Моторка остановилась возле дома Степана. Охотовед поднялся по крутому косогору и вошел в сливовый садик, уставленный разноцветными улейками. Степан Тимофеевич в широкополой шляпе возился с пчелами.
— Привет пчеловоду! — издали крикнул охотовед, боясь быть ужаленным пчелами, летавшими роем вокруг Богатырева.
— Подходи, подходи, чего спужался! Медведей не боишься, а перед пчелой робеешь! — приветливо ободрял переминавшегося с ноги на ногу охотоведа Богатырев. — Ежели и жиганет какая — одна польза будет. У меня как спина заболит, четыре-пять пчел на поясницу посажу — сразу полегчает. — С этими словами Степан Тимофеевич подошел к Перекатову и протянул ему руку.
Был он ниже своего старшего брата, но шире в плечах. Темно-русой бородки еще не коснулась седина, а синие глаза сверкали таким молодецким задором, что его скорее можно было принять за сына Ивана Тимофеевича, нежели за брата.
— Пойдем в хату, там не так жарко. Вишь, парит, знать, к дождю, вот и пчела злится, и впрямь ужалит.
Они вошли в дом Богатырева. Срубленный из кедровых брусьев, с просторной верандой, дом был обшит узкой шелевкой, выкрашенной белой краской. Окна, выходившие в сад, обрамленные узорчатыми наличниками, были распахнуты. В трех смежных комнатах расставлена добротная полированная мебель. Все в доме говорило о достатке и благополучии хозяина.
— Серафима! — позвал Степан Тимофеевич жену. — Подай-ка нам медка да холодного молока.
Они присели, а тем временем хозяйка проворно накрыла широкий стол.
— Угощайся. Нынче мои улейки по полцентнера меда дали. Хороший взяток. — С этими словами Богатырев придвинул гостю тарелку, на которой лежали крупные куски душистого сотового меда.
— Я заезжал к твоему брату на заимку. Хочу и с тобой посоветоваться.
Перекатов столь же подробно, как и Ивану Тимофеевичу, рассказал Степану о задании по добыче пушнины и зверя.
— Ну так что, можно положиться на вас: план выполните? — спросил охотовед, когда рассказал все, что того могло интересовать.
— Трудновато будет. Нынче мой сын в армию идет, на промысел не едет. Остаемся мы вчетвером.
— А если к вам в бригаду Маркина подключим?
— Этого браконьера-то отъявленного? — удивился Степан.
— Бригада Богатырева его перевоспитает.
— Нет, это уж вы его перевоспитывайте, охотоведы, а нам промышлять надо. Да и дурной славы мы не потерпим, а от Маркина она пойдет.
— Эх, Степан Тимофеевич! Я думал, ты поддержишь наше решение.
— Зачем же меня спрашивать, если ты сам все уже решил.
— Дело не в этом, Степан Тимофеевич, приказать не трудно. Я хочу, чтобы ты сознательно взялся за это, не по приказу, а по убеждению. Тогда наверняка все будет хорошо. Ты же знаешь, что Маркин — охотник хороший, вот только свое мастерство он не на ту дорогу направил.
— Это так, да легче молодого выучить, чем старого переучить!
— До охоты еще далеко. Когда соберете всю бригаду, обсудите и мое предложение. Я к вам в январе в зимовье подъеду. А тебе, Степан Тимофеевич, еще одно задание: раздобудь пару хороших собак — без них живьем зверя не взять.
Перекатов знал, что Богатыревы держат лишь по одной хорошей лайке, да и тех используют только при ловле тигров.
— Я нынче хочу попробовать своего волка, — сказал Степан.
— Смотри, как бы не сбежал он от тебя, — заметил охотовед.
Они встали из-за стола. В это время в комнату вошел молодой парень, в котором Перекатов узнал Матвея, сына Ивана Тимофеевича.
— А ты что тут делаешь? — спросил охотовед.
— Дяде помогал за пчелами ходить.
— На охоту собираешься?
— Хоть сегодня готов в тайгу.
— А твой младший брат?
— Он с нами последний раз в лес идет. На заводе работать мечтает.
Перекатову жаль было терять Кондрата как охотника. Сколько прекрасных здоровых парней не захотели перенять романтическую профессию своих отцов-зверобоев и ушли из промхоза! Но словами тут делу не поможешь: не те времена, что прежде, техника манит к себе молодых людей.
Распростившись с хозяином, Перекатов вышел на берег реки, оттолкнул лодку. Подхваченная течением, она начала медленно удаляться от берега. Заработавший винт толкнул ее вперед и помчал со скоростью ветра в сторону города, залитого лучами склоняющегося к тальникам солнца.
Степан, проводив гостя, решил покормить волка. Положив в тазик вареной рыбы, он вошел в сарайчик. С громким визгом бросился к нему на грудь Беркут, начал ласкаться к хозяину. Ему было всего пять месяцев, а ростом он не уступал лайке. Ранней весной шел Степан с ружьем по лесу. Искал волчьи логова. В пятнадцати километрах от поселка нашел упавший старый кедр. Подошел поближе, а из дупла смотрит на него волчья морда. Застрелил охотник волчицу. В дупле оказались пять волчат. Были они маленькими, слепыми. Видать, с неделю как появились на свет. Захотелось Степану вырастить их и попробовать на охоте за крупным зверем, а может быть, и скрестить с собакой.
Вскоре два волчонка пропали, а трое начали быстро прибавлять в весе. Поначалу Степан кормил их теплым коровьим молоком через соску, а затем стал подкармливать мясом. Волчата отличались большой подвижностью и большим аппетитом. Во время кормежки не зевай: вместе с мясом и палец отхватить могут. Зверята хватали корм с громким рычанием, после еды жадно пили воду. Кроме мяса и молока ели хлеб и даже траву. Бодрствовали они больше ночью. К Степану поначалу относились осторожно, а к его жене были всегда ласковы. Не терпели волчата поросят, очень боялись черных предметов. Когда им исполнилось два месяца, Степан впервые услышал их протяжный вой и тонкий, частый, отрывистый лай. К взрослым собакам волчата были настроены дружелюбно, облизывали их морды, скулили, виляли перед ними хвостами, к щенкам же относились агрессивно. Вскоре Степан убедился, что волки ведут себя не так, как читал он о них в книге: легко поворачивают голову в разные стороны, поднимают и держат хвост кверху, как лайки.
Однажды Степан обильно накормил волчат мороженой свининой, после чего все его питомцы тяжко заболели. Много возился с ними охотник, но спасти удалось лишь одного волчонка. Теперь он вырос и всегда сопровождал хозяина, когда тот ходил купаться на протоку.
Степан с радостью отмечал, что Беркут, так назвал он волка, поддается дрессировке: достает из воды брошенную палку, приносит хозяину шапку и рукавицы. «Должен ходить Беркут за копытными», — думал Степан и с нетерпением ожидал зимы, чтобы скорее испытать своего любимца на охоте.
Октябрь выдался теплым и сухим. Лишь по ночам замерзали лужицы, оттаивая к полудню.
Убрав урожай с огородов, Богатыревы наловили впрок рыбы и начали собираться в тайгу на всю зиму. Бригада состояла из пяти человек: братья Богатыревы, Матвей и Кондрат — сыновья Ивана Тимофеевича — и Роман Маркин. Уходили охотники надолго, продуктов брали немало: четыре мешка сухарей, насушенных заранее, вяленой и соленой рыбы, два мешка крупы, полмешка муки и столько же сахару, бочонок соленой капусты, три мешка картофеля, немного моркови, свеклы, луку; кроме этого, десяток пачек соли, свечи, спички, мыло. Не забыли прихватить и нужный инструмент, новые капканы и боеприпасы.
Угодья, где предстояло им промышлять, лежали на Алой речке. В зимовье, стоявшее на самом берегу, решено было добираться на моторной лодке с халкой на буксире, которые загружались у Степана Богатырева. Весь провиант и снаряжение, уложенные на халку, были тщательно накрыты брезентом. Здесь же должны были сидеть Маркин со своей собакой и Матвей с тремя псами. Остальные размещались в моторке, туда посадил Степан и своего волка. Выехали на рассвете. Жены провожали своих мужей.
Прошло более двух часов, а охотники все не могли миновать Хабаровска, вытянувшегося на полсотню километров. Местами деревянные домишки словно сползали с крутого высокого берега и стояли у самой воды, а там, повыше, поднимались к небу прямоугольники больших каменных домов. За мостом потянулись курчавые холмы Воронежа: здесь размещено большинство пионерских лагерей. Широкая река текла незримо, и только когда останавливался мотор, улавливалась быстрота течения. В малую воду могучий Амур не мог передвигать даже мелкую гальку, но, разлившись и выйдя из берегов, легко перемещал целые острова, сносил дома и стога сена.
Придерживаясь берега, моторка бежала вниз по течению. Остались позади черные базальтовые скалы Сикачи-Аляна с таинственными личинами, высеченными на камнях тысячелетия назад, живописные села Вятское и Елабуга; миновали Сарапульское, вошли в Челнинскую протоку. К концу дня охотники пересекли мелководное Синдинское озеро и, с трудом отыскав незаметный вход в устье Теплой речки, причалили к высокому берегу, поросшему дубовым лесом. Здесь решено было сделать ночевку.
