Я засмеялся:
— Ну уж сказанула! Поторгует, и все. Купля-продажа — не кража.
— Вот-вот, — прицепилась Люся. — И ты заговорил Родионовыми словами.
— Какими это Родионовыми?
— А думаешь, Борис сам сообразил: «Деньги не пахнут!», «Сам хозяин»? Это на него Родион влияет.
— Да ну, — возразил я, хотя и не очень уверенно. А может, и вправду влияет?…
Сегодня днем мы пошли на реку — испытывать адмиральский корвет. Римма работала, поэтому попросила Люсину бабушку сопровождать нас. Бабушка еще ни разу не видела здешней реки и согласилась с удовольствием. А еще с нами пошел Славка Криворотый.
Вообще-то Славка никакой не криворотый, даже наоборот — на лицо ничего, ежик на голове. У него есть новая радиола, и все старшие ребята ходят к нему крутить пластинки. А еще у него есть дед-таежник. И Славка сам здорово стреляет. Вот он и взял свою малокалиберку и пульки. Его попросил Тима. Тима сказал, что мы можем поучиться на пустынном берегу стрелять, а когда достанем много пуль, то устроим настоящие соревнования в лесу.
Но главное, конечно, было испытание адмиральского корвета. Адмирал шел впереди всех, прижимая модель обеими руками к груди, словно это был шоколадный торт.
Корабль всем очень нравился. Под солнцем ослепительно блестели белые паруса, поднятые на трех мачтах. И палуба, покрашенная масляной краской, тоже блестела. Грозно торчали в квадратиках амбразур жерла пушек. Корвет — это старинный военный парусник. Назар Цыпкин сначала даже раскритиковал:
— Кто же делает корвет с мотором? — Но с ним заспорили, и он согласился: — Мне-то что! Пускай хоть с атомным реактором.
Мы поехали до водной станции на трамвае, но сошли на остановку ближе, чтобы спуститься к воде там, где поменьше людей.
Солнце жгло, в глазах рябило. Со стороны городского пляжа доносились смех и плесканье. А здесь было тихо, пахло дегтем. На спокойной воде шевелились лодки, привязанные цепями к рельсам, вбитым в землю. Берег здесь каменистый, поэтому купальщиков нет, зато много лодок. Мост через реку — в другом конце города. А здесь, кому надо на ту сторону, берутся за весла.
Мы с криками бросились к берегу, к лодкам, чтобы занять места поудобнее. Лодки закачались под нашими ногами, заплясали, выгоняя из-под себя большие волны.
Гошка-Адмирал уже возился с корветом, стоя по колено в воде. Около него толпились ребята. Впереди всех — Вика Жигалова с тетрадкой и карандашом в руках, она решила записывать, какая будет скорость по течению и против течения. Люсина бабушка села на нос самой большой лодки и тоже смотрела на Гошку.
Ветра не было, корвет под парусами идти не мог, а мотор почему-то не заводился. Адмирал нервничал, а мы шумели, смеялись и брызгались водой. Вдруг Рудимчик крикнул: «Глядите!» К нам подплывала голубая лодка с надписью «Чайка». На веслах сидел парень в черной рубашке. Он повернул голову, и мы увидели — Борис!
А он так и впился глазами в Гошкин корвет.
— Куда едешь? — закричала Вика.
Борис с силой рассек веслом воду. Лодка вильнула. А он все смотрел на модель, не отрываясь. И я понял: он все-таки не мог пропустить испытания парусника с мотором. Должно быть, и тезка мой понял это. Он крикнул:
— Смотри, Борис! — и поднял корвет повыше.
Но Борис не отозвался. Молча вогнал он свою «Чайку» между лодками, с шипением врезался в гальку и спрыгнул в воду. Он был босиком, в брюках, засученных до колен. Он начал затаскивать лодку на берег. В это время откуда-то сверху послышался певучий женский голос:
— Погодь, голубчик, погодь! — С крутого обрыва на берег плюхнулась, смешно растопырив локти, толстая тетка в желтой кофте с белым узелком в руках. Она подбежала прямо к Борису. — Ох, поспела, никак! — начала она радостно. — Перевези, голубчик, в Заречье. В больницу к дочке опаздываю. Вкруговую на автобусе не поспею. Будь ласков. — Она была уверена, что ей не откажут в просьбе, потому что сразу поставила в лодку узелок и сама полезла через борт.
Но Борис крикнул:
— Куда? А ну! — И стал вытаскивать из уключин весла.
Тетка опять певуче запросила:
— Да перевези, голубчик. Я заплачу. Только скажи, сколько надо.
— Мильон надо! — отрезал Борис.
— Что ты! — всерьез всплеснула тетка руками. — Ты уж как другие.
— А другие на пол-литра берут! — опять огрызнулся Борис.
Я не верил своим ушам: да он ли это? Наш Главнокомандующий! «На пол-литра». Мне захотелось крикнуть: «Не дури, Борька! Ты совсем не такой. Ну, помоги тетке, перевези ее!» И все, наверное, подумали так же, даже девочки, — сразу несколько человек метнулось за Борисом, когда он уже зашагал прочь от воды.
— Стой! Ну, что ты, в самом деле. Трудно тебе?
Назар ухватился за весло:
— Не хочешь сам, давай мы!
Борис дернулся:
— Отойди! Не твоя лодка.
Назар засмеялся:
— Смотри, какой собственник объявился.
И в ту же секунду — не успели мы опомниться! — полетел на землю, болтая ногами. Девочки завизжали, шарахнулись назад. Назар хотел сразу подняться, но, застонав, повалился на бок, зажимая обеими руками правую ногу. Между пальцами у него просочилась кровь. Падая, он поранился об острые камни. К Борису подскочил Славка — как был, с ружьем в руках.
— Ты что? — грозно спросил он.
— А что пристаете? — ответил Борис.
— Тебя же просят…
— А я не обязан.
— «Обязан», «не обязан», — передразнил Славка и тоже ухватился за весло. — А ну, давай.
Но Борис пихнул и его. Тогда Славка размахнулся, и — раз! — Борис сам оказался на земле, но подпрыгнул легко, как мячик, и вцепился в Славку. Ружье полетело в одну сторону, весла — в другую. Девчонки опять завизжали, тетка заахала, а Люсина бабушка закричала — лодка под ней так и заходила ходуном:
— Прекратите немедленно!
Мы кинулись разнимать дерущихся, но это было не просто сделать. Славка по силе не уступал Борису, и они катались по земле, как дикие леопарды. Мы не знали, с какого бока подобраться. Гошка-Адмирал бегал возле них с корветом в руках и от растерянности кричал только одно слово: «Борька! Борька!»
Борис наконец поднялся и стал отпихивать от себя всех, мотая головой. Он, должно быть, ничего не видел вокруг, потому что неожиданно влепил такую затрещину Адмиралу, что тот полетел кубарем, роняя перед собой корвет. С хрустом, зарываясь в гальку, переломились мачты.
— Ой, что сделали! — закричала Маша-Рева.
И этот ее крик словно привел всех в чувство — мы замерли, глядя на дрожащие Гошкины руки, — он поднимал с земли исковерканную модель — с измятыми грязными парусами, бесславно погибшую не в морском бою, а на суше…
— Видишь? Нет, ты видишь? — чуть не плача, показывал Борису Рудимчик.
Славка Криворотый, тяжело дыша, стоял в нескольких шагах. Тут же оказалась рассерженная Люсина бабушка.
— Как вам не стыдно!
Она говорила всем, но и ребята и девочки, опять сомкнувшись в тесный круг, смотрели только на Бориса. Вика твердила:
— Вот он какой, вот он какой.
И Люся тоже глядела на Бориса — только молча.
Борис покосился на сломанную модель, потянулся, словно хотел взять ее, но не взял, а, наоборот, крикнул: «Так вам и надо!» И подняв с земли весла, быстро пошел от нас.
Конечно, если бы рядом не было Люсиной бабушки, он так просто не ушел бы, потому что ребята на него разозлились за все сразу — и за тетку, и за Назара, и за модель — и свободно могли бы навалиться сообща и всыпать ему как полагается.
Но тут была бабушка…
Я даже не знаю, как описывать дальше, потому что потом случилось такое, чего я совсем не ожидал.
С реки мы, конечно, ушли расстроенные. Гошка-Адмирал бережно нес остатки корвета. Из Славкиного ружья так и не попалили.
Что мы тогда сделали, так это все же переправили тетку в желтой кофте на ту сторону. Люся и Славка сбегали к домикам у берега и разыскали хозяев одной из лодок. Хозяева сами не поехали, а дали нам весла и ключ. Славка, Гошка овраженский и я перевезли тетку.
Она уж так благодарила нас, благодарила всю дорогу, пока плыли через реку, и, когда вылезли на том берегу, совала деньги, но мы, конечно, не взяли. Тогда она вынула из своего узелка по конфетине в бумажке.
Ребята ждали нас на прежнем месте и все еще шумели — не могли успокоиться из-за Бориса. Все возмущались его поведением, и Люсина бабушка тоже.
А я смотрел на Люсю и почему-то, как и она, молчал. Защищать Бориса было немыслимо. То, что он сделал, казалось просто невероятным. Ну хорошо, он мог быть злым на нас. Но при чем здесь чужая тетка? Как не помочь ей? Я понял теперь, что Люся не зря беспокоилась — с Борисом происходило что-то нехорошее. И все-таки не верилось, будто он стал совсем плохой.
Когда мы проходили мимо Черданихиной развалюшки, мне представилось, что в ней сейчас одиноко сидит Борис. Смотрит в низенькое окошко и боится выйти на улицу. Ведь он понимает, что здорово сорвался. И, может, хотел бы все изменить, да не знает, как это сделать. И ему самому теперь очень тошно.
