Они без нее ушли. Взяли с собой Любу, и Жука взяли, и ушли. Они ее тоже звали пойти посмотреть сенокос, только она не пошла. А если б они сейчас пришли звать ее, она бы ведь, пожалуй, пошла. Ах, она бы непременно пошла! Если б они позвали ее!.. Но нет, они не вернутся. Они теперь, верно, уже возвратились с прогулки, сидят и пьют чай. И все про нее забыли. Ну хорошо же! Раз так, она ни за что не выйдет из-за кадки. Она будет всегда сидеть за кадкой, всю ночь просидит и, наверно, умрет с голоду. Она ведь целый день почти ничего не ела, и вчера не ела, а ей так хотелось есть. Она умрет, а они потом придут и станут все о ней сожалеть и плакать… Лида заметила, что и сама плачет. Вон даже передник весь мокрый от слез. Ах, уж лучше бы они теперь за ней пришли! Лучше бы…
Лида вдруг вздрогнула. Черная лохматая голова показалась в темноте из-за грядки.
— Жук! — вскрикнула Лида.
— Я!.. Я!.. — весело залаял Жук.
— Жучок! Милый ты мой Жученька! — рыдала Лида, прижимаясь заплаканным лицом к мохнатой шее Жука.
— Лида, что ты! Лида, что ты тут делаешь? Да о чем же ты плачешь, Лида?
Лева сел на грядку.
— Лева!.. Ты… не… сер…дись! По…миримся… Я… пра…во…
— Ну полно, Лида! — Леве вдруг сделалось очень жалко Лиду, немножко стыдно и одновременно весело.
— Ну, помиримся. Я не буду больше сердиться, и ты тоже больше не дуйся.
— Я больше не… бу…ду… — всхлипывала Лида.
— Ну и хорошо, и отлично! О чем же ты плачешь? Не плачь, Лида. Мы теперь уже больше не в ссоре. Ну… — Лева поцеловал Лиду в мокрое лицо. — Какая ты!..
— Я тебя очень люблю, Лева.
— И я тебя тоже, Лида. Больше всех тебя люблю. Правда! Не плачь, Лида, — успокоительно уговаривал Лева. — Не плачь и откуси ватрушки.
Лида понемножку стала успокаиваться. Не выпуская Кука, она прижалась головой к Леве и сунула в рот кусочек ватрушки. Лева тоже откусил для компании.
Положение Жука было самое неловкое. Сдобную ватрушку держали у него как раз перед носом! Он жалобно гавкнул и вздернул нос.
— И тебе. Жучок? Вот тебе! Голубчик, милый, милый Жучок!
Лида сунула кусочек в разинутую пасть собаки.
Ватрушку скоро прикончили. — Пойдемте же чай пить, — позвал из зарослей Коля.
Давно не пился так приятно вечерний чай.
Из темного уголка тетя будто не заметила, не хотела заметить Лидиных заплаканных глаз. Коля с Левой уступили Лиде последнюю ватрушку, и Лева сказал, что завтра же опять устроит прогулку за реку на поле и упросит тетю отпустить Лиду. Увидите, уж непременно упросит.
— А Жука возьмем?
— И Жука тоже возьмем.
А Коля возьмет бумажного змея; он ему новый хвост приделал, такой длинный-длинный, из пеньковой веревки от бубликов. Все для Лиды!
Лида была совсем, совсем счастливая после трех своих несчастных дней. У нее болела голова; но зато все любили ее и она сама любила всех…
Вечером свершилось чудо. Прощаясь, Лида вдруг поцеловала тетину руку, чего не делала никогда, как ни приказывала Матрена. Она вся вспыхнула при этом, затем крепко обняла Леву, чмокнула в морду Жука и убежала галопом в детскую.
Тетя задумалась над запиской.
— От кого записка?
— Кажется, от Зининой мамы, — шепнул Коля на ушко Лиде.
Коля угадал. Зиночкина мама праздновала свои именины и приглашала тетю и папу с детьми к себе на обед и на вечер. Как быть! Тетя раздумывала, идти ли, а главное — брать ли с собой детей. Тетя решила про себя что-то, написала ответ и ничего не сказала детям. Напрасно Лида следила за тетей любопытным взором — ничего нельзя было прочитать на неизменно спокойном лице тети.
Кончились уроки, кончился и завтрак. Вернулись с прогулки. Пробило три часа.
— Дети! — сказала тетя. — Можете пойти одеваться. Мы сегодня приглашены в гости и не будем обедать дома.
Приглашены в гости! Какое огромное, редкое счастье! Знакомых было не много, детям редко приходилось бывать в гостях, и даже Коля зарделся от радости, надевая пунцовую рубашку поверх бархатных шаровар.
Лида под собой земли не чуяла. Ей казалось, что все должны радоваться вместе с нею.
— Матрена, голубушка, ты знаешь, мы в гости идем крикнула она, влетая в детскую.
— Как не знать… Юбки-то, небось, мне гладить пришлось! — сердито отозвалась Матрена.
«Какая она сердитая всегда», — подумала Лида и очень обрадовалась, когда явилась Аксюша помочь одеться.
— Аксюша! Мы платья наденем белые?
— Белые.
— Любимые, Аксюша?
— Любимые, они самые.
— Аксюша! Ведь нынче будет отличный день! Ведь дождь ни за что не пойдет?
— Зачем дождю идти! Не пойдет, — успокоительно отвечала Аксюша.
— Дождь не пойдет, а мы в гости пойдем! В любимых платьях! В гостях будем играть! Много будет гостей!.. — тараторила и кружилась Лида в руках Аксюши.
— Ах, батюшки светы! Да постоишь ли ты минуточку смирно! Дай косы-то дочесать. Вон у Матрены сестрица-то уж готова.
Аксюша взяла в руки белое платьице и готовилась набросить его через голову на Лиду, но Лида вдруг прыгнула ей на шею, прямо на белое платье.
— Аксюша, милая! Я тебе из гостей гостинчика принесу!
— Не надо мне твоего гостинчика, — рассердилась Аксюша. — У, шалунья! Все платье измяла! Постоишь ли смирно? А то и одевать брошу, уйду. У Матрены небось не завертишься.
Лида присмирела.
Аксюша застегнула последнюю пуговку, обдернула, обтряхнула, обдула со всех сторон. Лиде показалось, что нет лучше и наряднее ее и Любы, когда в белом батистовом платье, в синих лентах она проходила мимо большого зеркала в зале к тете в спальню.
Папа не собирался в гости; ему нужно было в город по делу, и он думал даже не ночевать дома.
Зато Лева придет со своею мамой! Леву приглашали особенно усердно. Зиночкина мама не могла забыть, что Лева спас ее дочку, и даже прислала серебряный ошейник Жуку.
Зиночка и Петя жили в большой каменной даче. Швейцар в ливрее отворил дверь и провел гостей по лестнице в залу.
— Здравствуйте! Здравствуйте! — приветливо говорили, встречая и раскланиваясь, хозяева.
— Здравствуйте! А обед еще не подан! — объявил Петя.
Все рассмеялись.
Высокая худая дама в шелковом платье пригласила маленьких гостей в ожидании обеда в детскую к остальным детям.
— Кто эта барыня? — спросила Зиночку шепотом Лида.
— Это Луиза Карловна, наша гувернантка. Гувернантка Луиза Карловна не понравилась Лиде.
«Верно, злая, — подумала Лида. — И юбки шумят, как у Матрены по воскресеньям».
— Какая у вас детская! Совсем не такая, как наша, — удивилась Лида. — У вас розовые занавески, а у нас синие. Зеркало какое большое! А у нас нянино маленькое. А здесь что? — спросила Лида, указывая на притворенную дверь.
— Здесь моя комната, — отвечала Луиза Карловна и встала с места.
Лида подумала, что она, вероятно, хочет показать ей свою комнату, и даже посторонилась от двери, но Луиза Карловна молча подошла к двери, щелкнула ключом и опустила его в карман.
Это очень не понравилось Лиде, и Лида в свою очередь не понравилась Луизе Карловне. Да и кому же могло понравиться, что большая девятилетняя девочка трогает все руками, как маленькая, говорит на весь дом громко и таращит на все глаза, словно дикий зверек.
Лида очень огорчилась, когда увидела, что обедать детей посадили отдельно от взрослых, в другой комнате. А она-то надеялась разглядеть всех гостей, всех нарядных дам в пышных платьях и кавалеров в странных сюртуках! И потом, она собиралась за столом сесть подле Левиной мамы.
Лиде пришлось сидеть около Луизы Карловны — она тоже осталась в этой комнате вместе с маленькими. Лиде казалось, что Луиза Карловна буквально смотрела ей в рот. Лида, улучив момент, тоже загляделась на нее и пролила подливку на скатерть, за что тотчас же получила замечание. Луиза Карловна останавливала Детей, не позволяла ни шептаться, ни говорить слишком громко и даже пригрозила прогнать из-за стола одного маленького гостя-шалуна.
— Знаете, Люба, какое сегодня пирожное будет? — спросил Петя, подмигнув своей соседке.
— Ну какое?
— Нет, вы отгадайте.
— Сладкий пирог? — добродушно предположила Люба.
— У, какая вы глупая! Сладкий пирог!.. Кто же делает сладкие пироги по таким дням?! Это для будней хорошо. Ну что еще? Придумайте.
— Вафли? Крем? Оладушки с медом? — перебирала Люба свои любимые кушанья.
— Нет, вы, я вижу, не знаете толку в пирожных. Будет желе полосатое и с фруктами. И для нас особенная формочка будет. Ах, вон уже несут! Глядите, глядите!
Лакей поставил на стол против Луизы Карловны нарядное кушанье.
— Прелесть! — причмокнув, сказал Петя.
— А я не люблю желе, — объявила Лида.
— Отчего?
— Так. По-моему, невкусно, похоже на клей. Ужасная гадость!
Так за столом про кушанья не говорят! — заметила Луиза Карловна Лиде.
