— Я бабу Машу тоже не первый день знаю. Вязать-то она, может, и не будет учить, а как начнет воспитывать — свет белый не взлюбишь…
Люди возвращались с работы. Вечерело. Солнце потихоньку пряталось за вершину Маяковой горы. От озера пахло сыростью. В воздухе загудели комары. Марфуша робко сказала:
— Мальчишки, у меня предложение есть. Я думала-думала и надумала.
— Говори конкретно, — попросил Яшка. — Что же ты надумала?
Марфуша улыбнулась и ответила:
— Я очень хорошее надумала. Ты, Яшка, должен жить с Глебом Коржецким…
— С какой это стати я должен у него жить? Приду и заявлю: «Здравствуйте, я ваша тетя!» А он мне: «Постарайтесь, дорогая тетя, закрыть дверь с другой стороны!»
Марфуша стала убеждать Яшку, что Коржецкий — очень хороший человек и ему сейчас, может, потруднее, чем кому-либо. Яшка не знает, а вот Антон может подтвердить: у комсорга ушла жена. И если Яшка придет к нему, то сделает доброе дело, потому что вдвоем им будет легче пережить горе.
— В самом деле, Яшка, — сказал Антон. — Попробуем?
Тот неопределенно пожал плечами.
— Испыток не убыток, — подтвердила Марфуша. — Айда прямо к Коржецкому…
На звонок никто не ответил. Но Марфушу это не смутило. Она открыла нишу пожарного крана и вытащила оттуда ключ.
Пока ребята сидели за столом и листали журналы, Марфуша орудовала на кухне. Скоро по комнате поплыли вкусные запахи жареной картошки.
— Зря, однако, я приперся, — сказал Яшка. — Улизнуть бы как-то… На любом чердаке можно ночь провести…
— Не глупи, — сказал Антошка. — Ты же не трус.
Коржецкий вошел в квартиру неслышно, его глаза светились. Не обращая на ребят внимания, он рванулся на кухню, но, увидев Марфушу, сразу же стал вялым, обессиленно сел на стул.
— Ну, Марфуша-дорогуша, и подшутила ты надо мной. — Я ведь думал: Светлана вернулась.
А Марфуша уже несла на стол сковородку с картошкой, хлеб.
— Продуктов-то — шаром покати, — ворчливо сказала она. — Тоже мне, хозяин. Шефство вот возьму, не то с голоду ноги протянете.
Коржецкий кивнул:
— Шефство — это модно и хорошо. Деньги возьми, — и он протянул девочке несколько рублей. Она ехидно усмехнулась.
— Еще и покупки на меня взвалить хотите? Не жирно ли? Вы с Яшкой будете тунеядствовать, а я на вас спину гнуть, да? Не пойдет. Я только готовкой стану заниматься…
Коржецкий недоуменно посмотрел на мальчишек и спросил:
— При чем здесь Яшка?
— Как при чем? — удивилась Марфуша. — Он же у тебя теперь живет. Раскладушка есть. А вдвоем веселее…
Коржецкий хлопнул Яшку по плечу.
— Да у вас, я смотрю, все решено. — Потом озабоченно сказал: — Знаю о твоей беде. Савелия Ивановича по дороге встретил…
Глава девятая. Изольда Яковлевна обвиняет комсорга. Вот он какой, начальник стройки
Вот уже несколько дней Яшка чуть свет уезжал вместе с Коржецким на строительную площадку. Возвращались они тоже вместе на мотоцикле поздно вечером. Яшка избегал встречи с матерью и поэтому днем в поселке почти не появлялся. Изольда Яковлевна знала, что ее сына приютил комсорг стройки, но почему-то никаких мер, чтобы встретиться с Яшкой или Коржецким, не предпринимала. Позднее Антошка понял, что это был тактический маневр директора столовой — она затаилась, пережидала, когда тучи, сгустившиеся над ее головой после комсомольского рейда, рассеются. Но тучи, наоборот, сгущались, потому что в штаб пришли две молодые столовские работницы и подтвердили, что узнали сумку с продуктами — она их директора, что денег Изольда Яковлевна за продукты, разумеется, не платила и что вообще она тащит без зазрения совести все, что плохо лежит, а плохой пример, как известно, заразителен. Заведующая производством и кладовщица тоже не уходят домой пустыми.
Жора пристыдил работниц:
— Почему молчали, когда я в столовую сумку приносил? Нехорошо, красавицы.
Работницы не были красавицами. Одна из них скорее смахивала на борца-тяжеловеса и говорила баском, лицо другой облепили веснушки, а глаза прятались за темными стеклами очков. Но для Жоры все девчата были красавицами, потому он держал себя с ними по-рыцарски.
После посещения штаба работницами столовой Жора воспрянул духом.
— Что я тебе говорил, а, комсорг? Жора никогда брехать не станет.
— Да я тебе, как самому себе, верю, — улыбнулся Коржецкий. Только без свидетелей мы не имели права обвинять Изольду Яковлевну, как бы это мягче сказать, в нехороших поступках.
Комсорг стеснялся при Яшке назвать его мать тем словом, какое она заслуживала. Жора этих тонкостей не хотел понимать.
— Вот он главный свидетель, — тыкал он пальцем в Яшкину сторону.
— Дело деликатное, — неопределенно сказал Коржецкий. — Вот теперь можешь выпускать стенд так, как задумал.
На следующий день около столовой толпились строители. На стенде был прибит фотомонтаж с броским заголовком «Комсомольский рейд идет по столовым». В глаза бросилось белое пятно, оставленное посредине монтажа. Под ним красными чернилами сообщалось: «На этом месте должна была находиться фотография директора столовой Изольды Яковлевны Лориной, с трудом несущей объемистую сумку с крадеными продуктами. По ряду причин, о которых лучше нас знает Изольда Яковлевна, фотографию мы поместить не смогли».
— Досталось несунам! Молодцы штабисты! — говорили строители. — Сегодня, надо полагать, шницели будут полновеснее.
Ребята теперь все дни проводили в комсомольском штабе. Антошка писал объявления и плакаты. Марфуша не только следила за порядком, но ей иногда приходилось дежурить. Яшка выполнял разные мелкие поручения Коржецкого и чуток бравировал этим.
«Мы с Глебом решили», «Мы с Глебом договорились», — при случае ввертывал он в свою речь. А вообще-то им жилось и вправду неплохо. К Яшке как-то пришел отец. Был он как шарик кругленький, розовощекий, залысина доходила до самой макушки и, чтобы скрыть ее, он оставшиеся волосы зачесывал в сторону. Лорин говорил тихо, виноватым голосом и показался Антошке совершенно безвольным человеком.
