Ознакомительная версия.
Рыжик на все был согласен. Слушая Полфунта, он млел от восторга и заранее строил в уме грандиозные планы.
И вот наконец они дошли до Киева. Благодаря тому, что они пришли в город вечером, древний Киев произвел не особенно сильное впечатление на Рыжика. Помимо этого, Полфунта почему-то избегал главных улиц, а ходил все какими-то закоулками да проулками. К девяти часам они пришли на вокзал. Вот здесь Рыжик насмотрелся диковин! Прежде всего его поразила громадная зала третьего класса, наполненная народом. Кого-кого только не было! И старики, и женщины, и солдаты, и дети, и купцы — все смешалось в одну шумливую, беспокойную толпу, на скамьях, на широких подоконниках — всюду, где только возможно было, лежали сундуки, мешки, узлы и чемоданы. Люди беспокойно сновали взад и вперед, о чем-то кричали, с кем-то переругивались; грудные дети оглашали громадную залу резкими криками.
Санька, попав в эту кашу, до того растерялся, что в первую минуту потерял даже способность соображать. В глазах у него зарябило, и голова закружилась.
— Что здесь? — спросил он у Полфунта, который взял его за руку.
— Здесь вокзал.
— Что это значит?
— А это значит, что отсюда народ уезжает по железной дороге, куда ему нужно. Вот мы, например, уедем в Одессу.
— А где дорога?
— Дорога вот там, за дверью, у которой швейцар стоит.
Полфунта подвел Рыжика к окну, усадил его и сказал:
— Вот здесь сиди и не трогайся с места! Смотри в окно и молчи…
— А ты? — обеспокоился Санька.
— А я пойду с кондукторами поговорю. Мы зайцами поедем, — добавил он шепотом.
— Как это — зайцами? — воскликнул Рыжик.
— Тсс!.. Экий ты какой! Молчи, потом все узнаешь.
— Ай-ай! Глянь-кось, что летит! — вдруг закричал Рыжик, увидавший в окно промчавшийся мимо паровоз.
— Вот это и есть машина, которая нас повезет.
— А как она летит?
— Паром.
— А лошадь где?
— Ах, боже мой!.. Ну ладно, потом я тебе все объясню, а пока сиди и не уходи отсюда, — сказал Полфунта и мгновенно исчез в толпе.
Санька уперся носом в стекло и во все глаза глядел на то, что делалось на полотне дороги. Там, по мнению Саньки, происходило нечто невероятное. Громадные фонари, как солнце, ярко освещали всю платформу и полотно дороги. Рельсы, сверкая сталью, длинными змеями уходили вдаль, то переплетаясь, то расходясь. Где-то вдали мерцали в ночном воздухе синие и красные огоньки. По платформе бегали люди в белых фартуках, с бляхами на груди, какие-то господа в фуражках с красными донышками и разный другой люд. Но не это занимало Рыжика. Его вниманием всецело овладел подходивший к платформе поезд. Два чудовищных глаза у паровоза и длинные движущиеся дома, наполненные пассажирами, до того его поразили, что он рот разинул от изумления и даже немного струсил.
— Ну что, как ты тут? — услыхал Рыжик голос Полфунта.
— Ай, что там делается! — воскликнул мальчик. — Ты посмотри, народу-то сколько!.. Куда это они бегут?
— Выходят из вагонов. Приехали, ну и выходят. Не ночевать же им.
— И мы так поедем?
— Поедем.
— Когда?
— Через полчаса. Только слушай: я тебя (тут Полфунта понизил голос до шепота) положу под скамейку. Ты лежи смирно и не шевелись. Я буду около. А как приедем, я тебе скажу, и ты вылезешь. Понял?
— Понял. Только бы поскорей.
— Успеешь, еще надоест тебе.
— А долго ехать мы будем?
— Долго, говорю — надоест.
В это время раздался звонок, и толпа, точно обезумев, ринулась к выходу. Поднялась невообразимая давка. Рыжику и Полфунту удалось первыми проскользнуть на платформу. Первыми они попали и в вагон.
— Скорее лезь! — прошептал Полфунта Рыжику и сам помог ему.
Санька мгновенно исполнил приказание. Затаив дыхание, он улегся комочком и закрыл даже глаза.
— Лежишь? — нагнулся к нему Полфунта.
— Лежу, — прошептал Санька.
— Ну и лежи знай! Я скажу тебе, когда вылезать. Кушать не хочешь?
— Хочу, — живо ответил мальчик, обладавший волчьим аппетитом.
— Хорошо! Погоди немного: пусть народ войдет; я побегу за булкой…
— Ты с кем это там? — вдруг раздался над головой Полфунта чей-то хриплый бас.
Он вздрогнул и поднял голову. Перед ним с чемоданом в руке стоял толстый купчина, с лопатообразной светлой бородой и хитрыми, но добродушными глазами.
— Двуногого зайца везешь, а? — усмехнулся купец.
— Братишка мой… Платить нечем, я его и того… — начал было Полфунта, но купец перебил его:
— Дорога не моя: вези сколько хочешь… Только гляди, чтобы воришкой зайчик не оказался.
— Что вы, что вы!.. Ведь я тут буду…
— А у тебя билет есть?
— У меня… Скажу правду, и у меня нет. Было у меня два рубля — кондуктору отдал… Уж вы пожалуйста!
— Да чего ради просишь! Сказывал я, что не моя дорога.
Вагон наполнился народом. Перед глазами Рыжика замелькали ноги. Под скамейкой сделалось темно.
Раздался второй звонок. Полфунта вспомнил, что обещал Рыжику булку, и стремглав бросился вон из вагона. Толкая встречных, он побежал к буфету третьего класса. Там он схватил булку и бросил буфетчику двугривенный.
— Скорее, пожалуйста, сдачи, а не то я опоздаю, — дрожа от нетерпения, проговорил Полфунта, обращаясь к буфетчику.
Тот, не торопясь, внимательно осмотрел монету, бросил взгляд на покупателя и сквозь зубы процедил:
— Все едино опоздал.
С этими словами он подал клоуну сдачу.
— Как — опоздал?! — не своим голосом воскликнул Полфунта и как сумасшедший бросился на платформу.
Там, к ужасу его, поезда уже не было. Оказалось, что третий звонок он принял за второй, когда побежал в буфет.
С фокусником чуть дурно не сделалось.
— Что я наделал? Что теперь будет с мальчиком!.. — в отчаянии прошептал он и прислонился к холодной каменной стене вокзала.
Рыжик лежал под скамейкой и долго прислушивался к монотонному стуку колес. Этот стук в конце концов убаюкал его. Привыкший ко всякого рода постелям, Санька и под скамейкой вагона уснул крепким, сладким сном.
Ночью кондуктора закрыли окна, и в вагоне сделалось душно и жарко. Пассажиры, кто лежа, кто сидя, боролись с дремотой, настойчиво овладевавшей ими. Лучше и покойнее всех спал бородатый купец, с которым разговаривал Полфунта. Он лежал на скамье лицом вверх и храпел на весь вагон.
Толстые стеариновые свечи трепетно горели в двух висевших над дверьми фонарях. Освещение было слабое, и в вагоне царил полумрак. Движение, хлопанье дверьми и разговоры давно уже прекратились, и все вокруг успокоилось, умолкло и притихло. Только сам поезд, не боясь темной ночи, с грохотом и свистом мчался вперед и, точно звезды, разбрасывал по сторонам красные, быстро гаснущие искры…
Рыжик спал и видел какой-то чрезвычайно интересный сон, как вдруг он почувствовал, что его кто-то тянет за ноги. Рыжик проснулся. Забыв, где он находится, он хотел было вскочить на ноги, но при первой же попытке так ударился головой о скамейку, что окончательно потерял соображение.
Вытаскивал Рыжика из-под скамейки младший кондуктор, сухопарый мужчина высокого роста, с черными тонкими усами, опущенными вниз, как у китайца. Помощник действовал по приказанию обер-кондуктора, стоявшего тут же, рядом с контролером. Случилось так, что контролер, проверяя билеты, нечаянно уронил щипцы возле скамейки, под которой лежал Рыжик. Контролер нагнулся и увидел ноги мальчика.
— Это что такое? — строго спросил контролер у обера.
— Что-с?
— А вот то-с!.. Ноги чьи?.. А ну-ка, опусти фонарь! — строго обратился контролер к младшему кондуктору.
Помощник немедленно исполнил приказание. Ручной фонарик, поставленный на пол, бросил яркую полосу света и осветил грязные босые ноги Рыжика, торчавшие из-под скамейки.
— Тащи его! — коротко скомандовал контролер.
Младший кондуктор стал вытаскивать Саньку.
— Ишь, брыкается! — проворчал кондуктор. — Шалишь, брат, у меня живо вылезешь…
Саньку вытащили и поставили посередине вагона.
— Ты кто такой? — строгим голосом спросил у Рыжика обер-кондуктор и навел на него фонарь.
Яркий, сильный свет ударил мальчику в лицо, и он невольно закрыл глаза.
Обер-кондуктор отлично знал, откуда взялся Рыжик, потому что он от Полфунта недаром получил два рубля. Но об этом не должен знать контролер. И вот, чтобы снять с себя всякое подозрение, обер напустил на себя необыкновенную строгость.
— Этакий клоп, а уже зайцем разъезжает! — воскликнул обер и опустил фонарь.
— Откуда ты взялся? — спросил, в свою очередь, контролер.
Рыжик упорно молчал. Он не мог говорить: страх сковал его, и он стоял перед кондукторами в каком-то оцепенении. Мысли его спутались, и он не мог даже ясно понять, что, собственно, с ним случилось. Обстановка, в которой он очутился, пуще всего пугала его. Этот качающийся, плохо освещенный вагон, эти спящие пассажиры, усатые кондуктора и, главное, отсутствие Полфунта совершенно ошеломили и уничтожили Рыжика. Горе мальчика было так велико, что он не только говорить, но даже плакать не был в состоянии.
Ознакомительная версия.
