Гоша отправился на рынок, потом в магазин и, в конце концов, в ресторан. И всюду что-то кому-то передавал, что-то от кого-то получал.
— Бледнолицый — мелкая сошка,— скривился Матвей, словно проглотил горькое лекарство,— но он связан с нехорошими людьми… Я эту публику знаю… Я сперва думал, что это детские игры, фантазии Андрея…
— Я тоже думал, что фантазии,— торопливо произнес я и спросил: — И что ты собираешься делать дальше?
— Продолжать наблюдение за бледнолицым,— как давно решенное, высказал Матвей.— Ну и за теми, с кем он общается…
— А они тебя, как это сказать, не засекли? — с тревогой за друга спросил я.
Матвей рассмеялся.
— Ты забыл, кем я был в войну? Да еще не родился жулик, чтобы меня засветить…
Я, конечно, помнил, кем был Матвей в партизанах. Он был отчаянной храбрости разведчиком. Лучшим в отряде. Из любых передряг выходил сухим. Я ему тогда страшно завидовал. Но на задания меня не посылали. К началу войны я успел окончить два курса мединститута и в партизанах стал врачом. Работы хватало…
Правда, я подумал, что тогда Матвей был молодым, горячим парнем и обе ноги у него были целыми и невредимыми…
— А может,— я сглотнул слюну и оглянулся по сторонам, не следит ли кто-нибудь за нами,— все-таки обратиться в милицию?
— Еще не пришло время,— твердо произнес Матвей.— У нас нет неопровержимых фактов, доказательств. Да в милиции просто подымут на смех двух выживших из ума стариков! И будут абсолютно правы…
Но я, как застоявшийся конь, рвался в бой.
— Тогда давай вместе вести наблюдение за бледнолицым,— робко предложил я.
Матвей отрицательно покачал головой.
— Ты должен сидеть дома. Если кто-нибудь зайдет к Андрею, сфотографируй его…
— А я фотоаппарат оставил на даче,— спохватился я.
— Сфотографируй — это значит запомни приметы незнакомца, и главное, особые приметы, ну там нет одного глаза, шрам на щеке и тому подобное,— наставлял меня Матвей.— Твоя задача — не отлучаться из дома, слушать разговоры Андрюши по второму аппарату…
— Ты хочешь сказать — подслушивать,— у меня задрожал от волнения голос,— но разве ты не знаешь, что подслушивать — нечестно, некрасиво…
— А они с нами — честно, красиво? — оборвал меня Матвей, и я вынужден был прикусить язык.
В киоске мы купили по вечерней газете и поглазели по сторонам. Вроде, никто за нами не следил.
— Кстати, звонить я тебе больше не буду,— Матвей на ходу давал мне дальнейшие указания.— И ты мне не звони, не исключено, что противник подслушивает телефон.
— Но это как раз вызовет подозрения,— возразил я.— Ведь до сих пор мы с тобой перезванивались и вдруг перестали, словно набрали в рот воды.
— Ты прав,— согласился со мной Матвей после некоторого размышления.— Будем перезваниваться и, чтобы запутать противника, важные разговоры вести на птичьем языке…
Матвей подмигнул мне. Мол, не трусь, все не так плохо, выкрутимся. Я улыбнулся в ответ, а потом рассказал ему о том, что поведала мне Анюта.
— Это хорошо,— задумчиво протянул Матвей и, увидев, что я в недоумении, растолковал: — Хорошо, что у нас есть еще один источник информации…
— Но Анюта не должна знать, в какую историю попал Андрюша,— предупредил я Матвея.
— Как и Настя, само собой,— согласился он.— Это чисто мужское дело.
— Конечно,— подтвердил я.
— А что ты сказал Насте, когда уходил?
— Сказал, что иду к тебе, ты расхворался,— объяснил я.— А что, я неправильно поступил?
— Правильно,— успокоил меня Матвей.— Значит, завтра встретимся здесь, в это же время… Ты иди первым… Я за тобой. Пока.
— Будь здоров!
Попрощавшись с Матвеем, я пошел на привокзальную площадь, к остановке автобуса.
Сидя в полупустом автобусе, я восстанавливал в памяти подробности нашей встречи с Матвеем. Я понимал, что он не все мне рассказал, многое утаил, скрыл. Это был бы не Матвей, если бы он не умел хранить тайну. Но и того, что я услышал, было достаточно. Остальное дорисовало воображение. Андрюше и вправду угрожает опасность…
Домой я добрался, когда было уже совсем поздно. Но Настя не спала.
— Как Матвей? — спросила она.
— Немного лучше,— ответил я.— Завтра зайду, проведаю.
— А что ты стетоскоп не взял с собой? — не отставала Настя.— Да и, вообще, саквояж забыл?
Да, дал я маху. Нарушил законы конспирации. Так торопился на встречу с Матвеем, что забыл саквояж с медицинскими причиндалами. Ну, всего предусмотреть невозможно.
— Я Матвея знаю столько лет, что и без стетоскопа могу определить, чем он дышит,— попытался я выкрутиться, стараясь не глядеть Насте в глаза, и перевел разговор на другую тему: — Андрюша спит?
— Спит.
— И нам пора.
В постели, на сон грядущий, я люблю почитать. Но сейчас, как говорится, я глядел в книгу, а видел фигу. То есть я абсолютно не понимал того, что читаю. Моя голова была занята совсем другим — как помочь Андрюше.
Но ничего придумать я не мог. Тут я целиком положился на Матвея. Да и на счастливый случай.
За стеной, в соседней комнате, было тихо. Внук и вправду спал.
Андрюша надеется на нас, на своих дедов. Мы не можем обмануть его надежды. Мы его не подведем.
ТЕЛЕФОН ВЕДЕТ СЕБЯ ПОДОЗРИТЕЛЬНО
Только я после завтрака уселся в кресле, чтобы почитать газеты, как раздался звонок. Я стремглав устремился к телефону.
— Это поликлиника? — исключительно любезно поинтересовалась трубка.
— Нет, это квартира,— также любезно ответил я.
— Простите, пожалуйста,— рассыпалась в извинениях трубка.
— Пожалуйста,— не остался я в долгу.
Едва я опустился в кресло, как вновь зазвенел телефон.
— Это магазин? — вежливо спросила трубка.
— Нет, это квартира,— также вежливо ответил я.
— Что вы говорите? — искренне огорчилась трубка,— а я думала, что это магазин.
— Мне очень жаль, но это квартира,— повторил я.
— А вы не знаете, как позвонить в магазин? — мило поинтересовалась трубка.
— В какой? — задал я встречный вопрос.
— Который на углу,— уточнила трубка.
— Не знаю,— извинился я.
— Ну, ладно, я позвоню в справочную,— закончила, наконец, трубка переговоры, прошедшие в дружеской обстановке.
Не успел я с комфортом расположиться в кресле, как новый звонок поднял меня на ноги.
На этот раз спросили:
— Это аптека?
Вежливости у
