Рано ли, поздно ли, но добрался он до дуба векового. А Соловей-Разбойник давно уж гостя непрошенного учуял и, на ветке сидя, дожидается.
Видит Федор — смертный, в латы забранный, мертвым под деревом лежит, а над ним мужичок кривоногий на ветке желуди пощелкивает.
— Ты кто таков будешь? — начал на него бес наступать. Но сразу понял, с ходу здесь вряд ли чего получится. В мужичке том сила великая чувствовалась.
— А кто надо, тот и буду, — спрыгнул Соловей вниз и стал перед Федором прохаживаться.
Тут и Леший Авдей подоспел. Как увидел он мертвяка, земле не преданного, так тут же на Разбойника и набросился.
— Ты почто лес поганишь, чудо окаянное? За что смертного погубил?
— Не кипятись, — Федор его остановил. — Наш постоялец новый порядки свои завести хочет.
— Правильно говоришь, — в ответ мужичок проскрипел. — А зовут меня Соловей-Разбойник, и лес этот вотчиной моей будет. Кто сунется сюда без спросу — вмиг погублю, косточки по оврагам разбросаю, а душу к Чернобогу в пещеры огненные отправлю.[4]
Хоть и непорядок был, но пришлось Федору с Авдеем смертного под деревом оставить и назад идти не солоно хлебавши.
— Всегда мне так, — причитал Леший обратной дорогой, — то лес дремучий достанется, то разбойник-свистун поселится.
— Может, утрясется все, — утешал его бес. — Посвистит и перестанет.
Но что-то подсказывало ему, что еще долго им соседа своего терпеть придется.
— Тебе-то хорошо, — не унимался Леший, — посмотрел и пошел, а мне вон убирать за ним надо, и неизвестно чего еще отчебучить он может.
* * *
Как Леший с бесом восвояси ушли, повеселел Соловей сразу. Брата своего — Змея летучего, свистнул и на поле ратное отправился. Набрал в мешок костей, голов лошадиных, да доспехов боевых, а как к вотчине своей подлетел, стал все вниз сбрасывать. С тех пор повелась молва вокруг, что полегло в дремучестях народу не меряно, и гиблым то место считается.
А Соловью только это и надобно. Меньше ходить будут — жизнь спокойнее.
Но безобразничать он совсем стал. Свистом противным и днем теперь баловался. Птицы иные, заслышав его, замертво падали, а звери от страха во все стороны разбегались. Лешие потом полдня по лесам соседним шастали, домой всех возвращая.
И решили духи всем миром на Соловья-Разбойника идти. Только перед тем собрались у Бабы Яги посоветоваться.
Бабке внучка своего жалко стало, но и хлопот он всем премного доставлял. Уговорила она духов повременить немного, пока чего-нибудь не придумает.
А тут как раз забрела в лес Заповедный баба одна стервозная — Чернавкой прозывалась. За характер несносный выгнали её смертные от себя, так она прямиком к Бабе Яге и направилась.
— Научи, — говорит, — колдовству всякому, — сразу и выпалила. И хоть страшна Яга для рода человеческого, глазом даже не моргнула.
— А на что тебе, милая, колдовству-то учиться? Аль обидел кто?
— Обидел, бабушка, еще как обидел! — Чернавка аж ногой топнула. — Свести всех в могилу хочу!
— Ты таких дел натворишь, что потом полвека расхлебывать будем. Одной Мокоше нить жизненную прерывать позволено.[5] Но так и быть, возьму я тебя в ученицы.
Обрадовалась девица, что с обидчиками своими поквитаться сможет, только Яга и говорит:
— Но в начале испытание пройти должна будешь. Коли выдержишь — быть тебе ведьмой, а ежели сплохуешь — назад ни с чем возворотишься.
— Согласная я на всё, говори скорее.
— Иж, нетерпеливая какая.
А у Бабы Яги давно план созрел. Решила она, что Соловушке остепениться пора и жену найти подходящую. А там, глядишь, про свист свой забудет и к делу какому-нибудь пристроится.
— Пойдешь замуж за Соловья, внука моего, что в соседнем лесу живет!
— Это свистит который? А учиться когда ж?
— Недалече путь, приходить будешь, — успокоила ее Старая. — Пойдем, провожу, а то заплутаешь, не ровен час.
* * *
Пока Чернавка в кустах ждала, уговаривала Яга внука непутевого. Только тот ни в какую вольницу свою на жизнь со смертной менять не хотел. Не знаем, что уж наобещала ему Старая, но только согласился он, в конце концов, и на поляну с дуба своего спустился. Фыркнула девица поначалу, что с таким неказистым и кривоногим быть вместе придется, только желание ведьмой стать пересилило. Так и осталась она в лесу дремучем вместе с Соловьем-Разбойником жить.
Свист теперь реже раздаваться стал. И успокоились понемногу духи леса Заповедного, да и Яга им о переменах поведала.
А вскоре треск и стук пошел из чащи дремучей. Леший Авдей сказывал, мол, заставила смертная суженого своего дворец строить, и теперь не до свисту ему — то фундамент кладет, то сруб ставит. Только кости да черепа запретил ей в лесу трогать, но из них уж и так весь дух к тому времени повыветрился. Так что благоверная его и согласилася.
Но история Соловья-Разбойника на этом не закончилась. И много чего еще в жизни его случилося.
Но здесь уж другая сказка начинается.
А этой конец пришел.
Особо нетерпеливые могут сразу к главе третьей отправиться и «Продолжение истории Соловья-Разбойника» послушать.
Ну а ежели узнать хочется, кто же папка с мамкой Соловья-Разбойника были, то путь через следующую главу лежит — «Как Змей Горыныч к девам смертным летал».
Глава 2. КАК ЗМЕЙ ГОРЫНЫЧ К ДЕВАМ СМЕРТНЫМ ЛЕТАЛ
С незапамятных времен поселился в лесу Заповедном Кот Баюн — мурлыка известный.[6] Лапками мягкими ступает неслышно. Ушки остренькие кисточками увенчаны. А глазищи ночью, как волчьи, горят. Только нрава он кошачьего был. Рыбку со сметаной любил и часто в деревни соседние наведывался.
Облюбовал Кот себе дуб великий, что посреди леса стоял. Бывало, на ветке разляжется, лапой за ухом почешет и сказ свой поведет. Любили духи истории его слушать и часто вкруг дуба того собиралися. А иногда и в гости к себе приглашали, вкусностями всякими попотчевать да о временах стародавних порасспрашивать.
Но больше всего нравилось Коту к Бабе Яге наведываться. Старая завсегда сметанки свежей в погребе для него держала.
* * *
Как свист из дремучестей соседних раздался, Баюн сам не свой стал. Только начнет сказ свой сказывать, шерсть дыбом поднимется и средь ветвей спрятаться норовит. А повесть эта все время о Змее Горыныче была.
Подумали духи, видно, испугался мурлыка сильно, и успокаивать принялись. Мол, недолго ему мучиться осталось. Собрались они всем миром на Разбойника соседского идти и свист его злобный прекратить. Только Кот вдруг отговаривать их бросился и с Бабой Ягой сперва посоветоваться упросил.
Старая лешим с чертями повременить немного велела, а тут и Чернавка — баба смертная, в лесу объявилася. Больно хотелось ей ведьмой стать да с обидчиками своими поквитаться. Вот и надумала Яга внучка-Соловья на ней оженить.
Узнали вскоре духи лесные, что остепенился Разбойник соседский, и успокоились малость. Тогда и решился Кот историю свою до конца рассказать. Только строго-настрого наказал Бабе Яге ничего не говорить и у дуба ввечеру тайно собираться.
Разлегся Кот на веточке нижней и сказ о Змее Горыныче повел.[7]
За лесами дальними, дремучими, горы высокие лежат. Вершинами снежными в небеса самые упираются. И облюбовал их с незапамятных времен Змей летучий. Пещеру средь хребтов горных присмотрел и поселился в ней одиноко.
Был он самым младшим среди братьев своих и всего три головы имел. Шестиглавый Змей горы двигал да землю тряс, девятиглавый — деревья с корнем вырывал да завалы лесные устраивал, а двенадцатиглавый — старший самый, ветрами буйными повелевал.[8]
Пробовали братья Горыныча к делу тоже пристроить — пожары на земле раздувать. Только ленив тот больно оказался, и часто огонь без присмотра леса да деревни больше надобности всякой пожирал. Боги этим, ох как, недовольны были.
От гнева небесного подальше, поставили трехглавого радугой заведовать. И дело не хитрое, и на виду завсегда. Как солнышко после дождичка сквозь тучи пробиваться начнет, напьется Змей из рек и озер воды немерено и на небе дорогой разноцветной разляжется.[9] А как выльется всё из него, опять в пещеру летит.
Хоть и не благородных кровей Горыныч был, но ежели шкуру сбросит, молодцем статным оборачивается. И повадился он в виде таком в города к девам смертным шастать.
Раз вспомнил — давно на окраину княжества русского не летал. В глухомани той, по слухам, девы дюже красивые водились. Но далече земли пограничные оказалися. Пока Змей крыльями воздух месил, аж взмок весь.
Подлетел к городу, шкуру в лесу спрятал и пошел красавиц местных высматривать. Но потом от него за версту несло. Девы, как дух его крепкий учуют, носы позажимают и сбежать норовят.
