— Я ее в зарослях нашел. Она была совсем одна и плакала.
— Около дома Лулы? Ее отец жаловался, что у них пропадают цыплята.
Тревис ничего не ответил.
— А ты ее маму поискал? — сердито спросила я.
— Что? Ну… ну… да.
— Тревис!
— Она была голодная! И такая одинокая! Что я мог поделать! Ты бы ее там тоже не оставила. Ты только посмотри на нее, Кэлли. Она такая милашка.
Бандитка жевала салат, сжимая листик маленькими ловкими ручками, а живые черные глазки то и дело поглядывали на нас. Да, очаровашка, ничего не скажешь. По крайней мере, пока не вырастет.
— Никто же ничего не узнает.
— Ты серьезно думаешь, что никто не узнает? — скептически спросила я.
— Конечно. Это будет наш секрет.
Вечером за ужином папа обратился к Тревису:
— Мне Альберто доложил, молодой человек, что ты держишь енота в амбаре. Это правда?
Тревис тяжело вздохнул. Он не успел подготовиться, его взяли тепленьким. Неудивительно, что Альберто все доложил папе — папа ему деньги платит.
— Ты же знаешь этих енотов. Сущие разбойники.
— Да, папа, — Тревис покорно склонил голову. — Я прошу прощения.
И тут же голову поднял — сообразил наконец:
— Бедняжка осталась сиротой и умирала с голоду, когда я ее нашел. Я никак не мог ее оставить. Клянусь, я буду за ней хорошо ухаживать. Не дам ей даже приблизиться к курятнику. Клянусь!
Отец посмотрел на маму, она глубоко вздохнула, но ничего не сказала. Сколько можно обсуждать одну и ту же тему, год за годом.
— Хорошо, — неохотно согласился отец. — Но если что случится, я эту тварюгу собственноручно пристрелю и собакам скормлю. Понятно?
— Да, сэр! — Тревис улыбался до ушей, и даже отец нехотя улыбнулся в ответ: устоять против улыбки сына не было никакой возможности.
Так началась сага Бандитки. Неприятностей с ней было больше, чем с Носиком и Сойкой вместе взятыми. Безграничное любопытство и шаловливые маленькие лапки. Скорее ручки, чем лапки. Она ими открывала всё на свете. Тревис приспособил ей маленький собачий ошейник — она с ним разделалась в пять минут. Он сделал упряжку из кожаных полосок — она из нее выбралась за десять минут. Тогда он решил, что застежка должна быть на спине — туда она точно не доберется. Ну, не сразу. Он пытался водить ее на прогулку на поводке, от чего она так злилась, что подпрыгивала и рвала поводок, как пойманная на крючок рыбка, пока не выбивалась из сил. Он пытался ее соблазнить кусочками сыра. Оказалось, что есть Бандитка может всё — решительно всё, даже весьма отдаленно съедобное. Картофельные очистки, остатки от обеда, мусор, тухлые рыбьи головы — все уничтожалось в мгновение ока. Она тщательно мыла свою добычу, и такое деликатное отношение к той гадости, которую она засовывала в рот, не переставало нас изумлять.
— От того они и называются всеядными, — объяснила я. — Такие животные посередине между травоядными, которые едят только растительную пищу, и плотоядными, которые едят только мясо. Дедушка сказал, что это механизм, направленный на выживание, он позволяет таким зверям приспосабливаться к любой среде. Койоты такие же. Они могут жить практически везде.
Она ухитрялась сбежать из любой клетки — дай ей только день или два. Она сразу же привязалась к Тревису и недовольно верещала, когда он запирал ее вечером.
— Ненавижу оставлять ее одну на ночь. Она такая одинокая и несчастная, — брат глянул на меня исподтишка.
— Ты что, издеваешься? Не смей тащить ее в дом.
— Ну…
— Ни за что! Я проведу исследование, поищу, чем ее можно успокоить. Но ты должен пообещать — пообещать! — что не подумаешь тащить ее в дом.
— Хорошо. Но я ужасно расстраиваюсь, когда она грустит.
«Проведу исследование»! Мои действия вряд ли заслуживали таких громких слов. Я просто отправилась к дедушке — знатоку животного царства.
Он внимательно выслушал меня.
— Малыши-еноты очень забавны. Они рождаются общительными, их легко приручить. Но взрослые еноты редко годятся в домашние питомцы. Они сильно меняются с возрастом. Им больше не нужны люди, они даже могут укусить руку, которая их кормит.
— Значит, правда, что они становятся злобными?
— Именно так. А что до вопроса о том, как содержать зверя в клетке, я бы посоветовал почитать «Определитель техасских млекопитающих».
Я достала толстый том и прочла, что юные еноты очень общительны и плохо переносят разлуку с матерью и остальным пометом. Они счастливы, когда спят, тесно прижавшись к братьям и сестрам. К тому же книга подтверждала дедушкины предположения о нраве взрослых особей.
Когда я стала объяснять Тревису, что Бандитка может когда-нибудь его укусить, он просто отмахнулся и сказал:
— Ты только посмотри на эту милую мордочку.
Мы оба уставились на Бандитку. Она в тот момент словно догадалась, что мы о ней и ее будущем говорим, села на задние лапки, лукаво наклонила голову и протянула передние лапы, словно прося подаяния.
— Милашка! — сказали мы хором.
В конце концов мы принесли ей одну из старых плюшевых игрушек нашего младшего братишки — пусть спит с медвежонком, он ей как раз по размеру. Медвежонок ей сразу понравился, она его обнюхала и стала расчесывать шерстку в поисках блох и клещей. Когда у нее появился «братец», Бандитка немножко поуспокоилась и стала вести себя приличнее. Она набрала жирка и полюбила играть. Бандитка и амбарные кошки принюхивались друг к другу с осторожностью, но, попривыкнув, стали вместе смотреть, как доят Флосси. Дважды в день Бандитка пристраивалась поближе к корове, чтобы брызги молока из вымени попадали ей в прямо в рот.
Еще через пару недель Бандитка сдалась и позволила водить себя на поводке. Они с Тревисом теперь прогуливались вместе. Аякс, которого не проведешь — разбойная морда и есть разбойная морда, — сразу же бросился на Бандитку. Она, смертельно испугавшись, попыталась вскарабкаться повыше, но рядом оказался только Тревис. Бедняжка забралась ему на голову и оттуда шипела и рычала на собаку, царапая Тревиса когтями. Выглядело это смешно, да только брат вопил от боли. Я бросилась ему на помощь и отогнала разъяренную собаку. Отругала Аякса, а он никак не мог понять, в чем дело. И действительно, пес был прав. Его учили охотиться на диких зверей, и еноты — его законная добыча.
Бандитка росла и становилась все очаровательней. Запереть ее в клетке становилось все сложнее и сложнее. Наконец мы придумали идеальную систему задвижек и защелок, которые закрывали всё на свете. Мы стояли у клетки и любовались на свою работу — отсюда ей уже не выбраться.
— Ты ее неправильно назвал, — сказала я брату.
— Что ж неправильного? Бандитка и есть бандитка.
— Надо было ее назвать Гудини.
Еще через два дня Бандитка, она же Гудини, выбралась из клетки, из которой нельзя было выбраться. Тревис прибежал ко мне за помощью.
— Нужно ее поскорее найти, пока собаки до нее не добрались или какой-нибудь фермер не пристрелил, — братик с трудом сдерживал слезы. Мы обыскали все вокруг, облазили заросли, хотя вряд ли бы она туда добралась. Бандитки нигде не было.
Тревис был безутешен. Ламар издевался над ним, как мог, называл его — когда родителей не было поблизости — сосунком. И хорошо, что родителей поблизости не было — они не слышали, как Ламар орал, когда я его лягнула как следует.
Когда Тревис рано утром отправился кормить Банни, он обнаружил Бандитку на кроличьей клетке — она тоже ждала завтрака. Я не видела этой трогательной встречи, но зато услышала рассказ во всех мельчайших подробностях. Тревис снова сиял, как солнышко, по крайней мере до следующего исчезновения Бандитки. Так и повелось: она исчезала, пропадала ненадолго, возвращалась, чтобы Тревис ее покормил, и снова убегала. Шли недели, ее отсутствие длилось, как дедушка и предсказывал, все дольше и дольше.
Лучше бы ей отсутствовать еще дольше. В одно из воскресений, после возвращения из церкви, родители отправились отдохнуть перед обедом. Тревис в амбаре расчесывал Банни шерстку. Он первым услышал шум и переполох в курятнике и обнаружил там Бандитку с только что убитой курицей — шея свернута, повсюду кровь. Тревис страшно испугался — Бандитка подписала себе смертный приговор.
Агги в тот день была где-то в гостях, так что я расположилась у себя в комнате, чтобы спокойно почитать на удобной кровати, а не на комковатом матрасе. Тревис ворвался в комнату без стука — за ним такого не водилось. Глаза горят, на лице — полный ужас. Я страшно испугалась, решила поначалу, что умер кто-то из домашних.
— Бандитка, — прохрипел он. — Курицу убила. Помоги мне! Помоги!
— Помочь тебе? Как? — Я вскочила на ноги, не зная, что делать.
Мы помчались в курятник, его взволнованные обитатели метались вокруг Бандитки. Лапы и морда енота испачканы в крови, глаза блестят. Я вдруг увидела, что она уже совсем взрослая. Теперь ее не удержать. Из угла рта смешно торчит куриное перышко. Теперь уже две курицы убиты.
