Жаклин Келли - Удивительный мир Кэлпурнии Тейт

Через неделю мама от облегчения и радости — Агги снова стала общаться с людьми — предложила, чтобы мы сходили в магазин в центре города. Я весело согласилась — какое-никакое развлечение. Монету я мудро оставила дома, чтобы не впасть в искушение и не потратить все сразу. Мама и Агги перебирали шелк, лен и хлопок, я просматривала прикрепленные к прилавку новейшие каталоги компании «Сирс и Робак». Нашла себе занятие по крайней мере на полчаса. По каталогу можно купить все на свете, от пальто до белья, от парика до часов, от пианино до трубы, от ружья до противозмеиного набора — с его помощью можно отсосать яд. Можно купить швейную машинку «Зингер» (мы так купили нашу), а можно купить уже готовые блузки, юбки и всякую другую одежду — это вместо того чтобы шить самим. Красота! Можно купить занавески, и ковры, и даже трактор, и новомодный автомобиль. И их привезут прямо к твоему крыльцу всего через три месяца. Правда, быстро? Можно купить и самые обычные вещи — большой мешок муки, сахар, бобы. Компания — настоящий спаситель для каждой домохозяйки, живущей вдали от города в крытой дерном землянке. Небось, бедняжка, каждый день оглядывает горизонт: не привезли ли ее покупки?

Мистер Гейтс, папа Лулы, пришел купить патроны для ружья. Он снял шляпу, здороваясь с мамой.

— Передайте мужу, миссис Тейт, чтобы он держал глаза открытыми. У нас то и дело пропадают цыплята. Не знаю, то ли это енот, то ли лиса, то ли еще кто. Я его на днях чуть не подстрелил, думал, что попал, но цыплята продолжают пропадать.

— Спасибо, мистер Гейтс, обязательно скажу мужу.

Продавец с поразительной сноровкой упаковал наши покупки в оберточную бумагу и перевязал грубой бечевкой. Мы уже собрались уходить, как мама вспомнила:

— Кэлпурния! Я же не купила тебе спицы.

— Чего?

— Нужен третий номер.

— Зачем мне спицы?

— Вязать подарки к Рождеству.

— Чего-чего? — Ой, не нравится мне это дело.

— Немедленно прекрати повторять одно и то же, как этот ужасный попугай. Какое счастье, что мистер О’Фланаган его забрал. И о чем только твой дедушка думал? Я говорю о подарках к Рождеству. В этом году пора заняться перчатками.

Ужас какой! К прошлому Рождеству меня заставили вязать носки для всей мужской части нашего семейства — под конец уже казалось, что у меня тысячи родственников. Неделю за неделей я вязала, вместо того чтобы заниматься наукой. Я просто возненавидела каждую минуту, проведенную за вязанием. В результате получились жалкие кривые уродцы, весьма отдаленно напоминающие носки. Никто их ни разу не надел, понятно почему. А теперь еще перчатки?

— Зачем их вязать? Можно же заказать чудесные перчатки по каталогу «Сирса», — я в отчаянии побежала обратно к прилавку и начала судорожно листать страницы. — Посмотри какие, сейчас найду. Кому нужны мои перчатки, когда у мистера Сирса можно купить такую красоту?

Я со всего маху ткнула в страницу.

— Вот смотри: «Любой размер на заказ, разнообразие приятных цветов и различных стилей». И вот тут: «К полному удовлетворению заказчика». Прямо так и написано, вот тут.

Мама поджала губы, что не обещало ничего хорошего.

— Не в этом суть.

— А в чем? — от злости я забыла свое собственное мудрое правило — не нахальничать.

Заметив, что продавец внимательно прислушивается к нашему обмену мнениями, мама наградила его уничтожающим взглядом, крепко взяла меня за руку и потащила к двери. Не могу сказать, что она вытолкала меня взашей, но дело к тому явно шло. Нагруженная покупками Агги бросилась за нами, на губах — ядовитая усмешка.

— Суть в том, что каждой юной леди положено знать, как вести хозяйство и заниматься рукоделием. Все, прекратили болтовню. Агата, прошу прощения за грубость моей дочери.

Она вернулась в магазин и через минуту вышла с набором спиц. По дороге домой я тащилась позади и делала вид, что с ними не знакома. Все во мне кипело, и жертвами моей ярости стали невинные комки грязи, которые я нещадно пинала. Мама и Агги продолжали беседовать о шитье и всяком таком, делая вид, что не замечают моего дурного настроения.

Я надеялась, что продолжения не последует, но, стоило нам добраться до дома, мама приказала мне идти в гостиную. Эх, не успела удрать.

— Сядь, — скомандовала она.

Я села.

Она протянула мне спицы, образец и клубок темно-синей шерсти.

— Набирай.

Я набрала первый ряд и принялась вязать.

Агги стояла на коленках на персидском ковре над выкройками блузок и юбок. Они с мамой наперебой обсуждали разные фасоны и на меня внимания не обращали. Ну и отлично. Я сражалась с образцом и билась с клубком шерсти. Я пыхтела и бормотала что-то себе под нос. Роняла спицы. Чуть не лопнула от злости. Но тихо. Больше всего на свете мне хотелось бросить это вязаное уродство на пол и с воплем убежать на реку.

Когда Виола позвала ужинать, я уже почти довязала одну малюсенькую перчаточку и с гордостью предъявила ее маме. Она поглядела на меня в ужасе. Агги зашлась от хохота — она издавала странные звуки, похожие на злобные крики чаек. Что такого с моей перчаткой? Посчитала пальцы — один, два, три, четыре, пять. И шесть.

После подобной незадачи меня стоило бы никогда больше не подпускать к перчаткам — но от мамы такого не дождешься. Мама просто понизила меня до варежек, а варежки — это всего лишь носки для рук. Уверяю вас, вязать перчатки — дело непростое, не всякому с руки (ха-ха!). Но варежки — проще не придумаешь.

А что до Агги — дружбы не получилось, и книг мы вместе не читали («Мне что, делать больше нечего?»). И волосы перед сном никто друг другу не расчесывал («Убери руки — ты только что трогала своего тритона!»). Сестры, которой у меня не было, из нее не вышло. Ну и ладно.

В один прекрасный день играю я на пианино, вдруг в гостиную врывается Тревис. Обычно его на музыку не затащишь. Моя аудитория состоит по большей части из мамы — и то в роли надсмотрщика, а не любителя музыки. (Должна сказать, когда моя учительница мисс Браун играет Шопена, особенно его ноктюрны, мечтательные и задумчивые, мама от души наслаждается музыкой.) Удивительно, что она еще не возненавидела Шопена навсегда, ведь я-то частенько фальшивлю, а мой стиль игры мисс Браун называет «механическим». Будешь тут механической, когда деревянная линейка норовит ударить тебя по пальцам, стоит лишь чуточку ошибиться.

Я зорко поглядывала на часы на каминной доске — ни секундочки больше положенных тридцати минут играть не буду. Тревис елозил, вертелся, но не переставал улыбаться, слушая, как я домучиваю «Танец Феи Драже» Чайковского. Не думаю, что моя игра доставляет такое удовольствие; дело в чем-то другом. Он вежливо похлопал вместе с мамой, а потом замахал руками — мол, давай за мной, через кухню быстрее. Он помчался к амбару, крича на ходу:

— Скорее, скорее, ты сейчас увидишь…

— Что увижу? — я неслась вслед за ним.

— Давай, давай. У меня новый зверь.

Я уже знала, что звери Тревиса до добра не доводят, но его восторг и радость оказались слишком заразительными.

— Кто это?

— Увидишь. Я его в клетку Носика посадил.

— Лучше скажи заранее. Чтобы я хоть чуть-чуть подготовилась.

Но он не ответил. Мы вошли в амбар. В спрятанной в темном углу клетке сидел крошка-енот. Размером с маленького котенка, с острым носиком, пушистым полосатым хвостиком, с черными кругами на мордочке, он был больше всего похож на шаловливого ребенка, вырядившегося на Хэллоуин в костюм разбойника.

— Миленькая, правда? Я назову ее Бандиткой.

Бандитка недовольно зашипела и уставилась на нас. Черные сверкающие глазки — размером и цветом в точности как мамины гагатовые бусы, которые она надевает только по особым случаям.

— И правда миленькая, — со вздохом сказала я. — Но ты же не можешь держать енота в клетке. Отец жутко разозлится. Он же их стреляет. Они разоряют птичники, они копаются в огородах, они едят пеканы прямо с дерева.

— Ты только посмотри, — он бросил в клетку листик салата. Бандитка тут же схватила зелень передними лапками, прополоскала в мисочке с водой и съела — совсем по-человечески. Действительно, енот-полоскун. Procyon lotor, если быть точным.

— Если папа не застрелит, Виола постарается. Ты знаешь, как она дрожит над своим огородом.

Брат проворковал Бандитке что-то нежное и скормил ей следующий листик салата.

— И когда вырастают, становятся совсем дикими. Енота не приручишь. Ты же это знаешь?

— Я ее в зарослях нашел. Она была совсем одна и плакала.

— Около дома Лулы? Ее отец жаловался, что у них пропадают цыплята.