О том, что отец участвует в этой борьбе, Витя теперь не сомневался, но он убедился, что Михаил Иванович из осторожности ничего ему не откроет и поручений давать не станет.
Витя снова и снова горестно вспоминал Слепова. Перебирая в памяти беседы и встречи с художником, пытался найти нить, которая привела бы к «настоящим людям» — так он мысленно называл подпольщиков и партизан. И все чаще рядом со Слеповым вставала в его думах Нина Михайловна Листовничая. Ведь именно ее посещение мастерской открыло Вите секрет «жестянщика», подсказало, что мастерская — не что иное, как тайная явка патриотов. Он представил себе эту высокую, полную женщину с резковатыми чертами лица и требовательными глазами и еще более уверился, что приходила она к Слепову не случайно. Не может быть, чтобы Нина Михайловна, которая всю жизнь растила и воспитывала детей, осталась безучастной сейчас, когда над этими детьми, над Родиной нависла такая страшная опасность. Конечно, она знает и о партизанах и о подпольщиках, конечно, помогает им.
Два дня Витя с утра до обеда и с обеда до вечера кружил в районе базарной площади, где жила Листовничая. К концу третьего дня они, наконец, встретились.
— Витя! — Нина Михайловна окликнула его как старого знакомого. — Что же ты не заходишь? Нехорошо забывать друзей.
Они сели на скамейку в сквере, и Витя рассказал то, что знал о последних часах жизни Василия Акимовича.
Тусклое небо низко висело над темным, неподвижным морем. Оттуда медленно полз белесый туман. С изуродованных осколками мокрых ветвей акаций падали тяжелые мутные капли. Витя не замечал, что и лицо его стало мокрым от горьких, не приносящих облегчения слез.
Листовничая не утешала. Она только взяла в мягкие, теплые ладони его вздрагивающие руки, крепко сжала их.
Немного посидели молча. Потом Нина Михайловна тихонько сказала:
— Ты, Витя, заходи ко мне.
— Вы мне говорили, я помню, — кивнул Витя. Они условились, что он придет в последнее воскресенье месяца.
Точно в назначенное время Витя стоял у дома номер четырнадцать по Лермонтовской улице. Несколько секунд собирался с духом, потом прошел во двор и постучал во вторую от ворот дверь.
Открыла незнакомая круглолицая женщина в цветастом переднике, какие носят домашние хозяйки.
Спросив у Вити, кто он такой и что ему нужно, она провела его в комнату и вышла в кухню.
— Хорошо, Маруся, — послышался оттуда голос Листовничей, — Сейчас выйду.
Витя с любопытством огляделся. Кроме него, в комнате были еще мужчина и женщина. В мужчине, худощавом, скуластом, Витя узнал бухгалтера Самарина. Его дочь Люба была у них в пятом классе пионервожатой. Самарин посмотрел на мальчика сквозь очки прищуренными глазами и продолжал разговор с сидевшей рядом Александрой Васильевной Богдановой. Богданову Витя тоже знал. Она была врачом городской поликлиники. Витя поздоровался, сел на табуретку у двери.
Вошла Листовничая. Она кивнула Вите и заговорила с Богдановой и Самариным:
— Ну вот, друзья. Все устроилось как нельзя лучше. Десятки адресов. Все наши сомнения оказались напрасными.
Самарин преобразился. Угрюмое лицо просияло, глаза под очками заискрились. Он встал и, в волнении пройдясь по комнате, сильно потряс руку Нине Михайловне.
— Поздравляю, Нина Михайловна, — с торжественными нотками в голосе сказал он. — Начинается настоящее дело.
— Ну, что вы, что вы, — быстро ответила Листовничая. — Что мы делаем? Самое малое.
— Надо бы обсудить некоторые детали, — Самарин искоса взглянул на Витю.
— Сейчас обсудим, — сказала Листовничая. — Вот только потолкую недолго с товарищем.
Она, улыбаясь, подозвала смутившегося Витю, ласково обняла за плечи, усадила на диван.
— Ну, расскажи, как твои дела? Друзья у тебя есть? Или всех растерял?
Витя рассказал, что друзей у него теперь двое — Славка Ручкин и Володя Житков. Да еще Шурик Воробьев. Он хоть и маленький, а тоже боевой парень.
— Шурик — это сын тети Маши, — обернулась Нина Михайловна к Самарину и Богдановой.
Поговорили еще о домашних делах, погоревали, что ребятам нечем заняться, — бегают беспризорными, не учатся, а время уходит. Листовничая пожалела, что не удалось эвакуировать всех детей.
— А с кем это ты на днях на Карантин ходил? Чумазый такой, оборванный? — спросил она.
Витя удивился: «Откуда она знает?»
— Это Славка, Нина Михайловна. Помните, детский сад отправляли — он тоже помогал. Он сейчас сиротой стал.
Листовничая вздохнула:.
— Тысячи детей война осиротила. На Большой земле их в обиду не дадут, а здесь… Крепко нам надо друг за друга держаться, не бросать товарищей в беде…
Витя понимал, что стесняет Самарина и Богданову, и скоро поднялся:
— Я пойду, Нина Михайловна…
Листовничая проводила его до дверей и, уже прощаясь, спохватилась:
— Погоди, Витя. У меня к тебе просьба. — Она вернулась в комнату и вышла оттуда с небольшим будильником в руках. — Остановился. А без него — как без рук. Отдай по пути в починку. Только сейчас же.
— Есть, Нина Михайловна! Как раз напротив нас часовая мастерская.
— Нет, — остановила его Листовничая. — Там дороже возьмут, а у меня доходы невелики. Лучше знакомому отдать. Знаешь улицу Циолковского?
— Знаю.
— Пойдешь туда. В самом конце, у водопроводной колонки, открылась новая мастерская. «Братья Бивстрюк и K°», — улыбнулась Нина Михайловна. — Спросишь Николая Бивстрюка. Отдашь ему будильник и скажешь: «Тетя Маруся просила к среде починить». И еще скажешь, что в среду сам зайдешь за часами.
— Только запомни, — = предупредила Нина Михайловна. — Отдашь лично хозяину мастерской — Николаю Бивстрюку.
— А если его не будет? — спросил Витя.
— Не беспокойся, — ответила Нина Михайловна. — Он всегда в эти часы дома. Только нигде не задерживайся и беги сейчас. А то я знаю вас, мальчишек. Увидишь кого-нибудь на улице — и пиши пропало. Уже забыл, куда шел.
— Хорошо, Нила Михайловна, — Витя шагнул к двери.
— Подожди, — снова остановила его Листовничая. — Не забудь сказать, что часы — тети Маруси и нужны к среде, именно к среде, — подчеркнула она. — Понял?
— Понял, Нина Михайловна.
— Ну, тогда бега, — Листовничая легонько подтолкнула Витю в спину.
Он сунул будильник в карман и побежал на Циолковскую.
Выйдя от Листовничей, Витя сразу пошел выполнять ее поручение. Мастерскую на Циолковской нашел быстро. Он думал здесь увидеть старичка с бородкой и очками на носу. Но дверь открыл совсем еще молодой парень, высокий и широкоплечий. Наружность этого человека так не совпадала с Витиными представлениями о часовщиках, что он не признал в нем хозяина мастерской, и поэтому спросил:
— Где хозяин?
— Ну, я хозяин, — ответил парень. — Что скажешь?
— Нет, — сказал Витя. — Мне нужен Николай Бивстрюк.
— Я Николай Бивстрюк.
— Ты? — изумился Витя.
— Конечно, я, — ответил парень и рассмеялся, — Что у тебя?
— Я от тети Маруси, — заспешил Витя. — Тетя Маруся, которая живет на Лермонтовской, просила починить будильник. Вот, — достал он часы из кармана. Сказала, чтобы к среде были готовы.
— Ой, как строго, — улыбнулся Бивстрюк. — Так-таки в среду?
— Вы не смейтесь, — насупил брови Витя. — Два раза предупредили: часы нужны в среду. Она на работу устраивается и боится, как бы не проспать, — уже от себя добавил Витя. — За часами она опять меня пришлет.
Бивстрюк взял будильник, повертел его в руках.
— Ну, посмотрим, что ты за рухлядь принес. Стоит ли еще чинить.
— Стоит, обязательно стоит, — заволновался Витя. — У тети всего одни часы — вот этот будильник. А в доме без часов, как без рук.
— Ну, что ж, посмотрим, — сказал Бивстрюк. — Ты посиди здесь, — и он прошел в другую комнату, прикрыв за собой дверь.
Ждать пришлось долго. Наконец Бивстрюк вышел с большим блестящим будильником в руках.
— Будильничек ты принес дрянненький, в другое время я бы и чинить не взялся, — сказал Бивстрюк. — Но для тети сделаю. В среду будет готово. Так и скажи. А пока снеси ей этот. Свой отдаю. Знаю, что плохо в доме без часов.
Когда Витя вернулся к Листовничей, Богданова и Самарин все еще сидели у нее.
— Вот, — с торжеством выставил Витя будильник на стол. — Это Бивстрюк на время дал. А ваш в среду будет готов.
— Спасибо, Витя, выручил.
Нина Михайловна взяла будильник, протянула его стоявшей у притолоки женщине, которая открыла Вите дверь, когда он пришел в первый раз.
— Возьми, Маруся, — сказала она. — Поставь в той комнате.
Женщина вышла, но через минуту заглянула в полуоткрытую дверь:
— Нина Михайловна!
— Посиди немного, отдохни, — сказала Листовничая Вите и вышла.
