— Пожалуйста, без личных выпадов, — предупредила Анна, которая вела собрание.
— Если Зайга думает, что я брошусь перед ней на колени и стану просить прощения, то она глубоко ошибается, — с вызовом произнес Даумант и выбежал из класса.
— Вообще Байба права, Даумант — парень способный, только не очень волевой, — сказал Янис Круминь. — Сейчас он на верном пути. И мы, комсомольцы класса, обязаны его поддержать.
— А кто из учителей даст такому рекомендацию? — не унималась Зайга. — Может быть, Мара Петровна, за то, что он тогда чуть не сорвал контрольную по химии?
— Не бойся, поручители найдутся, — оборвала ее Байба. — Я говорила Майге Эдуардовне и Рейнису Карловичу. Они согласны. Скажи, что ты имеешь против Дауманта?
Зайга покраснела. Она все еще не могла поверить, что Альфонс, друг детства, с которым она ходит в кино, так обманул ее, наговорив на Дауманта всякие небылицы. Деньги у Альфонса были всегда. Так вот они откуда! Такой аккуратный, хорошо одетый, вежливый, и учится хорошо. Единственный, с кем родители разрешали дружить.
Байба проводила Дауманта до дверей школьного комитета комсомола.
— Буду держать кулаки! — пообещала она.
Присутствие Зайги среди членов комитета комсомола насторожило Дауманта. Но она, как ни странно, молчала.
— Ну, как? — спросила Байба, когда Даумант, красный от волнения, вышел из комнаты.
— Нормально. На все вопросы ответил.
— Поздравляю!
— Подожди еще. Неизвестно, чем кончится в райкоме. Но и там все прошло благополучно.
Даце, член районного комитета комсомола, через неделю сообщила, что комсомольский билет Даумант получит вместе со всеми. Когда Байба передала новость Дауманту, он притворно схватился за голову.
— Ну, туши свет! Вместо одной няньки теперь целых тридцать. Прощайте, мои детские шалости! Будущему комсомольцу они не к лицу.
Байба понимала, что за бравадой Даумант прячет свою радость и смущение.
Все три восьмых класса решили, что вручение комсомольских билетов должно стать настоящим праздником.
— И концерт будет. Аллегро, как там твой знаменитый ансамбль?
— В порядке. Разучили новую программу с популярной эстрадной певицей Байбой Балтынь.
— Пригласим родителей, пусть они расскажут о том, как были комсомольцами. — Это предложила Марга.
Восьмиклассники затихли, каждый взвешивал кандидатуры своих родителей.
— Мой отец выступил бы обязательно. С занудным докладом о том, какую роль в нашей жизни играют экономические знания, — вслух размышляла Зайга. — Отец любит говорить, а нам придется зевать от скуки. Его приглашать не надо. А вообще предложение Марги заслуживает внимания.
— Мама Даце могла бы рассказать о последних модах. Ты попроси ее, может быть, можно показать какие-нибудь молодежные модели, особенно для выпускного вечера, — предложила Анна.
— А у Клава отец строитель. Многие ребята собираются в строительный техникум, им интересно будет послушать.
— А у Профессора мать! Она же настоящий профессор, написала целую кучу книг. Говорят, у нее на экзаменах студенты так трясутся, что зуб на зуб не попадает.
Аллегро назвал и отца, и мать. Он был уверен, что они не откажутся. Вот тогда бы ребята узнали, что такое написать хорошую песню, как трудно работать с хором и как радостно и самому, и слушателям, все получается.
Байба о своих родителях даже не упомянула. Отчим ни за что не пойдет, сколько ни проси, а мать, простая ткачиха, постесняется выступить, хотя она и передовик и ее фотография каждый год висит на заводской Доске почета. Пригласить она ее, конечно, пригласит, а идти или нет, пусть решает сама.
— Арнис, а ты что молчишь? Ведь твоя мама самая знаменитая в нашей школе.
— Ничего не выйдет. Мама сейчас в Таджикистане. Снимается в фильме о разведчиках. Играет иностранную шпионку. Пишет, что научилась лазать по скалам, как настоящая альпинистка.
— Жалко, — Анна вздохнула. Втайне она давно уже мечтала стать актрисой. Да и не одна она.
— Замечательная идея, — похвалил своих Рейнис Карлович.
— Такое мероприятие потребует немало сил, — засомневалась Марджория Леопольдовна, классная руководительница восьмого «а». — Знаю я наших родителей — готовы целыми вечерами перед телевизором сидеть, а как только в школу сходить — сразу отговорки: времени нет, заняты.
— Я тоже сомневаюсь, что у вас что-нибудь получится, — поддержала Марджорию Леопольдовну осторожная завуч. — Почему бы вам не сделать, как в других школах — пойти в комитет комсомола, получить новые билеты, и все?
— Мы не хотим, как другие, мы хотим торжественно, в школе, — не уступала Даце. — С комитетом комсомола мы уже договорились, сам секретарь обещал вручать билеты.
— Комсомольцы справятся без посторонней помощи? — спросил Рейнис Карлович.
— Справятся! — хором отозвались представители всех трех восьмых.
— На вашу ответственность, Рейнис Карлович, — со скрипом согласилась завуч.
— Что ж, я не возражаю.
— Ваш шеф — колоссальный мужик, — признали «ашники» и «вэшники», когда все вышли из учительской. — Без него ничего бы не получилось.
— Мама, можно я обрежу волосы? — собираясь на вечер, спросила Байба. — Ну на что это похоже — модный брючный костюм и старомодная коса, точно коровий хвост! Все наши девочки давно уже постриглись, одна я...
— Меня не интересуют другие девочки, — оборвала ее мать, — домой без косы не показывайся.
Из дневника Байбы:
«Ни у кого из наших девочек нет таких отсталых родителей. Вбили себе в голову, что длинные волосы — какая-то особая красота. Закончу школу, пойду работать и с первой же зарплаты постригусь. Обрежу и покрашусь в черный цвет. Надоел мне этот рыжий. Все обзывают — Рыжая, Рыжая».
Опасения Марджории Леопольдовны оказались напрасными. Комсомольское мероприятие не только не сорвалось, а, наоборот, всем очень понравилось. Один из инструкторов райкома даже написал о нем
в газету, похвалил ребят за инициативу, родителей за активность — знакомить с разными профессиями особенно важно в восьмом классе,
когда учащиеся стоят на пороге новой жизни.
Некоторым восьмиклассникам родители приоткрылись с неожиданной стороны. Если дома мать была неразговорчивой, усталой, готовила ужин, что-то чинила, стирала, убирала, отец читал газету, смотрел телевизор, иногда поругивал за плохие отметки, то здесь, на праздничном вечере, нарядно одетые, родители с увлечением говорили о своей работе, о комсомольских делах, и всем было интересно.
В маленькой актерской комнате за сценой царило оживление. Даце, Марга, Рита, Анна и еще несколько девочек примеряли принесенные Дациной мамой платья и готовились выступить в роли манекенщиц.
— Сейчас манекенщицы ходят танцевальным шагом, с подскоком,— тараторила Санита. — Я видела на смотре польской коллекции одежды.
— Дай-ка, я причешу тебя! — Дацина мама ловко расплела Байбину косу и уложила ее в тяжелый узел на затылке. Коротко подрезанные на лбу и на висках волосы завились кольцами.
— Ну-ка, надень это выпускное платье! — Она вручила девочке белое воздушное одеяние.
Байбина мать не сразу узнала в девочке с нарядной прической и в белом красивом платье свою дочь. Первый раз слышала она, как Байба поет. Дома отчим строго-настрого запрещал ей петь. И впервые она подумала, что, безоговорочно уступая требованиям мужа, она не раз обижала дочь. И если в школе Байбу только хвалили, то дома она была на положении служанки.
Юрис Кирсис познакомил мать Байбы со своими родителями.
— У вашей дочери хороший голос, с широким диапазоном и приятным тембром, — высказал свое мнение хоровой дирижер Кирсис. — Это редкий талант, его надо развивать.
— Девочка обязательно должна учиться в музыкальной школе, одной самодеятельности недостаточно, — добавила мать Юриса, известная оперная певица.
Мать Байбы задумалась.
После праздников для восьмиклассников наступил последний, самый ответственный этап. Не за горами были выпускные экзамены.
Глава десятая НИЧЕГО ЖЕ СТРАШНОГО НЕ ПРОИЗОШЛО!
— Байбы уже четвертый день нет дома, — сообщила Санита в понедельник утром. — Мать боится, как бы она не покончила самоубийством.
Класс застыл. За окном в кроне цветущего каштана свистели дрозды. Громко сигналя, промчалась пожарная машина.
— Неправда! — Даумант схватил Саниту за плечи и стал немилосердно трясти. — Идиотские шутки!
— Чокнутый! Такими вещами не шутят. Ее мать собирается сегодня идти в милицию.
Последнее, что увидел Рейнис Карлович, были глаза его учеников — распахнутые от ужаса Дауманта, недоверчивые Зайги, полные страха Близнецов. Затем все поплыло, затянулось белой пеленой. Учитель безжизненно опустился на стул.
