— Я её пока оставила на кухне, раз вам мешаю, — объяснила Люська. — Но сейчас моя горжеточка нам пригодится.
Люська не хотела открывать сразу свои тайные планы.
— Как ты думаешь, Севка, — загадочно спросила она, — дедушка заметит, если к нему подползти в кабинет, когда он пишет?
Байкин расхохотался:
— Если его не щипать и не дёргать, он ничего не заметит!
— Прекрасно! — Люська потёрла ладони. — Тогда нужно тихохонько войти в его кабинет и подложить под кресло горжетку…
— Зачем? — удивились все.
— Как зачем?! Дедушка начнёт чихать, не сможет работать и… выйдет. А мы тут-то его и спросим, — наконец высказала свою «умную» мысль Люська.
— Он уже чихал, но не вышел, — напомнил Севка.
— Это он чихал, когда горжетка была на кухне. А ты представляешь, что с дедушкой будет, когда горжетка окажется у него в кабинете?!
Такое представить не мог даже Севка.
— Но кто войдёт в кабинет? — спросил я.
Идти к дедушке в кабинет с Люськиной горжеткой никто не решался.
— Тру́сы! — возмутилась Люська. — Тогда я сама войду!
Все с облегчением вздохнули.
Люська сбегала за горжеткой на кухню, сняла туфли и босиком стала медленно продвигаться к кабинету. У дверей Люська немного задержалась, махнула нам на прощание горжеткой.
Все дружно зачихали.
Операция могла сорваться!
Впрочем, в кабинете пока всё было тихо.
Тогда Люська встала на четвереньки и, приоткрыв створку двери, вползла в кабинет к деду.
Мы молчали. Терпение и выдержка — главное в любом опасном деле.
Севка тихонько отсчитывал секунды:
— Восемь… десять… пятнадцать…
Люська не появлялась. В голову лезли разные мысли.
Наконец Люськина голова появилась в проёме двери.
Люська поднялась с четверенек, приотворила дверь и, размахивая руками, метнулась на кухню. Мы за ней.
— Ну?! Почему дед не чихает?! — нервно приставал Севка.
Люська взглянула на часы, как делают разведчики в боевых фильмах.
— Не боись, Бочкин! Скоро начнётся, — небрежно сказала она. — У нафталина тяжёлый запах, он не сразу достигает профессорского носа. Но уж когда достигнет!..
И тут будто бы взорвалось за дверью.
— А-а-апчхи! — крикнул профессор так, что мы присели. — О-а-о-а-а-пчхи-х! — летело по коридору. — Ая-яй-яй-чхи!
Горжетка действовала как нужно!
Дверь распахнулась, и на пороге возник профессор.
Севка побледнел.
— Что — а-а-пчхи! — происходит? — едва успел крикнуть профессор и стремительно полетел в ванную.
Его качнуло от нового чиха.
— Ай-яй-чхи! — пожаловался профессор.
Стало слышно, как он моется в ванной.
— Вот это да! — восхитился я. — Какая бронебойная сила!
А Севка шёпотом прибавил:
— Подложить бы её под дверь ветеринару! С такой горжеткой, Саня, мы бы его взяли голыми руками.
Люська пронеслась в кабинет и тут же выскочила с горжеткой: следы диверсии нужно было замести немедленно.
Тем временем Севка приступил к переговорам с дедом.
— Дедушка, что случилось? Почему ты так расчихался? — хитро спрашивал Байкин.
— Не знаю?! — удивился дед. — Всё было прекрасно. Я работал… И вдруг откуда-то острый запах… А-а-пчхи! — словно бы в подтверждение чихнул профессор, но уже тише.
— Странно, — недоумевал Севка. — А мы ничего…
И Байкин глубоко втянул носом воздух.
— Нет, нет! — профессор сморщился перед новым чихом. — Что-то в квартире случилось! Я не могу работать! Где бабушка? Нужно срочно вызвать бабушку. Чхи!
Севка терпеливо разъяснил деду:
— Бабушка на собрании «родительской звёздочки». У неё важное общественное дело…
— Но и у меня важная работа! — возмутился профессор. — А в моём кабинете сидеть невозможно! Мне как будто подсыпали нафталину. Нужно что-то сделать!
Дедушка осторожно втянул носом воздух и… не чихнул.
— Вроде уже не пахнет, — поразился профессор. — Кажется, я снова могу работать. Что же это было такое?!
И дед торопливо зашагал к своему кабинету.
— Дедушка? — устремился за ним Севка. — Можно тебя задержать? На секунду! Чей это орден?
Он протянул деду находку.
— Орден?! Какой орден?!
— Вот этот…
— Ах этот, — усаживаясь в кресло, сказал профессор, будто бы ничего особенного ему не показали. — Это бабушкин орден…
— Бабушкин?! — ошарашенно переспросил Севка. — Кто же ей мог дать такую громадную награду?!
— Как кто мог?! — возмутился дед. — Бабушка воевала. Она была на фронте.
— На фро-онте?! — переспросил Севка, и его рот превратился в бублик. — И ты?!. И ты был с нею?!
— При чём тут я? — буркнул дед. — Меня на фронт не взяли, хотя я сто раз подавал заявления. У меня оказался порок сердца.
На кухне мы долго разглядывали бабушкин орден, передавали его из рук в руки. Вот уж чего никто не мог представить: Севкина бабушка — фронтовичка! Но больше других был потрясён Севка.
Первой пришла в себя Удалова.
— Нужно срочно бежать к Дырочкиным! — предложила она. — Пока родители заседают. Пусть бабушка расскажет про свой боевой подвиг.
* * *
Мы мчались наперегонки: я, Севка, Мишка, Федя, Майка, Татка и Люська в своей вонючей горжетке.
Дверь отворила мама. Мотька и Фенька радостно подлетели к нам, но их так шарахнул горжеточный запах, что обе собаки кинулись под кровать.
Родители пили чай. Совещание, судя по всему, кончалось. Мама передавала гостям чашки. Севкина бабушка Екатерина Константиновна наливала заварку, а затем кипяток из самовара. Рядом с Екатериной Константиновной сидела Галина Ивановна, я как-то забыл, что и её могу у нас дома встретить.
Но были для нас и другие сюрпризы.
— Ах вы мои дорогие! — радостно произнёс кто-то. — Как я рада вас видеть! Какие красивые, большие!
Зинаида Сергеевна, воспитательница нашей группы детского садика «Лисичка», тоже была здесь. Она махала нам обеими руками, но выбраться из-за стола не могла.
Рядом с Зинаидой Сергеевной сидел Юрий Петрович и улыбался. Юрий Петрович был не из тех, кто станет вскакивать, охать и ахать. Он приподнял правую руку, поприветствовал нас. Я ответил ему тем же.
— Дети, садитесь! Кому эклер, буше? — предлагала мама.
Но садиться мы пока не собирались. Севка сжимал коробочку с орденом.
— Что это вы странные такие? — Родители с подозрением смотрели на нас.
— Дедушка… — начал Севка.
Бабушка побледнела:
— Вы помешали дедушке работать?!
— Нет! Дома всё в порядке! — заверил Севка. — Не волнуйся, бабуля. Дело в другом!..
Он перевёл дух.
Василий Иванович Поликарпов, тихо сидевший вблизи Люськи, чихнул первым. Его поддержала Галина Ивановна, затем — Зинаида Сергеевна, хотя и сидела дальше всех от Люськи.
Нужно было спешить. Родители могли так расчихаться, что договорить станет трудно.
Я подтолкнул Севку.
И тут совсем некстати папа и мама Удаловы одновременно воскликнули:
— Люся, откуда у тебя эта горжетка?!
— Из сундука, — спокойно ответила Люська, подтвердив их догадку. — Вы ушли, а я решила перебрать вещи. И вот… попалась такая прелесть! Мне идёт, верно?
— Зачем тебе эта рухлядь?! — поразилась Люськина мама.
— Рухлядь?! — возмутилась Люська. — Да если бы мне ещё кроссовки «Адидас», джинсы «Вранглер» и куртон из плащёвки, я была бы в полном порядке!
Раздались удивлённые чихи.
— Сейчас же спрятать этот нафталин в сумку! — крикнул Удалов-папа. — Или уходи домой!
Уходить Люське совсем не хотелось, пришлось подчиниться.
Пока Удаловы объяснялись, Севка положил бабушкину коробочку на стол и открыл крышку.
Бабушка сдвинула брови.
— Ты? Как ты нашёл?!
Первый раз я видел Екатерину Константиновну такой суровой.
— Вообще-то я не искал, — начал Севка. — Мы занимались своими делами, но пришла Люська в вонючей горжетке, и мы все зачихали, пришлось искать носовые платки. А там… вот это.
Бабушка сурово молчала.
— Что это они принесли? — спросил мой папа. — Можно взглянуть, Екатерина Константиновна?!
Папа взял коробочку и заглянул внутрь.
— Оо-оо! — поразился папа, и на его восклицание все обернулись. — Да здесь орден Боевого Красного Знамени! Откуда он у вас, дети? И чей это орден?!
— Дедушка уверяет, что бабушкин! Что она получила его на фронте! Но я ничего подобного от неё никогда не слышал! — выкрикивал взволнованный Севка. — Бабушка, правда это или неправда?!
— Успокойся, Сева! — попросила Екатерина Константиновна внука, всё ещё хмурясь. — Это действительно мой орден, ничего странного тут нет.
— Как нет?! — крикнул Севка. — Это же!.. Такое!..
Бабушка только вздохнула.
Но теперь уже все родители поднялись со своих мест, коробочка кочевала из рук в руки.
