Сколько захочешь, столько и пей...
Забежал к большим хрюшкам глупый маленький поросёнок. Нос у него ещё не пятачком, а копеечкой.
Вот он этой копеечкой понюхал: что большие кушают? Как бы попробовать?
Подкатился к корыту, а оно высокое, не достать.
Кушать не дают, так хоть напьюсь! Подкатился к поилке, тычется, тычется, а поилка не отпускает воды. Не для таких носов сделана.
Ах, как плохо, если у тебя не пятачок, а всего копеечка!
Поймали мы глупого поросёнка, отвели обратно к маленьким.
Говорим:
— Не пищи, сиди дома! Тут за копеечку молока дадут!
Ходили с бабушкой в рощу, приглядывались — не цветёт ли осина?
А осина еще голая. Ни листиков, ни висящих серёжек.
— Бабушка, теперь каждый день будем за осиной следить?
— Для чего?
— А чтобы свёклу вовремя посеять. Чтоб не прозевать!
— Не прозеваем, — говорит бабушка. — Уже видно, что нынче весна — поздняя. Видно, что не скоро деревья оденутся...
— Где видно? А хоть под ногами. Не наступи, вон цветочек жёлтенький перед тобой... Это мать-и-мачеха, первый цветочек в очереди.
— В какой ещё очереди?
— В весенней. Все цветы друг за дружкой цветут. Будто в очереди. Сперва выглянет этот жёлтенький. Через неделю орешник зацветёт-запылит. Через две недели одуванчик распустится, ива свои барашки растопорщит. А через месяц и яблони зацветут...
— Это всё жёлтенький тебе сказал?
— Жёлтенький.
— Ага, значит, на осину-то незачем глядеть?
— На всё надо глядеть, — говорит бабушка. — Очередь-то живая... Этот жёлтенький на припёке распустился, поспешил. А братец его в холодке сидит, так опоздает.
— Кому же верить?
— Своему уму-разуму. На всё поглядывай, всё примечай. Тогда не только свекольные секреты узнаешь. Всю весну впереди увидишь, до самого красного лета!
Как пригреет солнышко, так все звери меняют зимние шубы на летние.
И зайцы меняют, и белки меняют, и лисы.
И телята на колхозной ферме тоже снимают зимние шубы.
Я погладил одного рукой, а шерсть так и лезет!
Телятница Нина Петровна дала мне щётку, и я стал помогать телятам снимать шубы.
Вон какой ворох шерсти вычесал...
У нас на ферме телята особенные. Они зимой в холодном телятнике жили, без печки.
Думаете, простудились?
Ни один даже не чихнул.
А шубы у них повырастали такие густые, такие лохматые — прямо как у медвежат.
И теперь наши телята ничего не боятся: ни ветра, ни дождика, ни снега.
Закалённые!
Без телячьих нежностей!
Капризничает весна.
То подарит ласковые,
тёплые деньки. А то насупится, дохнёт холодом, закружатся в воздухе белые мухи — снежинки.
Ложатся на траву, на первые ранние цветы мать-и-мачехи. Побелеет земля. Помертвеет. Будто зима вернулась.
Но есть место, где уже наступило жаркое лето. И это место не в дальних краях, не в жарких странах.
Оно рядом, сразу за нашей деревней.
Там уже заросли зелёные выше головы, и летают пчёлы, и жара июльская. Можно в одних трусиках бегать.
Построены около нашей деревни необыкновенные дома. Сплошь из стекла. И крыша прозрачная, и стены прозрачные.
Дома называются — теплицы.
Потому что круглый год в них тепло.
На улице снег, а под стеклянной крышей огурцы поспевают, цветы распускаются, пчёлы вылетают из улья.
Откроешь дверь, и попадёшь в середину лета.
У каждой птицы своя песенка.
Каждая песенка на что-то похожа.
Вот синица в чёрной шапочке поёт так, будто капельки в воду роняет: «День, день, день!»
Вот зяблик с пёстрыми крылышками засвистел, будто в дудочку: «Тюрли-тюр-ли-фиу!»
Вот сорока с длинным ступенчатым хвостом застрекотала, будто деревянная трещотка: «Тр-р-р-р!»
А вот жаворонок в поле поёт. Я не знаю, какой он. Так высоко взобрался, что с земли его не увидишь.
И я не знаю, на что похожа его песенка. То принесёт её ветром, то унесёт. Смотрю в небо, жмурюсь от солнца. И кажется мне, что это воздух нагретый звенит.
— Эй, жаворонок! Спустись пониже, дай послушать твою песенку! На что она похожа?
«На колокольчик! На колокольчик! На стеклянный звонкий колокольчик, подвешенный к небу на ниточке!»
Мой дедушка работает лесником.
Стережёт лес от пожаров, очищает от гнилых деревьев и поваленных. Выбирает, какие сосны да ёлки рубить, а какие оставить, чтоб дальше росли.
Однажды мы идём по сосняку. И слышим, как с разных сторон дятлы стучат.
— Вот молодцы! — говорю. — Вот стараются! Я знаю, дедушка: дятлы — это лесные доктора. Спасают лес от вредителей. Правда ведь?
Прислушался дедушка.
— Вон тот дятел, — отвечает, — вправду молодец. Он наверху работает. И вон тот — наверху. А этот ошибся... Смотри-ка!
Перед нами — полянка; посреди полянки бревно, положенное на подставочки. Прилепился к бревну дятел, колотит носом и щепки вниз роняет.
Подошли мы поближе, сорвался дятел и улетел. А я вижу, что всё бревно в дырках, в червоточинах. Из-под коры древесная мука сыплется.
— Это ловушка. Они по всему, лесу расставлены.
— Зачем?
— А вредных жуков да короедов приманивать... Трухлявое дерево им особенно по вкусу. Слетятся с разных сторон, заселят бревно, угнездятся. А мы его — из лесу долой! Вместе со всеми квартирантами!
— Выходит, помогаешь дятлам, дедушка?
— Нет. Я на них свою работу не перекладываю... Конечно, они хорошие доктора. Но деревья всё-таки не дятлы вылечивают. У человека это надёжней получается!
Всю долгую зиму пролежала картошка в тёмном подземелье, в хранилище.
На каждой картошине — точки-ямочки. Будто глазки. И глазки эти были закрыты. Недели спала картошка, месяцы.
Чуть весну не прозевала.
Но тут ей люди помогли — из хранилища вынесли, на солнышке разложили. Показали белый свет.
— Картошка, картошка, открой глазки.
И начала картошка просыпаться. Раскрывает картошка глазки, они фиолетовыми делаются. Таращатся:
— Где я?..
Привезли картошку на поле, погрузили в гремучую машину — картофелесажалку.
Катит сажалка через поле, грохочет:
— Пришёл картошкин срок! Пришёл картошкин срок!..
А картошка опять удивляется:
— Куда это меня?!
В землю тебя, глазастую. В тёплую землю, в рыхлую землю. Не бойся, что там темно, прыгай!
Если глазки открылись, спать не будешь.
Расти начнёшь!
Кто-то надрубил у самых корней молодую берёзу. Течёт мутный сок, земля под берёзой мокрая.
Дедушка сердится:
— Эх, люди! Руки злые, а голова дурная... Ну, захотелось тебе соку — возьми от старой берёзы, от помеченной, которую всё равно зимой на дрова срубим!
— Дед, а может, у этой, у молоденькой, сок-то послаще?
— Сейчас поймёшь, где он слаще.
Прислонил фляжку под зарубку. Натекло сока, я попробовал — совсем как вода, только не очень чистая.
— А теперь по-другому сделаем. Гляди, на макушке веточка сломанная. Видать, снегом её обломило.
С обломанной веточки тоже падают капли. Щёлкают, разбиваются о землю.
Подставил дедушка фляжку под эти капли. Набралось берёзового сока.
Я глотнул — и даже причмокнул. Такой сладкий, такой вкусный сок! А ведь из той же самой берёзы...
Дедушка спрашивает:
— Ну, стоило топором махать?
— Не стоило, — отвечаю.
— То-то и оно... Если дятел напиться захочет, он у макушки дырочку проколотит. Потому что знает: чем выше, тем слаще сок. Самый сладкий — у маковки... Вот и выходит, что малая птица умней большого дурня с топором!
Одинаковые домики расставлены в саду под яблонями. Игрушечные домики, мне до пояса.
В них пчёлы живут, и домики называются — ульи.
Утром из каждого домика вылетают пчёлы. Тьма-тьмущая пчёл! Отправляются на работу.
Несут домой пыльцу, сладкий цветочный сок. Делают в домиках мёд — тот самый, который мы любим.
Гудение не смолкает на игрушечной улице: тысячи пчёл улетают, тысячи пчёл возвращаются.
А я никак не могу понять, отчего не заблудятся пчёлы? Отчего не перепутают свой домик с другим? Ведь совсем одинаковые домики! И рядом стоят!
