— Да, — добавил Эмилиус поспешно, — именно это я и имел в виду.
— Что? — изумленно спросила мисс Прайс.
— То, с чем я это путаю.
— С чем?
— Ну… — Эмилиус заколебался. — С тем, что вы собирались сказать.
— Но интрасубстанционное передвижение — это совсем другое! — Похоже, мисс Прайс была озадачена.
— Да, конечно! — признал Эмилиус. — Это совершенно другое! Но все равно…
— Видите ли, интрасубстанционное передвижение — это то, что заставляет пару башмаков ходить без помощи ног.
— Разумеется, — с облегчением согласился Эмилиус. — Башмаки. Именно это.
— Или когда одежда встает и садится.
— Само собой, — пробормотал Эмилиус, но голос его звучал не слишком уверенно.
— Конечно! — воскликнула мисс Прайс с энтузиазмом. — Самые лучшие результаты получаются, когда стираешь различия! — Она рассмеялась от восторга. — Просто изумительно, чего можно добиться, если стирать различия!
— Еще бы! — согласился Эмилиус и нервно хихикнул.
— Правда, простыни для этого использовать нельзя, — заметила мисс Прайс.
— Да, простыни совершенно не годятся.
— Это должна быть обязательно одежда. Или что-то, чему можно придать такую форму, словно внутри человек.
— Естественно, — со знанием дела кивнул Эмилиус.
Поначалу мисс Прайс была обеспокоена тем, что Эмилиус загостится у нее слишком долго, и потратила немало усилий, чтобы объяснить ему, от чего будет зависеть продолжительность визита. Но когда Эмилиус начал осваиваться, ей стало невыразимо грустно думать о его отъезде. Эмилиус, хотя и был доволен жизнью в доме мисс Прайс, все же немного беспокоился из-за пожара в Лондоне и опасался, что могут пострадать его вещи, оставшиеся в Чипплгейте. Кроме того, он говорил, что обязан в связи со смертью тети заняться сбором необходимых бумаг для получения наследства.
— Я всегда смогу навестить вас, — уверял он. — Вам для этого только надо приехать и забрать меня.
Однако мисс Прайс не одобряла эту идею.
— Либо одно, либо другое, — говорила она. — Нельзя жить сразу в двух столетиях. Жизнь должна быть благоустроенной. Думаю, самым мудрым для вас будет бросить лондонское хозяйство и обустроиться в тетином доме в Пеппериндж-Ай. Мы будем иногда ходить туда. Нам будет приятно думать, что вы там живете. Будет казаться, что вы не так уж далеко.
Эмилиус задумался.
— Это довольно большой земельный участок, — сказал он наконец, но голос его при этом был отчего-то печальным.
Кери успокоила его:
— Мы часто будем ходить туда. Мы будем сидеть на камнях, которые когда-то составляли пол гостиной, около того места, где располагался камин… И мы будем знать, что вы где-то рядом…
Эмилиус поднял глаза:
— Я бы очень хотел, чтобы вы увидели этот дом таким, каким он был при моей жизни.
Кери повернулась к мисс Прайс.
— Не могли бы мы съездить всего один раз? — робко спросила она.
Мисс Прайс поджала губы:
— Все начинается именно с «одного раза»! Кери, твой «один раз» уже был, и в результате нам придется лететь еще один раз, чтобы доставить мистера Джонса обратно.
— Скажите, если мы пообещаем не оставаться в прошлом больше минуты, если только доставим мистера Джонса — и сразу обратно, вы позволите нам взглянуть на дом его тети?
Эмилиус посмотрел на мисс Прайс, затем перевел печальный взгляд на лужайку.
— Не в этом дело! — смущенно ответила мисс Прайс. — Я сама была бы счастлива навестить мистера Джонса, в особенности в его милом домике, но…
— Что? — не поняла Кери.
— Я отвечаю за вас, дети. Невозможно предугадать, что произойдет во время путешествия.
— Ну, едва ли это можно считать далеким путешествием, — рассудительно заметила Кери. — Ведь Пеппериндж-Ай всего в двух милях отсюда.
— Я знаю, Кери, — ответила мисс Прайс. — Но, если ты помнишь, на берегу необитаемого острова мы тоже собирались провести «тихий» денек!
— Но ведь это оказался не необитаемый остров! Там жили людоеды. Это совсем другое дело! Симпатичный домик тети мистера Джонса в Пеппериндж-Ай…
— Если бы вы приехали хотя бы один раз, — перебил Эмилиус, — скажем, через неделю после меня, и только посмотрели… То потом вы могли бы приезжать ко мне мысленно…
— Мысленно? — подозрительно переспросила мисс Прайс.
— Я имею в виду, что, если бы вы приходили на развалины, мы могли бы думать друг о друге, — объяснил Эмилиус.
Мисс Прайс сидела молча. Дети никак не могли понять выражение ее лица. Наконец она проговорила:
— Ей-богу, я не люблю летать. Это противоестественно.
— А как же метла? — поинтересовалась Кери.
— Метла — это совсем другое, — возразила мисс Прайс. — Это принято. Ведьмы всегда летают на метлах. — Она остановилась. — Не знаю, как это лучше сказать, но нам не уйти от того, что мистер Джонс давно умер и покоится на кладбище.
Эмилиус угрюмо уставился на траву, не пытаясь отрицать сказанного.
— Я вовсе не виню его в этом, — продолжала мисс Прайс. — Все мы рано или поздно там будем. Но мне кажется противоестественным поощрять привязанности к давно умершему человеку.
Некоторое время все стояли молча, затем Эмилиус вздохнул.
— На церковном дворе нет могильного камня с моим именем, — заметил он.
Мисс Прайс поджала губы.
— Это ровным счетом ничего не доказывает. Мы не смотрели в пристройке за тисовой изгородью.
— И давайте не будем смотреть! — неожиданно сказала Кери.
Глава семнадцатая
Неожиданное решение
И все же мисс Прайс не изменила первоначального решения. Когда одежда Эмилиуса прибыла из чистки, его снова отправили в прошлое. Мисс Прайс не любила долгих прощаний и, похоже, в своем стремлении пощадить свои чувства и чувства других слегка переусердствовала. Она даже не согласилась подняться наверх, чтобы попробовать вишневую настойку, приготовленную Эмилиусом. Излишне тщательно усадив детей на кровать и заставив Поля повернуть шишку, она оставила Эмилиуса на одной из освещенных луной улиц Лондона семнадцатого столетия. Похоже, она была смущена и поэтому с детьми обращалась довольно резко.
На следующий день мисс Прайс занялась консервированием, чтобы не думать об одинокой фигуре, стоящей посреди пустой средневековой улицы. Она резала абрикосы, протирала томаты, она никуда не ходила с детьми, а шишку запрятала так далеко, что никто в целом свете не смог бы ее отыскать.
В доме стало пусто и неуютно. Дети слонялись по полям, сидели на заборе, болтая ногами, и не знали, чем себя занять. Они жевали длинные стебли трав и лениво ссорились — пока впереди не замаячил конец каникул.
Никто даже не упоминал имени Эмилиуса, но однажды за чаем мисс Прайс сама заговорила о нем.
— Интересно, — задумчиво произнесла она, глядя на чайник. — А если бы мы отвезли мистера Джонса прямо домой?
Кери отложила чайную ложку. Все три пары глаз устремились на мисс Прайс.
— Но ведь мы так и сделали, — пробормотал через минуту Чарльз.
— Я хотела сказать, — объяснила мисс Прайс, — что было довольно невежливо бросить его вот так, на улице.
— Да, — кивнула Кери. — Его дом мог сгореть или еще что-нибудь. Может, ему негде было спать в ту ночь.
В глазах мисс Прайс мелькнуло беспокойство.
— Но ведь мы договорились не оставаться больше минуты…
— Да, — согласилась Кери. — Но, если помните, вы обещали разрешить нам потом навестить Эмилиуса… в том случае, если мы выполним ваши условия.
— Я ничего не обещала, — поспешно ответила мисс Прайс и налила себе чашку чая. Затем, размешивая сахар, добавила: — К тому же, я думаю, все в порядке. Даже если лондонский дом сгорел, мистер Джонс вполне мог поехать в Пеппериндж-Ай, к тете.
— Я тоже уверена, что все благополучно, — подтвердила Кери.
— И все же, — продолжила мисс Прайс, — в некоторых делах мистер Джонс довольно беспомощен. И еще этот пожар… Говорят, после него были беспорядки…
Мисс Прайс, не замечая, что делает, положила себе в чай еще одну ложку сахара.
— Если бы ему можно было, например, написать… — произнесла она.
— Хорошо бы, — сказала Кери. — Но к сожалению, мы не можем.
Чарльз кашлянул:
— А нельзя ли нам с Полем взглянуть на него? Мы быстро слетаем…
Кери открыла рот.
— Без меня?! — с негодованием воскликнула она.
— Нет-нет, — сказала мисс Прайс. — Оставить Кери было бы несправедливо. Может быть… — Она запнулась. — Может быть, нам всем следует поехать?
Дети, затаив дыхание, молчали. Кери стиснула ладони и уставилась на скатерть.
