— О’кей, тогда просто иди в кусты. Или тебе тоже нужна банка?
Отвечать не хочется, я молча снимаю гитару с плеча и вручаю Нелли. Потом иду в лес — чтоб меня не было видно. Идти далеко не приходится, так густы здесь деревья, а на земле лежат замшелые стволы и бурелом. Я нахожу место, где поменьше сучьев и колючек, снимаю пижамные штаны и присаживаюсь на корточки.
Тут, правда, вот какая закавыка: я не могу писать не в туалете. Это давно так — даже если мне позарез надо, я просто не могла. Мама считает, что это все моя зажатость, но я-то знаю, что виновата во всем как раз сама мама. Когда я была маленькой, она повесила на мой шкафчик таблицу, где каждый раз ставила крестик, когда мне удавалось сходить на горшок и не описаться в подгузники. Если я вдруг три раза ходила в подгузники, крестик стирался. А если у меня собиралось пять крестов, мне можно было выбрать в магазине игрушку по душе.
Эта таблица так и преследует меня. Как только я хочу сходить не в туалет, она появляется перед моими глазами, и я просто не могу. Я просто сижу с голой задницей на холодном ветру и жду. Каждый раз, когда мне кажется, что вот-вот получится, оно не получается. Вот и сейчас, когда удача, казалось, совсем рядом, слышен крик Нелли: «Антье, Антье, где ты? Иди сюда!»
Надо же ей было крикнуть это именно сейчас! Изо всех сил стараюсь закруглиться, натягиваю штаны и бегу. Спотыкаюсь о бурелом, снова бегу, пижама трещит по всем швам, и наконец я оказываюсь на дороге.
Нелли нигде нет. На обочине стоит синяя машина, и, подбежав поближе, я вижу, что Нелли сидит внутри и машет мне. Я тоже сажусь.
— Куда ты провалилась? — шипит мне Нелли, а вслух произносит: — Это моя кузина Анни.
— Хай, Анни! — Женщина и мужчина оборачиваются с передних сидений. Они чуть-чуть постарше моих мамы и папы.
— Ты в пижаме, — замечает женщина.
— Нет-нет, — спешит возразить Нелли, — это спортивный костюм. У нее такой странный вкус.
Я чувствую, как кровь приливает к голове.
— О’кей, тогда поехали! — говорит мужчина.
Женщина то и дело оборачивается к нам и глядит с жалостью.
— Бедные крошки! — сетует она. — Потерялись в лесу! Вот ужас-то!
— Да, — вторит ей Нелли, — и самое ужасное, что мама с папой будут жутко волноваться!
У нее такой вид, словно это ее и вправду трогает.
Женщина показывает на разодранную пижаму, из которой торчат мои разбитые коленки.
— С тобой все в порядке, детка?
Я киваю.
И реву. Столько заботы зараз мне не вынести. Слезы наворачиваются моментально — от мысли, что ты только что плутала в лесу, а теперь сидишь в теплой машине и тебя жалеют.
— Не плачь, малышка! — утешает меня женщина. Нелли рассказывает, как жутко я напугалась в лесу, как все время рыдала и не хотела двигаться с места — и она с трудом заставила меня идти.
Я реву все сильнее — но теперь уже от ярости. Ты должна радоваться, что у тебя такая сильная и храбрая кузина, говорит женщина. Как только мы выберемся отсюда, моя сильная и храбрая кузина получит по морде — но этого женщине лучше не знать. Теперь мне ужасно хочется посмотреть, как у Нелли получится выбраться из этой машины — до того, как ее довезут до дома. Вряд ли эти двое высадят нас в следующем городе со словами «Берегите себя» и поедут дальше.
— Я так рада, так рада, что мы скоро будем дома! — пою я. Нелли глядит на меня. — Жду не дождусь, когда увижу тетю и дядю, — продолжаю я.
Нелли и бровью не ведет:
— Да.
Женщина оборачивается к нам:
— Вы уже почти дома! Как называется улица?
— М-м-м, — мычит Нелли, — м-м-м…
Перед моими глазами возникает написанное синей ручкой, почти стершееся из книги про Элвиса: «Беверли-драйв, 39».
— Отлично, — говорит женщина.
Мне вдруг становится страшно. Что я натворила? Сейчас они привезут нас к Лу Барду.
С другой стороны, адрес Лу Барда не хуже и не лучше любого другого.
По крайней мере, он точно живет в Эри.
— Поворачивай налево, — командует женщина. На коленях у нее карта города. Ее муж заворачивает налево. Ага, в некоторых семьях такой трюк проходит.
— Ой, не то! — Женщина сдвигает очки на лоб и держит карту совсем близко перед глазами.
Нет, не проходит.
Она поворачивается к нам:
— Вы можете просто показать дорогу? У меня плохо получается читать карту.
Нелли выглядит жалко. Теперь-то мы попались.
— Мне ужасно жаль, — говорит она, — я потеряла очки в лесу. А без них ничего не вижу. Может быть, кузина поможет.
Женщина выжидающе глядит на меня.
— М-м-м, — говорю я, — м-м-м….
Боже мой, я же не могу тоже сказать, что потеряла очки в лесу. Может быть, контактные линзы? Не. Зубную пластинку? Слуховой аппарат? Не, все это не то. Я гляжу в окно и лихорадочно соображаю, то и дело мыча: «М-м-м», чтобы женщина подумала, что я вот-вот что-то скажу. Нелли смеется.
— Моя кузина и ориентация на местности! Я всегда ей говорю: если ты совершенно уверена, что идешь правильно, развернись и иди в обратном направлении!
Нелли получит по морде два раза. Заметано.
И вдруг я вижу ее. Чудесную, красивую табличку, которую трудно не заметить. На ней выведено: Беверли-драйв.
— Поворачивайте налево! — кричу я, мужчина, не успев посигналить, закладывает вираж, и вот мы уже на Беверли-драйв.
— Молодец! — женщина улыбается мне.
— Вот, красный дом справа! — Нелли машет рукой. Мы поворачиваем направо и останавливаемся у выкрашенного в красный цвет деревянного дома.
— Огромное, огромное спасибо! — благодарит Нелли.
Женщина отстегивает ремень безопасности.
— Я пойду с вами.
— Ой, нет, — говорит Нелли, — мы и так уже вас бессовестно напрягли.
Женщина снова пристегивается.
— Хорошо. Но мы подождем тут, пока вы не войдете в дом!
Нелли выходит из машины, я беру гитару, спальник и рюкзак и иду за ней. Она, не останавливаясь, подходит к двери и звонит. Мое сердце колотится быстро-быстро. Сейчас я увижу Лу Барда. Но никто не открывает. Нелли снова звонит. Я оборачиваюсь. Женщина и мужчина все еще сидят в машине и ждут. Я машу им рукой и улыбаюсь. И никак не могу решить, что лучше: чтобы никого не оказалось дома и не пришлось бы позориться от того, что мы звоним в дверь Лу Барда, который нас ни капельки не знает, или чтобы он оказался дома и мы бы избавились от наших провожатых? Не успеваю решить и слышу шаги. Дверь приоткрывается.
— Да?
— Привет, — говорит Нелли и улыбается. — Извините за беспокойство.
Дверь открывается чуть шире.
В дверном проеме стоит пожилая дама с седыми кудрявыми волосами. Это, наверное, бабушка Лу.
— Привет, — повторяет Нелли, протягивает ей руку и наклоняется. — Нелли, а это моя кузина Анни.
Дама смотрит на нас в недоумении.
— Вы нас не знаете.
Тут Нелли права.
— Но вы ведь знаете Фидлеров из вашего церковного прихода? — Нелли показывает на машину, там сидят наши провожатые и приветливо машут. Старушка с улыбкой машет в ответ.
— Конечно, я их знаю.
Нелли снова улыбается.
— Мы с кузиной потеряли родителей в Государственном парке, а Фидлеры подвезли нас сюда. Они думали, что мы, если это нетрудно, можем от вас позвонить родителям.
— Конечно, конечно! — Хозяйка делает шаг в сторону и приглашающим жестом зовет нас в дом.
Нелли еще раз машет рукой Фидлерам, они радостно машут в ответ. Как только мы входим в дом, я слышу, как машина отъезжает. Мы идем за старушкой в гостиную, обставленную точь-в-точь как гостиная Фицмартинов: огромный диван посередине.
— Садитесь, садитесь! — Дама кивает на диван. Мы садимся. Я молюсь о том, чтоб не запачкать светлую обивку — ведь я сегодня почем зря валялась по земле в лесу. Мне вообще хочется испариться. Что будет теперь? Кому Нелли собралась звонить? Как нам выбраться отсюда?
— Хотите попить? Да вы, наверное, и голодные! — Старушка смотрит на нас сочувственно. — Вот телефон!
Она подает Нелли белую беспроводную трубку.
— Звони родителям, а я приготовлю что-нибудь поесть!
— Огромное-преогромное спасибо! — сегодня Нелли улыбается так, что можно подумать, что она ужасно мила. Как только старушка скрывается в кухне, Нелли сует мне телефонную трубку.
— У тебя есть один-единственный телефонный звонок.
— Но…
— Не задавай глупых вопросов! Просто звони!
— Ладно.
Я вытаскиваю записную книжку из рюкзака и звоню в отель. Главное, чтобы мама не услышала, как бьется мое сердце. В трубке гудит, а я представляю, как сейчас совершенно спокойно скажу «Привет, это Антье!». Вскоре снимают трубку.
— Алло?
— Привет, это…
Стоп, да кто же это? Мужской голос, но не папин. Наверное, я ошиблась номером.
— Алло?
Я уже хочу положить трубку, но вдруг слышу знакомый голос:
— Антье!
— Мама!
