— Очень плохо. Пол каждую неделю тратит кучу времени на поездки к нему. Грустно это все…
Лена задумчиво кивнула. У Кармен зазвонил мобильный телефон, и она принялась рыться в сумке в поисках пищащей трубки.
— Алло?
— Привет, Кармен. Это Дэвид.
— Ага. — Она мгновенно посуровела.
— Просто хотел поблагодарить тебя за то, что ты вчера помогла маме. Даже не представляешь, — как это было для нее важно. И для меня тоже. Мне безумно обидно, что я не смог прийти, и ты даже не представляешь…
— Все нормально, — перебила его Кармен. — Это же моя мама.
— Правда, Кармен, я…
— Да ладно. — Ей становилось неловко. — Ты еще в Сан-Луи?
— Нет, я дома, — вздохнул он.
Почему Дэвид ее раздражает? Он же не виноват, что работает, как проклятый: у него появилась семья. Он серьезно относится к своим обязанностям, он хороший муж, ответственный человек и прочее, и прочее.
— Увидимся вечером.
— Э-э-э… Кармен, подожди.
— Да?
— Я забыл зарядное устройство в Сан-Луи. Можно взять твое? — Все знали, что у них с Дэвидом одинаковые телефоны. Иногда казалось, что это единственное, что связывает Кармен с отчимом.
— Конечно. Оно в розетке рядом с моим ночным столиком.
Я позвонил в отель, и они сказали, что пришлют мое. Я им объяснил, что оно мне действительно необходимо. Разговор зашел в тупик.
— Ну что ж, пока, — быстро сказала Кармен.
— Пока.
Она открыла сумку, чтобы убрать телефон обратно, и, к своему изумлению, увидела на дне зарядное устройство. О-па!
Все это время Лена гадала, с кем говорит Кармен.
— Это был Дэвид? — спросила она, когда разговор закончился.
— Да.
— Сразу понятно, что ты его не любишь.
— Да нет, он нормальный… — неуверенно протянула Кармен. — Наверное, мне надо быть с ним повежливее, да?
— Я лучше промолчу.
Кармен вдруг лукаво улыбнулась:
— Я придумала! Надо позвать Вина на ужин с моей мамой и Дэвидом. — Она рассмеялась: — Тогда-то он точно поймет, что из себя представляет Кармен Настоящая.
Тибби Все для пляжа и музыка. И никакой техники, мы уже обсудили! Би и я Еда. Много еды. Много суперкалорийных продуктов, обогащенных жирами. (Не знаю, что это, но звучит аппетитно.) Лена Все для дома. (Клинекс плюс к туалетной бумаге, солнце.) Пожалуйста, сдайте деньги (60 долларов наличными) в фонд Первых Ежегодных Выходных Мечты, в бумажник Кармен. И поскорее, поняли?!
Лена постоянно думала о Поле после того, как узнала, что он в городе. В конце концов она собралась с духом и позвонила ему, чтобы пригласить в гости. Пол, конечно, не был членом ее семьи, но Лене очень хотелось его нарисовать.
Итак, днем она встретила его с углем в руках. Они смущенно обнялись. Ее сердце екнуло, когда она внимательно посмотрела на него: он стал старше, печальнее и, несомненно, еще красивее.
Пол покорно последовал за ней на кухню.
«Вы слишком похожи», — сказала как-то Кармен, имея в виду, что и Лена, и Пол совершенно не умеют общаться с людьми.
— Будешь что-нибудь пить? — спросила она.
— Нет, спасибо, — неуверенно отказался он. Лена указала Полу на стул напротив нее. Она пригладила волосы, которые специально для этого случая расчесала.
— Знаешь, у меня к тебе очень странная просьба. Пол насторожился, но и заинтересовался:
— Какая?
Можно я тебя нарисую? Это займет час-полтора. Тебе ничего не надо делать. — Она прижала руки к груди, словно боялась, что Пол в ужасе убежит. — Понимаешь, мне надо сделать портфолио, чтобы получить грант на обучение в Школе искусств на Роуд-Айленде. Я безумно хочу туда поступить. Ну так что? — Она никогда не говорила ему столько слов сразу.
Он кивнул:
— С радостью.
Ее вдруг осенило:
— Может, пойдем на улицу?
Пол последовал за Леной. На задний двор. Она огляделась по сторонам. Нет, только не в шезлонге у бассейна или еще что-нибудь в этом роде… В дальнем углу, у ограды, был огромный пень — все, что осталось от могучего, красивого дуба, который состарился и заболел, так что родителям пришлось его срубить. Пень был крепким и широким — как раз для Пола. Лена сбегала за стулом и мольбертом.
— Ты готов? — спросила она.
Он неловко присел и подпер подбородок руками. Лена обратила внимание на золотой перстень у Пола на пальце. Перстень явно мешал.
Лена немного отодвинулась, чтобы лучше видеть свою модель.
— Ничего, если я нарисую тебя в три четверти?
— Пожалуйста.
Она укрепила бумагу на этюднике. Пол не сводил с нее глаз, и от волнения она проткнула палец кнопкой. Потекла кровь, и Лена несколько минут облизывала палец. Потом завязала волосы в хвостик и приготовилась рисовать.
— Мне смотреть на тебя? — спросил он.
— Хм, да, — решила она после короткого раздумья. У Пола был необыкновенно выразительный взгляд, так что решение было правильным. Но при этом Лена смущалась каждый раз, когда они смотрели друг другу в глаза.
Черты его лица казались необыкновенно четкими и правильными: волевой подбородок, высокий лоб, четкий овал. Но, внимательно вглядываясь в это знакомое лицо, Лена увидела мягкость и плавность линий. Например, глаза — огромные, круглые и по-детски невинные — с морщинками в углах. Лена подозревала, что появились они не от смеха. Нижние веки были голубоватыми и чуть припухшими.
Рот Пола был на удивление чувственным и мягким. Лена хотела четче изобразить линию перехода от щек к полным, красивым губам, столь не подходящим для такого крупного и сильного парня. Храбро разглядывая эти губы, Лена знала, что не стоит делать на них акцент.
Она нарисовала его плечи и руки, а когда дошла до пальцев, остановилась. Она не знала, что делать с кольцом.
— Можно тебя попросить… Я про кольцо… — неуверенно начала Лена.
Пол быстро прикрыл перстень рукой и опустил взгляд, изменив позу впервые за сорок минут.
— Извини, — пробормотал он, видимо поняв это.
— Все в порядке, не волнуйся, — быстро сказала она, внезапно почувствовав беззащитность Пола. — Можешь передохнуть, ты это заслужил.
— Нет-нет. — Он все еще смотрел вниз; его на удивление красивая шея была как-то по-девичьи изящно изогнута, и Лене страстно захотелось нарисовать совсем другой портрет.
Лена всегда воспринимала как чудо, когда при долгом внимательном взгляде на кого-то вдруг открывала смысл каждого движения. Каждый жест, казалось, был исполнен волшебства, которое невозможно описать словами — Лена, по крайней мере, не смогла бы. В чертах лица каждого таились история всего мира, тончайшие оттенки разнообразных чувств и переживаний… Живопись приоткрывала завесу над этим эфемерным таинственным измерением — как поэзия. Если честно, то Лена, в общем-то, никогда не видела поэзии в поэзии, утешая себя мыслью, что для каждого она своя.
Пол снял кольцо, зажал его в кулаке и наконец посмотрел на Лену.
— Это папино, — объяснил он. — Он ведь тоже учился в Пенне и поэтому решил подарить мне этот перстень с эмблемой.
Лена внимательно смотрела на Пола, гадая, удается ли ей скрывать непреодолимое влечение к нему.
— Он болен, да? Кармен мне сказала.
Пол кивнул.
— Мне так жаль.
Он продолжал медленно кивать.
— Там все очень плохо, если ты понимаешь, что я имею в виду.
— Понимаю! — с горячностью воскликнула она. — То есть не совсем, но мне кажется, что понимаю. Мой Бапи — ну, мой дедушка — умер прошлым летом. — Внезапно Лена ужаснулась своим словам. — Я не это хотела сказать! — чуть ли не закричала она. — Не в том смысле, что это должно произойти!
Взгляд Пола был бесконечно добрым.
— Я знаю, Лена, — мягко сказал он. — Знаю, что ты все правильно понимаешь.
Они молча смотрели друг другу в глаза, и в первый раз Лена не смущалась. Наоборот, ей было на удивление спокойно.
— Может, передохнешь? — снова спросила она.
— Хорошо. — На этот раз Пол согласился.
На пне было много места, и Лена уселась рядом с Полом. С замиранием сердца она подвинулась к нему, и он не отстранился. Солнце безжалостно палило.
Лена оставила портрет на траве, и ветерок трепал углы холста.
Лена хотела закончить работу, но внезапно осознала, что это необязательно и что она начала рисовать Пола лишь для того, чтобы понять его печаль.
Еще один день проходил впустую.
* * *
Валия потратила все силы на переписку по аське — быстрой почте — с друзьями из Греции. Только в эти минуты она и оживала. Теперь они сидели в темной гостиной, и Кармен морально готовилась к очередной битве за телевизор. Она не видела божественный лик Райана Хеннеси уже несколько дней и сейчас пыталась представить его себе, но почему-то не могла.
