разносят всяких микробов.
Я почесал в затылке. Что бы ещё такого умного вспомнить, чтобы впечатлить Настю?
– А ещё они письма приносят! – выпалил я. – Давай останемся, посмотрим, вдруг тут ещё кто-нибудь есть.
Я решительно протиснулся вперёд, как полководец. Настя подумала-подумала и пошла следом.
– Фу, фу, ну и пыль! Сколько паутины… – бормотала она себе под нос.
В самом дальнем углу сарая мы нашли какую-то серую штуку. Она свисала с потолка и была похожа на перевёрнутый тюрбан. И в самом низу, как круглый глаз, чернела дырка. Мы задрали головы и долго изучали эту неизвестную штуку. Потом переглянулись.
– Что это? – После паука-сенокосца Настя решила, что я знаток всего, что висит в сарае на потолке. Как я хотел сказать небрежно: «Да это же то-то и сё-то. Ты что, не знаешь?»
И приосанился бы гордо. Но я сам не знал, что это. Поэтому промолчал с умным видом. Как будто я знаю, но не скажу. Мы долго стояли и глазели, а потом… Настя решилась! Залезла на старый ящик и уже протянула было руку, чтобы потрогать эту штуку, как вдруг…
Прямо из серого конуса вылетело полосатое насекомое.
– Бежим, – побелевшими губами прошептала Настя. И спрыгнула с ящика.
Из сарая мы вылетели стремительно, как два бумеранга. Осы! Хотя нас они ни разу не кусали, но, что это очень больно, каждый знает.
Так бесславно закончился наш поход в сарай.
К вечеру мы так никого и не нашли и совсем приуныли. Стемнело.
– Настя, Глеб, домой! – крикнула бабушка с крыльца.
Мы прошли мимо большой поленницы, и я уже занёс ногу на ступеньку.
– Ух ты… – раздался вдруг Настин шёпот, да такой, что у меня мурашки сначала пробежали по спине, а потом замерли где-то около шеи, сгрудившись в одну большую кучу. Я оглянулся. – Прямо ужас!
Сердце у меня замерло. Такого я никогда не видел.
Из-под поленницы, сложенной под навесом, выползла и медленно, как королева, поползла по траве огромная гусеница. Она была не просто большой. И не просто огромной. Она была ОГРОМНОЙ.
– Глеб! Глеб!
– А? – Я оторвал взгляд от гусеницы, похожей на мохнатую толстую змейку. Она неторопливо переваливалась на крошечных ножках. Какого она цвета, в темноте было трудно различить. Коричневая. Или тёмно-оранжевая.
– Дуй к бабушке за банкой. Быстрее! Я её задержу! – Настя бесстрашно засучила рукава.
Я понёсся в дом.
Неужели случилось чудо? И у меня теперь будет настоящий, живой, только мой личный питомец!
Я вернулся с большой банкой. Бабушка в таких огурцы солит. Подталкивая гусеницу палочками, мы направили её прямо в банку. Она нехотя заползла внутрь.
– Ничего, ничего, тебе понравится твой домик, – приговаривал я.
Мы положили туда травки. Закрыли банку тряпочкой.
– Гусеничка должна дышать, – объяснила мне Настя, знаток питомцев. – Если мы закроем банку крышкой, она задохнётся.
Мы обвязали тряпку верёвкой, и я понёс гусеничку на крыльцо.
Ура! У меня теперь есть питомец! Пусть пока это не собака, о которой я мечтаю, но всё равно! Уже с завтрашнего утра я начну воспитывать гусеницу!
«Как бы мне её назвать? – думал я, ложась спать. – Вообще-то, мне нравится имя „Настя“, но, если я так назову гусеницу, сестра может обидеться».
А утром я понял, что гусеничку зовут Дуняша. Как будто она сама мне подсказала.
После завтрака я первым делом побежал посмотреть, как она там, моя Дуняша. Она лежала, свернувшись калачиком, и не шевелилась. Есть травку не хотела. Мне показалось, что она недовольна. У неё было такое лицо… надутое. При свете дня я разглядел, какая она красивая. Сверху шоколадная, а пузико у неё оранжевое.
Мы с Настей вынесли банку во двор.
– Питомца положено выгуливать три раза в день, – учила меня Настя. – Давай выпустим её.
Мы натаскали камней и соорудили загон. И только потом положили банку на бок и развязали тряпочку. Почуяв свежий воздух, гусеничка выползла на траву. Она не торопясь доползла до края загона, потом пошла обратно. Мы с Настей сидели и наблюдали за ней.
Скоро я забеспокоился:
– Сколько раз в день надо кормить питомца?
– Пока он маленький, четыре раза, – важно ответила Настя. – А когда подрастёт, можно два.
– Но моя Дуняша ничего не ест! Со вчерашнего вечера.
Настя задумалась.
– Наверное, она не травоядная. Надо спросить у дедушки.
Она побежала к дедуле, который колол дрова в саду. Я издалека видел, как Настя показывает ему руками что-то, похожее на толстую колбасу. Дедушка быстрым шагом направился ко мне.
Увидев Дуняшу, он оторопел. Брови его поползли вверх, как будто захотели убежать.
– Надо же! Какая редкость! Гусеница-древоточец! Она, кстати, занесена в Красную книгу нашей Смоленской губернии. Она питается древесиной. Ей нужно дать немного коры. Можно берёзовой. Но не подпускайте её к дому! А то сгрызёт его.
– Как это? Что, правда? – хором воскликнули мы.
– Маленькая гусеничка может съесть весь наш дом?! – Я представил, как Дуняша открывает рот, а там у неё полно зубов! Двадцать, как у меня. И вот она ка-а-ак куснёт стену дома! Я помотал головой, отгоняя страшное видение.
Дедушка засмеялся:
– Ну, надеюсь, не съест. Хотя не такая уж она и маленькая. Сантиметров пятнадцать. Представляете, какая будет бабочка?
Несколько дней подряд мы выгуливали мою гусеничку и кормили её корой. Учили её преодолевать препятствия – перелезать через маленькие камушки и палки.
Я был счастлив. Настя тоже.
Но через несколько дней полил дождь. Тёплый летний дождь. Он начался внезапно – и мы сразу же промокли до нитки.
– Домой, скорей домой! – кричала бабушка с крыльца.
Мы затолкали гусеницу в банку, накрыли тряпкой и побежали к дому.
– Поставьте банку под крыльцо! – сказала бабушка. – Пусть она там переждёт дождь.
Мы так и поступили.
Дождь шёл не переставая целые сутки. Я смотрел в окно и думал: «Как там моя Дуняша? Не голодает ли, не скучает ли?»
Даже игра с Настей в домино не радовала меня. Тогда бабушка выдала нам краски и бумагу, и мы нарисовали своих питомцев. Настя – спаниеля Жужу, а я – свою Дуняшу. Она довольно улыбалась, держа во рту кусочек бересты, и была похожа на маленького толстого динозавра без крыльев. Эх, поскорей бы закончился этот нудный дождь!
На следующее утро вовсю светило солнце.
Я вскочил с постели и первым делом побежал на улицу. Под крыльцом лежала банка. Пустая.
Настя подошла и встала рядом. Мы молча смотрели на банку, в которой больше никто не жил.
Как? Как она убежала? Почему?
Я пригляделся. В тряпочке, которой мы накрыли горлышко банки, я увидел
