— Чуть больше года. Тогда уж, даст бог, буду сдавать выпускные экзамены.
— А если бог не даст?
— Что значит — не даст? К тем, кто в него не верит, он наверняка проявит благосклонность.
— Ну а как наша малышка танцует? Получается?
— Не знаю. Мы еще не ходили в диско.
— Что? Пора, пора. Я знаю одно здесь неподалеку. Вы танцуете?
— Конечно. И очень охотно.
— Эту забегаловку неподалеку забудь, — ворчит Катрин.
— А ты там была хоть раз? — сердится Габриель.
— Да уж нарассказали всякого.
— В чайнике есть еще чай. Хотите? — предлагает Франк.
Габриель протягивает ему чашку.
— Спасибо. — Она улыбается Франку. — Моя сестричка любит безапелляционные суждения. Если уж она составила себе мнение, так ни за что от него не откажется.
— Собственно говоря, так и следует поступать, — возражает Франк. — Свое мнение тотчас менять тоже неверно.
— Кстати, что поделывает твой Бодо? Придет сегодня? — спрашивает Катрин.
— А, Лемке сообщил, что уезжает. Он осчастливит саксонцев своим искусством где-то в районе Лейпцига.
— Как же ты проживешь без Бодо?
— Да в свое удовольствие, Катенька. Сейчас сижу с вами, и мне хорошо. А вечером мы могли бы куда-нибудь сходить, все трое. Я вас приглашаю. Может, в «забегаловку», как ты называешь этот клуб. Чтобы ты изменила свое мнение. И потанцуем до умопомрачения. Ну что, подходящее предложение?
Она говорит и смотрит на Франка. Тот не избегает ее взгляда.
— Мне неохота, — говорит Катрин. — Вечно твои сумасшедшие идеи.
— А вы, — спрашивает Габриель Франка, — как вы относитесь к моей идее?
— Я поступлю, как хочет Катрин, мы вообще-то собирались в кино сходить, просто я был не в настроении.
Габриель быстро поднимается:
— Ну и оставайтесь с вашими настроениями. Вы уже сейчас — настоящие старикашки, вы оба.
И она исчезает.
Через минуту-другую Франк говорит:
— Может, мне и правда лучше уйти?
— Нет, останься. Хочешь курить, так пепельница на полке.
Как раз когда Катрин вносит чайную посуду в кухню, приходит мать. В руках у нее две сумки, и она от тяжести и напряжения вся красная.
Катрин, у которой руки заняты посудой, не может ей помочь. Мать ногой прикрывает дверь, чего никогда не делает.
— Приятный часок провела?
Катрин ставит посуду и хочет взять у матери сумки.
— Не нужно… Кто у тебя в гостях?
— Франк.
— Мальчик с катка?
— Ты мне говори, если что купить надо, — просит Катрин.
Мать вынимает покупки из сумок.
— Молодой человек хочет нам показаться?
— Да, что-то в этом роде.
— Мог бы и раньше, считаю я.
Катрин поняла, что родители все это время внимательно наблюдали за ее жизнью.
— Ну иди, иди, не оставляй гостя одного, — говорит мать.
Катрин садится напротив Франка. Он курит и говорит:
— А у вас шумновато. Двери хлопают — плохой знак.
— Мама спрашивает, не выпьешь ли ты пива.
— И для меня бутылочка есть?
Катрин опять идет на кухню.
— Сейчас принесу, — говорит мать.
— Мама явится самолично. Любопытна, ну точно как Габриель.
Франк тушит сигарету, приглаживает волосы.
Фрау Шуман вносит бутылку пива и небольшой бокал. Франк поднимается.
— Добрый день. Так это вы, стало быть, Франк. — Мать пристально разглядывает мальчика и улыбается. — В метро вы показались мне выше и старше. Да что там, было далековато.
Катрин замечает, что мать привела себя в порядок, у нее свежий вид, усталости как не бывало.
— Я вижу на столе учебники. Хорошо, если вы возьмете нашу Катрин на буксир. Сдается мне, ей это сейчас очень нужно.
— Каждому когда-нибудь нужна помощь друга, — говорит Франк.
— Это вы очень мудро сказали!
— И очень верно, — вставляет Катрин, она рада, что учебники лежат на столе.
— Пейте пиво, — угощает фрау Шуман и уходит.
Чуть позже Франк замечает:
— Твоя сестра точная копия твоей мамы.
— Многие говорят.
— А ты на отца похожа?
— Я скорее смесь.
— А твой брат?
— Об этом я как-то не думала. Он человек мирный, погружен в свой собственный мир.
Они болтают о том о сем, ищут в приемнике музыку, чтоб по душе была; вернее говоря, Франк ищет и находит то, что любит — джаз.
Катрин с растущим беспокойством думает об отце, который сегодня так запаздывает. Может, встречу Франка с отцом стоит все-таки отсрочить? В последнее время ее отношения с отцом резко изменились.
Возвращаясь с работы, отец больше не заходит к ней в комнату, как делал раньше. Когда же они вместе сидят за столом, что, впрочем, в последнее время случается весьма редко, отец едва слово роняет, а прямо к младшей дочери почти не обращается. Иной раз это Катрин огорчает, но не надолго: мальчик, Франк, целиком занимает ее мысли.
Что уж даст отсрочка? Отец все равно узнает, что Франк был у них.
Катрин с трудом скрывает беспокойство. Она лишь прикрыла дверь и сидит, насторожившись, на краешке стула. Услышав, что открывается входная дверь, Катрин понимает, что пришел отец, и на полуслове обрывает разговор.
— Твой отец? — спрашивает Франк.
— Что-то он сегодня поздно.
— Ты боишься отца?
— Боюсь?
— Так мне кажется.
— Он приходит иной раз такой усталый.
— Ну кто по нынешним временам не устает!
Катрин берет пустую бутылку, чтобы отнести ее в кухню; по правде говоря, она хочет увидеть отца, хочет предупредить его о Франке.
В прихожей она останавливается, слышит, как отец на кухне спрашивает:
— Кто у нас?
— Приятель Катрин. Ты же знаешь.
— Ничего я не знаю.
— Не говори так, Дитер. Мальчик с катка.
— Ты накрыла праздничный стол. Случилось что?
— Просто было время и охота.
— Катрин сильно изменилась. Разумная дружба или пусть хоть любовь не превращают человека в упрямца, — говорит господин Шуман.
— Что значит — упрямца, это тебе только так кажется, — возражает фрау Шуман.
— А тебе — нет?
— Нет. Ясно, человек меняется. Подумай. Да как иначе? Именно в этом возрасте.
— Стало быть, в этом вопросе у нас с тобой нет единого мнения?
— Ты все обостряешь. Ведь и ты изменился, стал другим, чудным каким-то.
— Как ты волновалась, когда все начиналось у Габриели.
— Вполне может быть. И наверное, поэтому я сделала выводы.
— У Кати все-все может быть испорчено, — резко говорит отец.
— Что может быть испорчено?
— Она влюбится. А потом?
— Ты же совсем не знаешь пария.
— Я видел его на станции. Как он стоял в дверях. Кивнул, и она уже помчалась к нему.
— Но образумься же, — говорит мать, — поезд стоит минутку, вот она и помчалась.
— Ты накрыла на пятерых?
— Да.
— Нас только четверо.
— Нас четверо и друг Катрин.
— Можешь один прибор убрать, — говорит отец, — либо я сижу за столом, либо он.
— Дитер, — пытается успокоить его мать.
Но Катрин ничего больше слышать не хочет. Она влетает в свою комнату, со стуком ставит бутылку на стол.
— Что с тобой? — удивляется Франк.
— Пошли, мы должны уйти, и поскорее, — отвечает Катрин.
Франк больше не задает вопросов. Они одеваются в прихожей.
Из кухни до них доносятся взволнованные голоса родителей.
Катрин подталкивает Франка к двери, а сама идет в кухню. Мать стоит у плиты и испуганно восклицает:
— Катрин!
Но Катрин смотрит только на отца, который повернулся к ней.
— Можете убрать со стола два прибора, да, два! — кричит она и бежит назад в прихожую, откуда тянет Франка на лестницу.
Внизу, в парадном, Катрин плачет. Франк стоит рядом, он растерялся. Но Катрин уже вытирает глаза.
— Пошли куда-нибудь!
— Куда бы ты хотела?
— Может, в какой-нибудь клуб?
— В диско?
— Да, пошли, — торопит она.
— А твои родители? Они же наверняка хотят, чтобы ты поскорее вернулась.
— Не знаю, что это с отцом, — упрямо отвечает Катрин.
Они едут на трамвае в сторону Шёнхаузер-аллее, стоят в углу последнего вагона, раскачивающегося на ходу из стороны в сторону. Катрин в спину больно ударяют поручни. Франк обнимает ее одной рукой. И Катрин всем своим существом ощущает его близость. А он как-то странно смотрит на нее, кажется ей; никогда еще не смотрел он на нее так.
Клуб, в который они идут, находится на одной из тех улиц, где стоят сплошь старые дома. Катрин и Франка пропускают без всякого, хотя молодежи у входа много. Просто Франк знаком с дежурными, а когда окружающие пытаются возражать, Франк заявляет:
— Мы из актива!
Франк здоровается направо и налево, видимо, он и правда в активе клуба. Катрин кажется, что она тут лишняя. Но клуб ей нравится. Повсюду небольшие ниши, везде можно посидеть.
