— Мы оставили инструменты в кабинете географии, — объяснил я. — А ночью туда кто-то залез.
— «Кто-то», «что-то»… — поморщился ботаник. — Я распорядился дать микрофоны вам, под вашу ответственность. К тому же, если уж так случилось, надо было честно признаться.
— Мы купим новый микрофон, — твердо сказал Саня.
Ботаник махнул рукой. Он не верил, что мы способны на такой подвиг.
На следующий день после геометрии наш ансамбль в полном составе вызвали к директору. В кабинет нас привела классная. В маленькой комнате, где стучала на машинке секретарша, мы причесались и проследовали гуськом в обитую дерматином дверь, за которой я не был ни разу в жизни.
Директор сидела за столом и что-то писала. Мы построились в шеренгу возле окна. Маргарита Ивановна устроилась на кончике стула, поглядывая придирчиво на нас и уважительно — на директрису.
Директор отложила писание и пододвинула к себе толстую папку, в которой лежал какой-то список.
— Наливайко! — прочла она первую фамилию.
— Здесь, — отозвался Юрик.
Директриса стала читать список дальше. У нее были седые волосы и приятное загорелое лицо. Моей фамилии в списке почему-то не оказалось. Я решил, что это не так уж плохо, и промолчал, но Маргарита Ивановна тут же исправила ошибку.
— Вы пропустили Нечаева, — сказала она, заглянув через стол в список.
— Здесь, — уныло отозвался я.
— Я пригласила вас, — заговорила директор, подняв взгляд от бумаги, — чтобы серьезно поговорить о вашей успеваемости. Вот, например, Ярославцев.
Вслед за фамилией последовали Санины отметки: в отличие от прошлой четверти это были в основном четверки с тройками.
— Безрадостная картина у Наливайко и Чижова. Заметно ухудшилась успеваемость у Нечаева. Мне кажется, что здесь отрицательную роль играет ваш оркестр.
— Ансамбль, — обиженно поправил Юрик.
— Меня, откровенно говоря, удивляет ваше увлечение, — продолжала директриса. — Мне кажется, что к музыке оно не имеет никакого отношения.
— Как не имеет? — воскликнул я и осекся: спорить в такой ситуации означало погубить ансамбль бесповоротно и окончательно.
— Репертуар у них, Анна Зиновьевна, в общем, не плохой, — неожиданно поддержала нас классная. — В основном советские песни.
— Достаточно того, что вы испортили микрофон.
— Мы новый купим, — сказал Игорек. — Для нас самое главное — усилитель для голоса. Он все равно без дела в актовом зале стоит.
— В актовом зале вам делать нечего.
— Тогда мы его в наш кабинет брать будем, — предложил Игорек.
— Нет, это невозможно. Я очень жалею, что о репетициях в кабинете географии я узнала только сегодня.
— А почему тогда девятиклассники играют? Им и зал и инструменты… как на блюдечке. Чем мы хуже иx? — не удержавшись, спросил я.
— Это школьный оркестр, — сухо отпарировала директриса. — Когда его нынешний состав кончит школу, на этих инструментах будете играть вы, а пока вам не мешало бы привести в порядок прически…
Маргарита Ивановна быстро поднялась со стула и подошла поближе к нам.
— Леня! — ахнула она, взяв меня за мою «гриву». — Ты же обещал мне подстричься!
Я понял, что на этот раз парикмахерской уже не избежать.
— Ну объясните, зачем вам длинные волосы? — всплеснула руками классная.
— Для красоты, — сообщил Игорек.
— Красота — прежде всего аккуратность! — строго заметила директриса. — Согласно школьному уставу волосы не должны доставать до воротника.
— Даю вам два дня на парикмахерскую! — сказала Маргарита Ивановна.
— А с репетициями придется подождать, — подвела итог директриса. — Прежде всего надо подтянуть дисциплину и успеваемость.
И полетели дни, недели. Каждый день мы ходили на почту зарабатывать деньги на аппаратуру, не зная толком, пригодится ли она нам когда-нибудь или нет. Репетировать нам по-прежнему было негде.
Однажды после уроков к нам подошел Гарик Фомин, маленький веснушчатый тип из параллельного класса.
— Эй, «Визит», когда у вас репетиция?
— Никогда. Нам репетировать негде, — мрачно сообщил Игорек. — В школе директор запрещает, а дома — родители.
— А мы теперь в клубе играем. Три раза в неделю. Лафа! И инструменты там настоящие — не то что у вас.
— Врешь! — воскликнул Игорек. Ему, как и всем нам, новость показалась невероятной.
Мы знали, что Гарик пытается сделать в своем классе такой же ансамбль, как у нас, что у него есть настоящая тарелка на подставке из старой лыжной палки, и вдруг репетиции, клуб…
— Не хотите — не верьте, — Гарик пожал плечами, стараясь показать, что его меньше всего на свете волнует, как мы относимся к его ансамблю.
— А что вы играете? «Чижик-пыжик»? — усмехнулся Игорек.
— Что надо, то и играем. Когда нам экзамен устроили, мы шесть вещей играли — побольше некоторых…
— Не бойся. Если бы мы туда пошли, нас бы вперед вас взяли, — Игорек махнул рукой.
Гарик покраснел. Нахальство Игорька начинало его злить. Мне стало казаться, что Гарик говорит правду, хотя второго такого выдумщика и вруна не сыскать во всем городе. В прошлом году он преспокойненько встал возле физкультурного зала и сорвал у десятиклассников урок физкультуры, объявив, что физрук заболел, в то время как тот, с журналом наедине, без толку ждал учеников в спортзале.
— А к вам на репетицию можно прийти? — осторожно спросил я, пытаясь уяснить, врет Гарик про клуб или нет.
— Пожалуйста, — ни капельки не смутившись, согласился Гарик. — Если вы хотите, можете заниматься там вместе с нами. Мы — в одни дни, а вы — в другие.
— И нас возьмут? — вдруг загорелся Игорек. Теперь и он вдруг поверил, что Гарик говорит правду.
— Возьмут. Только сперва прослушают…
— Что, попробуем? — сказал Саня.
— А когда? — спросил Юрик. Эта идея и ему пришлась по душе.
— Наверное, в воскресенье. Приезжайте в десять на «Павелецкую», я договорюсь, — предложил Гарик. Его зеленые хитренькие глазки бегали быстро-быстро, как ртуть. Тут, конечно же, ничего не стоило заподозрить подвох, но мы уже видели себя на сцене с настоящими электрогитарами в руках.
В воскресенье, как и было условлено, мы поехали на «Павелецкую». Весна стремительно наступала. Незаметно пропали лужи, высох и асфальт, возле домов откуда-то появилось множество легковых машин.
Ехали мы с пустыми руками, взяли только медиаторы. Это означало, что в клубе нам предстоит без всякой подготовки играть на незнакомых гитарах. От одной мысли об этом по спине бегали мурашки. Но отступать было уже поздно: вместе с нами были девчонки: Альбина, две Ольги и еще одна особа — Петрова, присутствие которой означало, что в РИТОЛО произошел окончательный раскол. Я был против того, чтобы приглашать девчонок, но Саня сказал, что, если не взять свидетелей, никто и никогда не поверит, что мы играли на настоящих инструментах.
На место встречи мы прибыли точно в назначенный срок. Вернее, без пяти пять. Гарика и его дружков нигде не было видно.
Девчонки остановились в центре зала. Юрик с Игорьком остались их развлекать, а мы с Саней встали у эскалатора, чтобы Гарик, выйдя из вагона, не проскочил мимо.
Поезда прибывали один за другим с интервалом в полторы минуты. Мимо нас прошло множество людей, а Гарик по-прежнему не появлялся. Девчонки начали волноваться.
Вдруг кто-то больно стукнул меня по плечу. Это был мальчишка в лыжной шапочке и телогрейке — Женька Сытин, один из приятелей Гарика.
— А где Фомин?
— Он уже в клубе, — сказал Женя и опустил глаза.
Мне опять показалось, что здесь что-то нечисто.
Оставив Саню караулить Сытина, я побежал за девчонками. Через десять минут мы подошли к клубу. Здесь собралась огромная, как за билетами на футбол, толпа. На ступеньках, которые вели к главному входу, стояли дежурные с красными повязками на рукаве. Мы переглянулись: трудно было поверить, что все эти приготовления сделаны ради нашего ансамбля.
— Куда тут идти? — срывающимся от волнения голосом спросил Игорек.
— Вот сюда, — Сытин показал на главный вход и хотел улизнуть, но Саня крепко схватил его за руку.
— Где Фомин? — строго спросил я.
— Я же сказал — в зале, — объяснил Сытин.
— А как нам туда пройти? — спросил Юрик, с опаской посмотрев на дежурных.
— Скажите название группы, и вас пропустят, — уверял Женька, пытаясь вырваться из Санькиных клещей.
Мы поднялись по ступенькам.
— Вам куда? — спросил парень в очках.
