— Я тогда тоже буду «Надежда Георгиевна» называть, — говорит Арина. — Я тоже не маленькая! Я Лёдика на три дня старше!
— Но она тебе родная тётя, Ариночка, — говорит Марина Ивановна.
— И Лёдику родная, — говорит Арина. — Мне же Лёдик родной!
Вот как Арина им всё объяснила. Она мне родная! Мы в прошлом году ездили в Ашхабад, так все в поезде говорили: «Посмотрите, какие эти братишка с сестрёнкой дружные». Потом один дядя говорит: «Вы, наверное, близнецы?» Арина говорит: «Конечно, мы близнецы. Я только на три дня Лёдика старше». Все в поезде как засмеются!
Но Арина правду сказала — она на три дня старше. Папа пришёл, ему говорят: «Какие у вас ребята забавные». А он говорит: «Они у меня такие».
— Логично, Арина, — говорит дядя Володя.
— Вообще-то, конечно, — говорит и папа. — Тут возражать трудно. Лёдик, несомненно, тебе не чужой.
— Ага, — говорит Арина. И тарелку сразу к себе подвинула.
— Хоть бы вот так-то на всю жизнь осталось, — говорит Марина Ивановна. И смотрит на нас с Ариной. И глаза себе трёт, у неё глаза на мокром месте, она сама сказала.
— Ладно, — разрешил папа. — Зови как хочешь.
И мы сразу сома стали есть.
Зря Марина Ивановна Борю ругала. Сом вкусный. В нём костей совсем нет, одно мясо. Марина Ивановна никогда рыбу не ест, но этого сома она бы каждый день ела, только давай. Особенно печень. У сома печень по вкусу прямо, как дичь, лучше зайца. Зайцы нам уже надоели, мы их всю жизнь едим. А сом нам не надоел, особенно печень.
— Совсем белое мясо, — удивляется тётя Надя.
— Сомятина, — говорит папа, — это вещь!
— Тиной малость припахивает, — говорит дядя Володя. — Предлагал выбросить, правильно предлагал. Кто у сковородки? Подкиньте-ка мне ещё кусочек. Побольше.
— И я бы ещё попросила, — говорит дядя Мурад.
Он так про себя говорит: «Я пошла», «Я бы попросила». Потому что дядя Мурад туркмен, он русский язык уже взрослым выучил. Иногда, конечно, он ошибается. Если бы мы по-туркменски заговорили, туркмены бы прямо животы надорвали, так папа считает. У туркмен язык очень трудный. Папа, правда, с дядей Мурадом разговаривает по-туркменски. И дядя Мурад не смеётся. Он потому не смеётся, что очень деликатный, так папа думает. Мы, конечно, тоже не смеёмся, когда дядя Мурад говорит: «Я бы попросила». Чего тут смешного? Он же понятно говорит.
Все добавки взяли.
— Теперь кофейку бы, — говорит тётя Надя.
Марина Ивановна даже расстроилась.
— У меня только чай, — говорит. — Я же не знала.
Мы, в Туркмении, кофе совсем не пьём. Мы пьём чай. Мы зелёный чай пьём, он вкуснее, с чёрным его никак не сравнишь. От него сила. Мы с Ариной от зелёного чая вон как быстро растём. Надо только зелёный чай уметь заварить.
Марина Ивановна умеет его заварить. Мой папа тоже умеет. И дядя Мурад. А без зелёного чая в нашей жаре пропадёшь, мы только чаем спасаемся.
— Никогда не пила, — говорит тётя Надя.
— Если человек привык к кофе, — говорит Марина Ивановна, — значит, надо кофе сварить.
— Я с удовольствием попробую чай, — говорит тётя Надя.
Так ведь кофе одна минута сварить. У нас теперь газ. Нам газ в баллонах привозят. Такое удобство! Иногда, правда, не привозят, тогда мы на плите готовим. Как раньше. Но сейчас нам как раз привезли баллоны. Только Марина Ивановна боится, что она как-нибудь не так кофе сварит.
— Если позволите, я сама сварю, — говорит тётя Надя.
У нас кухня в сторонке, там гараж раньше был. Всякие запчасти лежат и ещё кухня. Марина Ивановна хотела тёте Наде показать, где какие кастрюльки. Но тётя Надя сказала, что сама разберётся.
— Ну, хозяйствуй, — говорит Марина Ивановна.
Она вообще-то не очень любит, когда чужие люди на кухне толкутся и всё не на место ставят. Но тёте Наде она разрешила.
И тётя Надя в кухню пошла.
Вдруг она обратно идёт. Быстро так. И говорит:
— Отличная кухня. Только кто-то там лежит у плиты.
— Как — у плиты? — удивилась Марина Ивановна.
— Как ты думаешь, Володя, — спрашивает папа, — кто бы это там мог лежать, у плиты?
— Ума не приложу, — говорит дядя Володя. И быстро идёт в кухню.
— Никто, по-моему, там не может лежать, — говорит папа. И идёт за дядей Володей, быстро так. Прямо бегом.
Мы все сразу вскочили.
У нас кухня просторная. А плита далеко стоит в углу. Дядя Володя к плите нагнулся, нам только спину видно. И говорит кому-то:
— Пригрелась, моя хорошая. Как ты возле газа пригрелась — ого-го…
Потом дядя Володя вдруг как отскочит назад.
И папа отскочил. Кричит нам:
— Ближе не подходите! Спугнёте!
Тут я слышу, будто кто-то мячик надувает: «Уфффф!» И ещё: «Уфффф!»
— Ой, — говорит тётя Надя, — это змея…
Конечно, змея. Теперь все увидели. Она у стенки лежит, голову высоко подняла и не знает, куда бежать. Мы дверь загородили, а в стенках тут щелей нет, пол бетонный.
Я её сразу узнал. Это змея эфа. Такие пёстрые штучки на ней, как цветочки. Я её сколько раз видел. Например, видел так. Мы с папой на почту пошли, он говорит: «Погоди-ка, кажется, удавчик ползёт. Он нам нужен».
Нагнулся и роет в песке руками. Вдруг отпрыгнул и мне кричит: «Стой! Не дыши!» Я слышу: где-то надувают мячик. Близко где-то. Рядом. Я не дышу. Потом у моей ноги что-то чирк! И уже нет. Она у моей ноги проскочила, я не дышал. Больше уже не могу не дышать. Ка-ак дохну! Папа говорит: «Видал? Эфа. А я за удавчика принял, вот смех-то».
Эфа вдоль стенки бежит. И на нас смотрит.
— Скорей, — говорит папа. — Мешок нужен!
— Обойдёмся, — говорит дядя Володя.
И вдруг разувается. Что это он? Босиком, что ли, удобней эфу ловить? Он кеды снял. Потом снял носок, а кеды обратно надел. Кричит:
— Давай пока в носок!
— В носке она ещё не сидела! — говорит папа.
Только она никак не хочет в носок. Ей, наверное, непривычно. Если бы в клетку. Или в мешочек! Папа её с трудом в носок запихал. И затянул шнурком от кедов.
— Совсем разула меня красавица, — сказал дядя Володя. Замахал носком, побежал в лабораторию.
— А вы чего стоите? — сказал папа. — Чай небось остыл. Мы только глянем и тоже придём.
Они, правда, быстро пришли.
Чай ещё не остыл. Тётя Надя тоже чай с нами стала пить. Ей почему-то расхотелось кофе варить.
— Не зря она к кухне жалась, — смеётся дядя Володя. — Я такой тощей змеи на воле ещё не встречал.
— Вы её не убили? — говорит тётя Надя.
— Зачем? — удивился дядя Володя. — Пускай посидит отдохнёт. Потом выпустим.
— В заповеднике никого не убивают, — говорит папа. — Сами никого не убиваем и другим не даём.
— Я почему-то думала, — говорит тётя Надя, — что на ядовитых змей это не распространяется.
Странно, почему она так думала.
Ядовитые змеи как раз очень полезные. Из яда лекарство делают, разве она не знала?
— А эта… эфа… она опасная? — спрашивает тётя Надя.
— Как вам сказать, — говорит папа. — Считается смертельной.
— А на самом деле?
— На неё наступать нельзя, — говорит Арина. — Она у нас на крыльце лежала, так я не наступила.
— А я наступлю, — говорит Витя. — А я наступлю!
— Спать уже хочет, — говорит тётя Наташа.
— Нет, а на самом деле? — спрашивает тётя Надя.
— Если качественный укус, тогда, конечно, помрёшь, — говорит папа.
— Как это — качественный?
— Ну, значит, доброкачественный! — смеётся папа. — А так — ничего, у нас шприц в холодильнике есть. Укол сделаем. Вон Володю кусала. Ничего, жив. В больнице, правда, отвалялся три недели.
— Ты же знаешь, — говорит дядя Володя. — Я там, в больнице, воспаление лёгких схватил, поэтому три недели.
— Ну ты герой, — говорит папа. — А то бы сразу вышел!
— Дядя Мурад вчера кобрёнка на перроне убил, — говорит Арина. — Тётя Надя, ты кобрёнка видала?
— Не видела, Аришка… Вот ведь всё-таки убил.
— Он на меня прыгнул, — оправдывается дядя Мурад. — Я растерялась, убила по глупости.
Нехорошо, конечно, что дядя Мурад кобрёнка убил. Но что делать!
— Совсем мы Надежду Георгиевну напугали, — улыбается папа.
Нет, мы её не напугали. Мы живём, значит, жить можно. Она понимает. Ей только немножко странно, что прямо в кухне. Или на перроне. Если бы где-нибудь в другом месте. Подальше. Не в кухне. И не на перроне. Тётя Надя с этим раньше не сталкивалась, и ей немножко странно.
Но папа сказал, что ничего странного нет. Это обычное дело для весны. Змеи недавно проснулись и всюду лезут, даже в дома. Они ещё не поняли, что человек им не друг.
— А когда поймут? — сказала тётя Надя. — Тогда что?
— Ничего, — сказал папа. — Будут человека за версту обходить.
— Глупости всё, — сказала Марина Ивановна. — Заладили — змеи да змеи. Ну, эфа в кухню зашла, подумаешь. Как зашла, так бы и ушла, страсти какие, господи! Пили бы лучше чай. Да ребятишек пора укладывать, Виктор глаза уже трёт.
