Против нас самый первый вагон остановился.
Вдруг из него мальчик высунулся в матроске. И кричит:
— Эй, колбаса, это какая остановка?
Я думаю: кому он кричит? Разве у него тут знакомые есть?
А мальчик ещё сильнее из окошка высунулся и орёт:
— Эй, колбаса в беретке, это какая остановка?
Тут я понял, что мальчик нашему Вите кричит. Витя в беретке и как раз под тем окном стоит, где мальчик. Хулиган он, что ли? Я даже немножко растерялся.
Но Арина не растерялась.
Она как бросится к вагонной двери. А там ступеньки высокие, Арине не впрыгнуть. И на ступеньках ещё толстая проводница с флажком стоит, всю дверь закрывает. Она Арину отталкивает, а Арина всё равно не растерялась, руками вцепилась в ступеньку, лезет вверх и кричит:
— А ну повтори, что сказал!
Проводница толкает её и кричит:
— Ты куда, девочка? Это чья девочка? Заберите от меня эту девочку!
И толкает Арину. Да Арину разве отцепишь, если она уже лезет. Но одной ей не справиться.
— Арина! — кричу я. — Подожди меня, я сейчас!
И бегу к двери.
Вдвоём мы эту проводницу, конечно, подвинем.
— Это наша девочка, господи! — кричит Марина Ивановна. И бежит к Арине, ей новое платье мешает быстро бежать.
— Аринка, постой! — кричит мой папа. И тоже бежит.
— И повторю! — вопит мальчик в матроске.
Его белая тётя от окна тянет (мама, наверное), его дядя военный от окна тянет, уже много народу его от окна тянет.
А он всё равно вопит:
— Колбаса!
Наш Витя плачет. Он ногами топает и кричит:
— Я не колбаса! Ты сам колбаса!
Дядя Мурад Витю на руки схватил, а Витя на руках не хочет сидеть. Он вырывается. Дядя Мурад с ним от вагона бежит.
Тут папа Арину отодрал от ступеньки и кричит Любе:
— Отправляй этот поезд к чёрту!
Поезд сразу ушёл.
Мы все стоим. Витя уже не плачет, тётя Наташа ему конфету дала, «Белочку». Арине она тоже хотела дать. Арина головой замотала.
Я тоже не взял.
Какие сейчас конфеты!
— Уф! — говорит папа.
— Арина, я тебя сзади толкал, — говорю я. — Ты слышала?
Но Арина не отвечает. Она всё не может успокоиться, что мальчик в матроске уехал. Арина любит каждое дело довести до конца, а тут она не довела, папа ей помешал.
— Вот и одевай вас! — говорит Марина Ивановна.
Ей особенно Аринину юбку жалко, она плиссе. Там столько складок, разве теперь отмоешь. Но Марина Ивановна всё-таки хочет юбку почистить. И гольфы. Все помнят, что гольфы белые были, а теперь они чёрные.
— Послушайте, почему мы стоим? — вдруг говорит дядя Володя. — Мы же пришли встречать!
Тут мы вспомнили. Мы же Аринину тётю пришли встречать. Она из Москвы едет, чтобы с Ариной побыть. Аринины мама и папа уехали в Болгарию по путёвке. Они три года не отдыхали, а теперь вот уехали. А Аринина тётя, наоборот, едет сюда в отпуск.
— Действительно, — говорит папа, — мы же встречаем!
— А меня уже встретили, — говорит кто-то.
К нам незнакомая тётенька подходит. Нестарая вообще-то. Молодая. Она совсем молодая. У неё такие большие волосы, я таких больших никогда не видал. И главное — она в пальто. Ей так жарко! Она пальто расстегнула. А под пальто у неё ещё свитер, смешно так. И она смеётся.
— Меня Вета встретила, — говорит Аринина тётя.
Мы смотрим — правда, за ней наша Вета стоит с жёлтым чемоданом. Она двумя руками чемодан держит, улыбается и молчит. Вета всегда молчит. Папа даже думал, что Вета вообще говорить не умеет. Это папа шутит. Вета у нас работает на метеостанции, просто она очень молчаливая.
— Ай да Вета! — смеётся папа. — Вот это человек дела!
И отбирает у неё жёлтый чемодан. Он чемодан небрежно берёт, одними пальцами, как лёгкую вещь. Папа у меня сильный.
— Здравствуйте, — говорит Аринина тётя. — Надежда Георгиевна. Очень приятно.
И руку всем жмёт. Моему папе, дяде Володе, Марине Ивановне в новом платье, тёте Наташе, дяде Мураду, шофёру Боре и дежурной Любе. Вете она уже жала, конечно. А Витя ей руку не дал, спрятался за дядю Мурада. Он у нас ещё маленький, боится чужих. Вдруг Аринина тётя обиделась? Я рядом с Витей стою. Я поскорей протянул ей руку.
— Лёня, — говорю. — Здравствуйте, очень приятно.
Все засмеялись. Но Аринина тётя, конечно, не засмеялась. Она мою руку пожала. Тут смеяться нечему. Мне просто понравилось, как она говорит. Если бы всегда так здороваться. Я, например, иду умываться, а дядя Володя кричит: «Лёдик, привет!» А я ему говорю: «Доброе утро, очень приятно». И размахиваю полотенцем. А тут дядя Мурад зубы уже почистил, пускает меня к умывальнику и говорит: «Лёдик, салам!» А я ему тоже говорю: «Доброе утро, очень-очень приятно». Неплохо было бы.
Мы теперь обратно идём, к себе в заповедник. Мы прямо по шпалам идём. Всё равно поездов сегодня больше не будет, можно по шпалам.
Арининой тёте по песку неудобно идти, она приехала на каблуках. Мы-то к песку привыкли, каблуков у нас нет.
— Хорошо, что вы приехали, — говорит папа Надежде Георгиевне. — С Ариной мы бы и сами побыли, не в этом дело. Хорошо, что вы увидите пустыню весной, в самое лучшее время. Всё как раз цветёт, и ещё прохладно.
— Ничего себе — прохладно! — смеётся Аринина тётя.
Она пальто давно сняла, пальто дядя Володя несёт. Она бы и свитер сняла. Но раз недалеко, она потерпит.
— Свитер — это уж чересчур, — смеётся папа. — Мы только зимой в свитере ходим. И то не всегда.
Но Аринина тётя на Севере долго жила, три года. Только недавно вернулась в Москву. Поэтому она в свитере — никак после Севера на отвыкнет. Ей просто не верилось, что где-то бывает жарко.
— Как можно на Севере жить? — говорит Марина Ивановна. — Там же комары.
Марина Ивановна никогда бы на Севере не жила. Там комары съедят. Прямо живьём. От них на Севере не спасёшься. Как там люди живут? А у нас, в Туркмении, хорошо, комаров у нас нет. Только солнце. Солнце для человека полезно. Песок тоже полезный, он чистый. Люди за песок деньги платят, чтобы на нём лежать. А у нас лежи сколько хочешь! За так. Некоторым, наверно, деньги девать некуда, так они в Болгарию едут. Марина Ивановна ни за что не поехала бы.
— Мама с папой на золотом пляже там будут лежать, — хвастается Арина.
— А хоть и на золотом, — говорит Марина Ивановна.
— Но там же море, — говорит Надежда Георгиевна.
— А что — море?
Марина Ивановна море видела, в Красноводске. Подумаешь — море, удивили! Всю ночь шуршит, спать только мешает. Без толку катается в берегах. Зряшняя вода, вот что такое море. Если бы канал!
— У нас канал есть, — говорю я.
Море я, конечно, не видел. Но канал у нас есть, пусть Аринина тётя не думает. Конечно, не в заповеднике, но канал есть.
— А откуда вы воду берёте? — спрашивает Надежда Георгиевна.
— Нам в цистернах привозят, — говорит Марина Ивановна. — У нас вода всегда есть, не то, что раньше. В таз сколько хочешь налей и купайся. Вода у нас мягкая, от неё волос блестит. Вон у Ариночки как блестит!
У Арины, конечно, блестит, её тётя сразу согласилась. Она Арину совсем другой представляла. По письмам. Совсем маленькой. Куклу ей привезла. А Арина вон какая большая. В куклы, наверное, уже не играет.
— Играю, — говорит Арина.
— Я тоже в куклы играю, — говорит Витя. — Но лучше в танк. Ты танк мне привезла?
Танк Аринина тётя не привезла, она не знала.
— А пластилин привезла? — говорит Арина.
Пластилин Надежда Георгиевна привезла. Целых десять коробок. Она нас всех представляла себе другими. Меня, Витю, Арину. А мы вон какие! Она боялась, что вообще Арину не узнает. Ведь она её очень давно видела. Но на перроне она Арину сразу узнала. Арина так на сестру похожа! Аринина мама, оказывается, сестра Надежды Георгиевны, их даже в детстве путали. Поэтому она Арину узнала.
— Вы у меня в Москве были, когда тебе только-только год исполнился, — говорит Надежда Георгиевна. — Ты, конечно, не помнишь.
Как же Арина может помнить, если она совсем маленькая была.
— Я помню, — вдруг говорит Арина.
— Ну что ты, Аришка, помнишь? — смеётся Надежда Георгиевна. — Может, ты Красную площадь помнишь, как мы тебя в коляске везли? Или Третьяковскую галерею? Так разоралась там, что пришлось сразу уйти.
Нет, Арина Красную площадь не помнит. Никакой галереи она тоже не помнит. Она просто помнит, как они были у тёти Нади.
— Я тебя помню, — говорит Арина.
— Ничего ты не можешь помнить, — улыбается Аринина тётя. — Тебе просто кажется.
— Я помню, как ты мне мишек давала играть, — говорит Арина. — На шнурочке.
Тут Аринина тётя очень удивилась.
— Постойте, — говорит. — Это что же такое? Правда. Была у меня такая игрушка. Я её даже с собой на Север брала, потом потеряла.
Вот как Арина помнит.
А Надежда Георгиевна ей не верила.
