Через некоторое время они услышали, как гость принялся крутить краны, громогласно распевая песенку на стихи Шекспира и пытаясь ею перекрыть шум текущей воды.
— Похоже, ему понравилось, — заметил Чарльз.
Наконец Эмилиус закончил купание. Мягкие, пепельного цвета волосы небрежно падали ему на лоб, делая Эмилиуса по меньшей мере лет на десять моложе. Старомодный костюм прекрасно подошел. «Видимо, отец мисс Прайс был таким же худым и костлявым, как его дочь», — подумала Кери.
Туфли с пряжками не слишком вязались с новым костюмом Эмилиуса, хотя и не портили общего благоприятного впечатления. Облик Эмилиуса стал даже слегка романтичным или, как сказал Чарльз, словно у поэта из Оксфорда. Мисс Прайс критически осмотрела гостя и, похоже, осталась довольна. С помощью расчески и маникюрных ножниц она быстро постригла Эмилиуса.
— Так намного лучше, — сказал она с гордым видом, причесывая его. — Теперь давайте посмотрим ваши ногти…
Эмилиус безропотно подчинился даже тогда, когда его повернули, чтобы завязать галстук и поправить воротник. Это была его дань уважения всемогущей волшебнице, которая, конечно же, лучше знает, как следует поступать.
Решив устроить в честь гостя небольшой пикник, дети и мисс Прайс повели Эмилиуса через поле в Пеппериндж-Ай. Отправились они в дорогу с большим волнением. Даже мисс Прайс, казалось, была тронута, когда Эмилиус с горящими глазами рассказывал, как называлось когда-то каждое поле или лес. Изменений было немного. Некоторые названия теперь звучали по-другому, но зато Дальний лес и гора Медника всегда назывались именно так. Долгое время Эмилиус не мог найти в Пеппериндж-Ай дом своего отца, потом вспомнил, что тот стоял на месте теперешнего дома викария.
Дети настояли на том, чтобы зайти за церковную ограду — посмотреть, нет ли среди других могил могилы Эмилиуса. Но ее не было — по крайней мере, они не смогли ее найти. Зато Эмилиус отыскал могилу своей тети и, очистив лишайник с почти стертого могильного камня, к своему удивлению, обнаружил, что она умерла 27 августа 1666 года, то есть вчера, в тот день, когда дети появились в доме Эмилиуса.
Это было похоже на телеграмму, полученную из прошлого.
— О боже! — сказала мисс Прайс печально. — Мне очень жаль. Может, нам лучше вернуться домой?
— Нет, — мрачно ответил Эмилиус. — Харон[3] поджидает каждого из нас. Жить долго — это еще не значит жить счастливо. Я не видел свою тетю с детства… — Он вздохнул. — К сожалению, если есть свет, то должна быть и тьма…
— Да-да, я читал об этом… — начал было Чарльз.
Мисс Прайс резко обернулась:
— Неужели?
— Ну, мне так показалось… — смутился Чарльз и наклонился, чтобы поднять камень.
— Наверное, мистер Джонс думает о своем доме, — предположила Кери. — Может, попытаемся отыскать его?
— Веди себя прилично, Кери! — начала мисс Прайс, отчего-то испугавшись.
— Я только хотела сказать, если мы близко, то почему бы не зайти? Все равно возвращаться рано. Дома делать нечего. Мы только будем сидеть и хандрить. А прогулка может нас немного взбодрить. Мне, например, очень интересно, каким дом мистера Джонса стал теперь…
— Может, он все еще стоит на старом месте? — спросил Эмилиус.
Мисс Прайс задумалась.
— Не вижу причин, почему он может оказаться в другом месте, — произнесла она наконец и повернулась к Эмилиусу. — Вы помните дорогу?
Дорогу Эмилиус помнил хорошо. Но теперь, как выяснилось, это была не дорога, а просто тележная колея, упирающаяся в ферму.
— Вы уверены, что там нет быка? — время от времени спрашивала мисс Прайс, осторожно поглядывая в сторону фермы.
Скоро изгороди кончились. Холм возвышался впереди.
Когда путники обогнули его, обзор стал шире, а лица коснулся легкий бриз. Кери нашла в известняке окаменелую ракушку, зато мисс Прайс потеряла перчатку.
Эмилиус шел впереди. В очередной раз свернув, он неожиданно исчез. Когда наконец остальные наткнулись на Эмилиуса, он стоял в овраге по колено в лопухах. Среди лопухов встречались камни и даже валуны. «Это вполне может быть развалинами дома», — подумала Кери. Слезы разочарования подступили к ее глазам.
— Дом действительно стоял здесь? — спросила она, надеясь, что Эмилиус мог ошибиться.
— Действительно, — кивнул Эмилиус. Казалось, он совсем не опечалился. Наоборот, настроение у него было приподнятым, словно он гордился своим прыжком через столетия. Взяв мисс Прайс за руку, он помог ей спуститься в овраг. Затем Эмилиус принялся, осторожно прыгая с камня на камень, показывать общее расположение комнат. — Здесь была гостиная, здесь — маслобойня. А здесь, — воскликнул он, спрыгивая в яму, — был огород, где моя тетя выращивала морковь.
Он смахнул ногой гальку с каких-то валунов.
— А это ступеньки в подвал.
Затем Эмилиус показал, где располагались яблоневый сад и амбар.
— Это был очень хороший и очень красивый дом, — повторял он гордо. — И никаких наследников, кроме меня.
Когда путники вернулись на дорогу, случилась странная вещь. Эмилиус внезапно исчез. Всего мгновением раньше он шел прямо за ними, но в следующую секунду пропал. Мисс Прайс остановила старый «форд», в котором ехал доктор Ламмонд, и спросила, не заметил ли он на дороге светловолосого молодого человека.
— Да, — кивнул доктор. — Когда я поворачивал, он шел за вами, а затем бросился бежать через поле.
Нашли Эмилиуса за изгородью. Он был бледен и сильно дрожал. Оказалось, что это автомобиль его напугал. При виде такого чудовища Эмилиус совершенно позабыл о вежливости. Прошло некоторое время, прежде чем мисс Прайс успокоила его. Позже, когда мимо проехал грузовик, Эмилиус выдержал, но пот ручьями тек по его лбу, и он дрожал всем телом. До самого дома Эмилиус не проронил ни слова.
Глава шестнадцатая
Умеренное волшебство
Привыкнуть к жизни двадцатого столетия Эмилиусу было нелегко, но мисс Прайс обладала огромным терпением. Эмилиус учился чистить туфли и вести себя за столом. Его речь стала более современной, а однажды дети услышали, как он сказал: «О’кей». Они уже почти приучили его к машинам, но когда он увидел трактор, все их старания пошли насмарку. Эмилиус восхищался самолетами, может быть, потому, что они не подлетали близко. С каждым днем, все больше узнавая о современном мире, он старался как можно ближе держаться к мисс Прайс. Похоже, она казалась ему единственной надежной опорой посреди кошмарного хаоса.
Теплыми вечерами, после того, как дети отправлялись спать, мисс Прайс с Эмилиусом гуляли по саду, обрывая с деревьев сливы (мисс Прайс заготавливала их для консервирования) и разговаривая о магии. Кери часто слышала их споры через окно. Солнце опускалось за деревья, сливы падали в корзину, а голоса, то понижаясь, то повышаясь, разносились по саду.
— Я никогда не счищаю чешую с гадюк, — убежденно говорила мисс Прайс. — Это ослабляет заклинания. Я, конечно же, не имею в виду те случаи, когда в состав входят болиголов и укроп. Я вообще только раз в жизни чистила гадюку. Но это было зелье против пляски святого Витта. В этом случае, не знаю почему, гадюка без чешуи дает лучшие результаты…
Эмилиус с чем-то соглашался, с чем-то нет. Порой мисс Прайс презрительно восклицала:
— Ну, если вы хотите вернуться к восковым фигуркам и булавочной школе…[4]
Кери всегда удивлялась, зачем Эмилиусу нужны восковые фигурки и почему он, окончив школу, снова хочет туда вернуться.
Однажды вечером Кери подслушала особенно любопытный разговор. Начался он с довольно странных слов мисс Прайс:
— Вы когда-нибудь пробовали интрасубстанционное передвижение?
Со стороны Эмилиуса последовало таинственное молчание. Затем он довольно неуверенно сказал:
— Нет. По крайней мере, не часто.
— Это очень забавно! — продолжила мисс Прайс. — Я прямо с ума сходила по нему когда-то.
Сливы тихо падали в корзину, и Кери, затаив дыхание, слушала.
Мисс Прайс засмеялась. Ну прямо как маленькая девочка.
— Конечно, заклинания — это детская игра. Но иногда и самые простые вещи дают блестящие результаты, не так ли?
Эмилиус прокашлялся.
— Я не уверен, что понял правильно, — отважно заявил он. — Может, я это путаю с…
Мисс Прайс засмеялась громче.
— О, интрасубстанционное передвижение нельзя спутать ни с чем!
Казалось, разговор ее забавлял.
— Да, — признался Эмилиус. — Полагаю, что нельзя.
— Если только не… — начала вдруг мисс Прайс, устремляя взгляд вдаль, — если вы не имеете в виду…
— Да, — добавил Эмилиус поспешно, — именно это я и имел в виду.
