— Что нам делать? — плакал Тревис.
— Остановить ее немедленно.
Я побежала в амбар и притащила прочный холщовый мешок. Когда я вернулась, Тревис уже загнал Бандитку в угол подальше от кур и пытался приманить ее самым нежным, но, увы, дрожащим голоском. В ней уже ничего не осталось от домашнего питомца — настоящий дикий зверь.
— Если ты успокоишься, она тоже успокоится, — прошипела я.
Он взял себя в руки и заговорил куда спокойнее. Я нашла свеженькое, только что снесенное яйцо и разбила. Бандитка сразу же принялась выбирать лапками лакомые кусочки и так увлеклась, что не заметила, как я подобралась сзади и накрыла ее мешком. Тут она заорала изо всех сил. Я пыталась завязать мешок, но разгневанного енота долго не удержишь. Все равно что хватать тигра за хвост.
Брат стоял рядом, глаза широко раскрыты, но толку от него никакого. Я прохрипела:
— Принеси веревку или моток проволоки. И поживее!
До него наконец дошло, что надо двигаться, и он понесся без оглядки. Через минуту брат вернулся из амбара с мотком бечевки. Мы завязали мешок. Теперь можно передохнуть. Тревис весь перепачкан кровью, я — яичным желтком. Мешок на земле бьется и верещит.
Мы поглядели друг на друга. Гроза над нашими головами только собирается. Дальше будет только хуже. Вот уж влипли так влипли.
— Они ее убьют, если найдут, — взволнованно прошептал брат.
Я не знала, что делать. Проявить ответственность, совершить взрослый поступок, отправиться к отцу — и разбить сердце брата? Или остаться с ним? И тогда мы по уши в проблемах — вместе.
— Для начала надо убрать ее подальше. Помоги мне.
Мы вместе подняли извивающийся мешок и потащили его в амбар. Мы спрятали Бандитку рядом с ее старой клеткой. Пришлось попыхтеть — тащить енота в тридцать фунтов весом куда тяжелее, чем кажется на первый взгляд.
Я схватила лопату.
— Пошли зароем улики.
Мы вернулись в курятник. Куры уже немного успокоились и теперь копались в остатках убиенных сестер. Я сначала хотела зарыть тушки прямо на месте, но нас могли увидеть с заднего крыльца. Лучше убрать их подальше и зарыть попозже. Я закидала кровь грязью, а Тревису велела унести мертвых кур в конюшню.
— Я… я… я не могу…
— Только не хватало, чтобы тебя затошнило.
Я сунула ему в руки лопату, схватила кур за лапки и потащила их головами вниз в амбар.
Теперь надо умыться и привести в порядок одежду. У лошадиной поилки мы кое-как почистились. Зеркала у нас не было, так что я стерла мокрым носовым платком кровь со щеки брата (на всякий случай не объясняя ему, что это), а он соскреб яичный желток с моего подбородка. Мы тщательно осмотрели друг друга: одежда, конечно, не слишком чистая, но особого внимания к себе привлечь не должна.
— А что теперь? — спросил Тревис.
— Надо отнести Бандитку подальше. Так далеко, чтобы она не смогла вернуться.
— Давай возьмем тачку и отвезем ее на дорогу к Прейри Ли.
Не лучший план, но я рада была видеть, что он немножко пришел в себя и способен думать.
— Можно и так. Но мы наверняка кого-нибудь знакомого встретим, и как бы не дошло до мамы и папы. Лучше пойдем вниз по течению реки, по одной из оленьих троп.
Нам еще повезло — в воскресенье все отдыхают и надзор за нами не такой строгий. Может, удастся улизнуть на пару часиков.
— Сиди тут, а я пойду скажу, что мы идем изучать природу.
Я добежала до заднего крыльца, еще раз хорошенько отряхнулась и вошла в кухню. Виола готовила обед. Стоило ей на меня взглянуть, как она тут же спросила:
— Что такое? Что случилось?
Она так встревожилась, что я поняла: видок у меня еще тот. Мало мне своих забот, так еще и Виола обо мне волнуется. Как же хочется разрыдаться прямо на месте, но такой роскоши мы с Тревисом себе позволить не можем. Так уж получилось, что счастье брата зависит только от меня.
Я взяла себя в руки и попросила:
— Скажи маме с папой, что мы с Тревисом собрались на прогулку — природу изучать. Мы далеко не пойдем, к ужину вернемся.
Я выбежала за дверь раньше, чем она успела задать следующий вопрос. Помедли я еще секунду, я бы точно разрыдалась.
Тревис шептал Бандитке ласковые слова, а она то и дело пронзительно верещала. Хорошо, что мешок из толстого материала, но она слишком хитра и лапки у нее такие проворные, что мешок долго не выдержит. Она уже небось придумала, как сбежать.
— Пойдем, у нас мало времени. Пойдем к заводи. Часов у нас не было, но солнце стояло еще высоко — часа четыре, а то и пять до заката.
Я схватила дохлых кур. Тревис поднял мешок. Снова шипение и ворчание. И мы пустились в путь через заросли — то шагом, то рысцой. У заводи я бросила два хладных трупика на мелководье — дикая живность о них с удовольствием позаботится.
Мы припустились быстрее, нашу тяжкую ношу мы тащили теперь по очереди. Если вы думаете, что волочь тяжеленного енота, который все время пытается выбраться из мешка, большое удовольствие — уверяю вас, вы ошибаетесь. Мы то хватались за мешок вдвоем, то взваливали его на плечи на манер Санта-Клауса — он явно решил принести самый непослушный подарок в мире. Все чаще приходилось останавливаться и отдыхать. У нас уже давно не было ни крошки во рту, а для питья — только речная вода. В какой-то момент Тревис предложил развязать мешок и дать Бандитке напиться, но, увидев выражение моего лица, тут же замолчал.
Мы шли и шли, ветки хлестали нас по лицу, колючки цеплялись за ноги, пчелы и мошкара только добавляли мучений, но, к счастью, мы никого не видели, и нас никто не видел. В конце концов силы кончились, и мы свалились на землю. По-моему, мы прошли полдороги до Прейри Ли.
— Спасибо, Кэлли, я твой должник, — пропыхтел Тревис.
— Ты мой вечный должник. Давай открывай мешок.
Брат переменился в лице — настал момент прощания.
Едва он ослабил веревку, острый носик Бандитки показался из отверстия мешка — она рвалась наружу, как никогда готовая к свободе. Она отбежала на пару ярдов, понюхала землю, понюхала воздух, повернулась, понюхала нас. Потом подобралась поближе к Тревису и выразительно на него глянула — типа, где мой обед, давно пора.
— Давай, Бандитка, уходи, — я затопала на нее ногами. Она в мою сторону даже не поглядела. — Тревис, нам пора. Отвернись, не смотри на нее. Иди за мной. Прямо сейчас.
Я пошла по тропе назад.
— Прощай, Бандитка, — в голосе неподдельное горе. — Веди себя хорошо. Будь счастлива и веди себя хорошо.
Он смахнул слезинку и пошел за мной.
А Бандитка — за ним.
— Стой, — заорала я и замахала на нее руками. Ноль внимания.
— Тревис, ты должен ее прогнать, — в моем голосе уже слышалось отчаяние.
Она встала на задние лапы и положила передние лапки ему на колено. Он уже плакал в три ручья, и слезы капали на шкурку енота. Тревис наклонился, чтобы взять Бандитку на руки.
— Не смей! — закричала я. — Ты ее смерти хочешь? Если она вернется домой, ее пристрелят. Сам знаешь, пристрелят.
— Уходи, Бандитка, — выдавил он из себя. И потом более решительно. — Беги!
Он оттолкнул ее. Клянусь, Бандитка изумилась.
— Ори на нее, гони прочь.
— Беги, Бандитка! — закричал он и замахал руками.
— Громче. Громче!
Он снова заорал, она все еще сомневалась. Он угрожающе замахнулся, она отпрянула.
Тут мой брат совершил поступок, тяжелее которого еще не было в его юной жизни, — он подобрал горсть камней и стал бросать их в енота, мешая крики и рыдания:
— Убирайся, глупый енот! Я тебя больше не люблю.
Первый камень просвистел у нее над головой, и она недоуменно обернулась назад. Второй упал на землю у самых ее лап. Она вздрогнула. Третий камешек с глухим стуком попал ей прямо в бок. Это был маленький камень, голыш, и вряд ли ей было больно, но оба они — и Тревис, и енот — пришли в полный ужас. Шесть на загривке у Бандитки поднялась, и она, как собака, зарычала на своего бывшего хозяина и повелителя. Бандитка развернулась и исчезла в кустах.
Тревис, рыдая, помчался по тропинке к дому. Я пошла за ним, не зная, жалеть мне брата или восхищаться им. Оставалось только молиться всем енотовым богам, чтобы мы никогда больше не увидели Бандитку.
Дорога туда была ужасна, дорога обратно — просто непереносима. Я еле тащилась, ободранная, обгоревшая, усталая. Брат с разбитым сердцем — груз куда тяжелее енота.
Когда мы остановились передохнуть, я обняла Тревиса и сказала:
— Ты правильно поступил, храбро. Ты спас ей жизнь, понимаешь?
Он только кивнул и снова зарыдал. Нам повезло: Тревис умудрился выплакать все горе еще до того, как мы вернулись домой. Мы постарались немножко привести себя в порядок, но все равно за столом ловили на себе удивленные взгляды. Ламар прошептал так, чтобы я (но не мама) услышала:
— Кто это тебя протащил через заросли кактусов и отхлестал кишками стервятника? Ха-ха-ха.
