— Не надо, — слабо попросила Света.
— Очень даже надо! — выпалила Алька. — А то живёт себе, свинья, спокойно! Тебя же из-за него убить могли! Ну-ка диктуй адрес!
Ника долго не мог заснуть. В свете луны серебрилась паутина Митьки. Она казалась такой тонкой и прозрачной, что Ника даже пожалел паука. Вот строил он себе дом, строил. А стоит Нике махнуть рукой, и никакого дома не останется. Самого Митьки поблизости не было. Убежал, наверное, на мохнатых лапах на ночную охоту или просто подышать свежим воздухом. Интересно, ходят пауки на охоту? Не всё же в четырёх стенах сидеть…
Ника пытался думать о чём угодно, только не о том, что волновало больше всего.
На подоконнике звякнул мобильник. Ника протянул руку и посмотрел на экран. Пришло сообщение от мамы: «Заяц, привет! Как ты? У нас всё хорошо. Связи почти нет. Целуем». Ника улыбнулся. Вот такая у него мама. Даже эсэмэски пишет со всеми знаками препинания.
«Привет! — набрал он ответ. — Я — нормально».
Это было не совсем правдой, конечно. Но ведь не расскажешь маме о том, что с ним случилось за последние сутки! Она, пожалуй, всё бросит и прилетит первым же рейсом. А зачем? Нике мама всё равно не поможет, а отпуск и себе, и отцу испортит. Лучше уж он тут сам… Решит свои проблемы. Или не решит.
Телефон жалобно запищал. Ника глянул — точно. Аккумулятор почти сел. Ника быстро зашёл в меню. Непрочитанные сообщения — это ладно, а вот пропущенные вызовы неплохо бы просмотреть. Телефон пищал уже непрерывно, но пока не отключался. Три звонка были от Владика. Ох, как нехорошо получилось! Ведь он же ждал Нику там, на теплоходе, и не дождался. Волнуется теперь. И не позвонишь ему — с разряженным аккумулятором-то.
Ника пролистал список дальше. Имя последнего звонившего высветилось на одного мгновение, и аппарат погас. Намертво. А у Ники задрожали руки. Может, ему показалось? Может, он просто неправильно прочитал? Потому что тот человек никак не мог ему позвонить. Ну, вернее, теоретически-то мог, конечно. Но Ника дал бы один шанс из ста, что он стал бы звонить.
Митькина паутина качнулась. То ли от сквозняка, то ли Митька вернулся. Ника в десятый раз перевернулся с боку на бок. А может, не надо себе запрещать думать о том, о чём думается? Всё равно ведь не уснуть…
* * *
Он возвращался домой от Владика. Того самого Владика, которого когда-то утащил из подворотни от компании отморозков. Владик говорил: спас. Но Ника не любил этого слова. Стеснялся он его. Просто помог сбежать, вот и всё.
А потом записал в клуб авиамоделистов. К младшим, конечно. Сам он ходил в этот клуб с семи лет. Там были настоящие друзья. И дело — тоже настоящее. Не то что какие-нибудь виртуальные игрушки. Легкокрылые модели поднимались в небо, кружили над землёй, иногда падали и разбивались, иногда послушно опускались на крохотные шасси. Они были разными — совсем маленькими и побольше, радиоуправляемыми и просто парящими в струях воздуха, пока дует ветер.
Мама говорила, что Ника болеет своими моделями. Может, так и было. Потому что стоило отпустить из рук это маленькое летающее чудо, как в груди что-то сжималось, а горло перехватывало, будто в воздух поднимался он сам.
Рассказывать об этом Ника стеснялся. Он считал это чем-то ненормальным. Непозволительной слабостью, что ли… Но мама-то знала, конечно. И папа знал. И друзья по клубу. А больше — никто.
Владику в клубе понравилось, но в конце лета ему пришлось уезжать с родителями в Питер. И заразиться Никиной «болезнью» он не успел.
Владик позвал Нику не просто так. Он приехал на выходные к бабушке и привёз Нике подарок. Старый морской бинокль. «Штурманский», — сказал Владик. Ника не хотел его брать.
— Тебе самому пригодится!
Владик мотал головой.
— Я хочу, чтобы он был у тебя! Потому что ты — мой лучший друг. И ты — настоящий штурман.
— Какой же я штурман? — возражал Ника. — Я просто делаю модели самолётов. И отпускаю их в небо.
— У самолётов тоже есть штурманы. И для своих моделей ты ведь прокладываешь на карте маршруты, правда?
— Ну да.
— Вот! А теперь будешь следить через штурманский бинокль за полётом.
— А что тебе родители скажут? — привёл последний аргумент Ника.
— Они знают и ничего не имеют против, — важно ответил Владик.
И Ника взял подарок.
Он нёс его через весь город, повесив на грудь, и ни капельки не стеснялся. Как будто бинокль передал ему уверенность своих прежних хозяев. Иногда Ника останавливался и смотрел через окуляры то в небо, то на далёкий лес, то просто вперёд.
Не доходя до центрального перекрёстка, Ника снова поднёс бинокль к глазам. Белый точечный дом, стоявший далеко впереди, был виден как на ладони. Крыша с длинной сверкающей сосулькой, замёрзшие окна, двери подъезда, скамейка, на которой весной и летом сидят пенсионерки. А зимой… Обычно зимой лавочка пустовала. Но только не сегодня.
Ника отчётливо разглядел двух парней. И не просто разглядел — он узнал их. Это были те самые отморозки, которые зажали в подворотне Владика. Правда, тогда их было больше. Всех Ника не запомнил.
Он и этих бы двоих не запомнил, если бы не столкнулся с ними ещё раз. Совсем недавно. Ника тогда топтался в маленьком магазинчике и выбирал, каких конфет лучше купить маме на день рождения: «Мишек на Севере», но развесных, или «Ассорти», но в коробке. Витрина с конфетами стояла в дальнем углу. От входа её прикрывал стеллаж с хлебом.
Покупателей в магазине не было. Молоденькая продавщица не обращала на Нику никакого внимания. Она сидела за прилавком и увлечённо читала книжку в яркой обложке. Ника не раз видел эту продавщицу. Она всегда или читала, или вяло переругивалась с охранником, здоровенным веснушчатым мужиком. Сегодня ворчать было не на кого. Стул у входа пустовал.
Парни зашли, громко хохоча и размахивая руками. Ника сначала услышал их, а потом и увидел через щель между хлебным стеллажом и стеной. И машинально отодвинулся от этой щели, чтобы его не заметили. Младший остался у дверей, а старший облокотился на прилавок и просипел:
— Девушка, дайте мне вон ту бутылку!
Он показал пальцем на коробку с самым дорогим коньяком. Коньяк стоял на верхней полке внутренней витрины, за стеклом.
— Паспорт покажите, пожалуйста! — попросила продавщица.
— Это ещё зачем?
— Лицам до восемнадцати лет спиртные напитки продавать запрещено.
Парень хмыкнул:
— Обижаешь, лапушка!
И вытащил из кармана… Нет, не паспорт. Он вытащил пистолет и направил продавщице в лицо.
— Стой, дура, чтобы я твои руки видел! — велел он.
Девушка охнула.
— Орать не смей — убью! Деньги из кассы мне! Живо!
Ника замер в своём углу. Он чётко видел продавщицу, дрожащими руками вынимающую деньги из кассы, видел мальчишку, дежурившего у входа, видел парня с пистолетом. Лица грабителей показались ему смутно знакомыми. То ли от безысходности, то ли ещё по какой причине Ника начал лихорадочно вспоминать, где он мог раньше встречаться с ними. Вспомнил — в подворотне, недалеко от клуба. С Владиком.
Парень, похоже, сильно нервничал. Пистолет в его руке ходил ходуном. Ника испугался, как бы он случайно не нажал на курок. Вернее, он испугался бы, если бы и так не был напуган, дальше некуда. Вдруг чёрное дуло повернулось в сторону Ники, и он разглядел такое, что у него буквально открылся рот. В дуле пистолета не было дырки. То есть вообще.
«Пугач! — понял Ника. — Не выстрелит!»
Ему стало чуть полегче, мысли в голове зашевелились.
Вон на стене красная кнопка. И надпись «Пожарная сигнализация». Может, нажать?
Рука сама собой потянулась к кнопке.
Сирена взвыла так, что заложило уши. Из подсобки вылетел встрёпанный охранник.
— Атас! — заорал пацан у дверей.
Парень выронил пугач и метнулся к выходу. Продавщица тонко взвизгнула, оседая на свой стульчик у кассы.
Наверное, всё бы обошлось, если бы пацан, выбежав на улицу, не заметил бы через стекло Нику. И на миг не встретился с ним глазами. Ника понял, что его узнали. И на этот раз запомнили.
— Дрыхнешь, а меня чуть не убили! — всхлипнула продавщица и махнула рукой на охранника. Рука показалась Нике вялой, будто неживой. — Спасибо вон парнишке. Сообразил.
— Да я что, Лен? — виновато забубнил охранник. — Ты же сама отпустила поспать.
— Отпусти-ила, — плаксиво протянула Лена. — Тебя не отпустишь, так у входа заснёшь. Не ходил бы вчера с Витькой в бар, так и спать бы среди дня не завалился.
— Вы полицию будете вызывать? — серьёзно осведомился Ника.
— Да какую полицию? — вздохнула Лена. — Не взяли ж ничего! А потом, если кто узнает, ведь Кольку уволят.
И кивнула на веснушчатого охранника.
— Супруг мой любезный. Выгонят, на что мы жить-то будем? На одну мою зарплату?
