кузнецом. И почему-то точно знал, что обязательно вернется с войны.
Пусть весь израненный, но вернется. Сюда, в Сибирь. На берег Иртыша, где родился. И где стоит его город. И кремль, который казался ему памятником самым первым сибирским первопроходцам, самым первым сибирским строителям.
И когда он, на войне, возвращался из разведки, почти перед самыми нашими окопами в него попала фашистская пуля. Он лежал целый день под палящим солнцем в мелкой воронке, оставшейся от снаряда. И не мог поднять голову, потому что тогда бы по нему начали стрелять из фашистских окопов.
Но он должен был добраться до своих. Остаться живым, чтобы передать командованию важные сведения, которые узнал в разведке. От этих сведений зависел успех наступления наших войск. И когда ему казалось, что он уже умирает от жажды и потери крови, то представлял родной город. Вспоминал, как держал в руках пластинку с Ермаковской кольчуги. И это воспоминание поддерживало его, не давало ослабнуть.
Словно сам Ермак в своей кольчуге наклонялся над ним.
Говорил: «Крепись, казак, терпи, брат. Не в такие переделки попадали».
— Я выдержу,— шептал он пересохшими губами.— Всё перетерплю. Мне бы только до ночи дожить. Очень важные сведения у меня. А ночью доползу незаметно к своим окопам. К товарищам.
И он выжил. Только поседел в двадцать лет.
Вот о чем думал седой экскурсовод, пока Витька с Игорюхой рассматривали клеймо с кольчуги, которая защищала когда-то Ермака.
Он осторожно положил ладони на плечи ребятам. Игорюха решил, что пора уходить из хранилища, и протянул экскурсоводу клеймо.
Кто бы знал, как жалко ему было расставаться с этим кусочком металла.
И Витьке тоже жалко.
Игорюха с Витькой словно повзрослели за эти минуты.
Ведь бывают такие минуты, когда человек взрослеет очень быстро.
И чем больше таких минут в жизни, тем быстрее мальчишки становятся настоящими мужчинами. Которые могут построить дом и даже целый город. И защищать его от врага.
Или учить детей, или написать книгу. Дел у настоящих мужчин много.
— Идите, ребята,— улыбнулся седой экскурсовод.
Он осторожно положил клеймо в шкатулку и закрыл ее с легким щелчком. Ребята в последний раз посмотрели на нее, и седой экскурсовод проводил их до двери, за которую не пускают посторонних.
Глава девятая. В ней все происходит немножко неожиданно для Игорюхи
— Пойдем,— сказал Витька, как только дверь захлопнулась за ними.
— Куда? — оглянулся Игорюха.
Папы с мамой не было. Видимо, они ушли в другой зал.
— Хорошо, что их нет.— Витька потянул Иго-рюху за руку,— Быстрей!
— Искать будут.
— Не потеряемся.
— Что-то важное?— спросил Игорюха.
— Очень!-— ответил Витька.
Он помолчал и добавил:
— Я всю дорогу за вами шел. За твоими родителями и за тобой. Потом обогнал. Вы меня не заметили тогда. Я тебе что-то сказать хотел. А потом в музее еще эту фотографию увидел.
— Какую фотографию?— ничего не понимал Игорюха.
— Узнаешь.
Они быстро пошли по залам. Витька впереди.
Мимо старинной деревянной сохи, этой сохой раньше, когда не было трактора со стальными плугами, обрабатывали землю.
Мимо тяжелых цепей, в которые заковывали декабристов. Здесь ребята задержались. Увидели портреты красивых молодых мужчин в военной форме.
Потом другие портреты тех же мужчин, только на них была арестантская одежда. И цепи.
— Эти самые,— прошептал Игорюха.
— Ага,— подтвердил Витька.
— Жаль, что декабристы до нашего времени не дожили,— сказал Игорюха.— Посмотрели бы, как все у нас сейчас. Хорошо!
— Конечно,— заторопил Игорюху Витька.— Мы еще вернемся. Нам в другой зал надо.
— Подождет другой,— ответил Игорюха.
Ему вдруг расхотелось спешить, да и обида вчерашняя, оказывается, не прошла. Просто отодвинулась в сторону на какое-то время. А теперь опять вернулась.
И Витька это понял. И покраснел. Так же, как тогда, когда экскурсовод спрашивал Игорюхиного папу, чьи дети Витька с Игорюхой. И Игорюхин папа не сказал, что Витька не его сын.
— В тот зал не только мне, но и тебе нужно,— произнес Витька.
И покраснел еще сильнее. Стал почти таким же красным, как мак. Или красный тюльпан.
— Ладно,— вздохнул Игорюха.— Только скорей.
И они вошли в следующий зал, совсем непохожий на все остальные залы музея Потому что в тех, других залах показывалось, как люди жили когда-то, очень давно. А в этом зале были собраны экспонаты о сегодняшнем дне города. И даже о завтрашнем.
Посреди зала стоял огромный макет всего города. Дома, улицы, кинотеатры, школы, детские сады, магазины. Только сделаны они были не из кирпича, стекла и бетона. А из картонных и деревянных кубиков. И так хорошо и подробно, что все это казалось настоящим. Только очень маленьким. Словно смотришь на город из иллюминатора самолета.
— Ничего себе игрушка,— с уважением сказал Игорюха.
— Это всегда так,— торопливо объяснил Витька.— Прежде чем город строить, сначала делают его макет. В специальном проектном институте. Точь-в-точь таким, каким город должен быть. Только в тысячу раз меньше. Или в десять тысяч. Посмотрят строители на макет — и знают, где какой дом строить. Где школа должна быть. Где кинотеатр. У меня старшая сестра в таком институте работает. Она на архитектора выучилась, большая уже.
— И наш дом здесь можно найти?— спросил Игорюха.
— Вот он!
Витька показал на продолговатый деревянный брусочек, окрашенный белой краской.
— А тут дальше другие дома,— удивился Иго-рюха.— Их сейчас и нет еще.
— Построят,— уверенно ответил Витька.— Раз на макете есть, значит, все так и будет. На самом деле.
— Выходит, что и взрослые в кубики играют,— засмеялся Игорюха.
Ему опять стало хорошо. Словно и не было вчерашних Витькиных слов. О папе.
И две слезинки обидные не катились по его, Игорюхиным, щекам.
А Витька не давал задерживаться у макета. Вел к огромному стенду, на котором большими буквами было написано: «Руки золотые».
— Как это «золотые»?— не понял Игорюха.— Руки, они и есть руки. Что у тебя, что у меня. Обыкновенные.
— В том-то и дело, что необыкновенные,— буркнул Витька.— Сейчас увидишь. Это о руках наших отцов написано. Да вот и фотографии их.
— Не обманываешь?
Теперь уже Игорюха торопился к стенду. На стенде действительно было много фотографий. На всех фотографиях рабочие люди.
Игорюха пригляделся и узнал Володю-тракториста с «Кировца». Володя выглядывал из кабины трактора и улыбался. Таким улыбающимся его фотограф и сфотографировал.
И фотография бригадира сварщиков
