— Этакого фрукта и потерять не жаль.
— Уж сразу и хрукт… Эх! Люди-и-и… — он понуро склонил голову и до конца сидел молча.
Механизаторы остались довольны концертом. Они долго и горячо благодарили пионеров, просили наведываться почаще. Узнав, что автор частушек, Колычев, находится здесь, Иван Полевой разыскал Леньку и увел в красный уголок сочинять стихотворные подписи к карикатурам, помещаемым в стенной газете. Колычев сделал это с большим старанием. Стихи получились хлесткими, едкими.
Под вечер Никита провел летучее собрание, на котором было решено второе звено отправить в лагерь, а остальным остаться на полевом стане до утра.
— Река, вот она! — рукой подать, — сказал в заключение Никита. — Должны мы угостить механизаторов хорошей ухой. Пойдем на речку рыбачить. Лески с крючками у меня есть, специально взял про запас, червей под камнями насобирать можно. Как пятнадцать крючков закинем — уха обеспечена. Решено!
Ленька, Толя и Демка вырезали черемуховые удилища, оснастили их и втроем зашагали вверх по течению разыскивать омуток получше. У переката, там, где река, стиснутая высокими скалистыми берегами, прежде чем вырваться на равнинный простор, с глухим ревом брала каменистый барьер, колычевцев догнал Костя.
— Пестовские ребята прибыли! — крикнул он. — Концерт-то они проворонили! Вы с камней удить будете? Здесь ельцы берут!
— Дальше пойдем, — хмуро ответил Ленька.
— А я на быстрине попробую! — Костя, прыгая с камня на камень, стал пробираться к торчащей из воды глыбе, в самый центр беснующегося потока. Он что-то еще крикнул ребятам, но голос потонул в рокоте воды.
Ленька расстроился. Его не радовала перспектива встречи с Володькой Великановым, который, по всей вероятности, напомнит провокацию с мережами у Зеленого плеса. Если Володька, увидев Леньку, расскажет Никите эту историю, то, конечно, Якишев начнет сводить счеты. Колычев высказал свои опасения приятелям. Толя придерживался точно такого же мнения. Демка отмалчивался: он в душе не верил, что Никита злопамятен и способен вспомнить старые обиды — много их было.
— Володька наболтает, — бубнил уныло Толя. — Полетит все кувырком, через пень-колоду.
— Молчи уж! — прикрикнул на него Ленька.
— Слова сказать нельзя?
— Молчи, говорю! — Ленька так взглянул на Толю, что тот прикусил язык.
Глубокая спокойная заводь, близ берегов покрытая круглыми с вырезом зелеными листьями кувшинок и белыми, еще не распустившимися до конца лилиями, показалась Леньке подходящим местом для ловли. Он устроился на крутояре под березкой и принялся разматывать леску.
— А мы? — спросил Толя. — На троих места не хватит.
— Подальше омут есть.
— В случае чего свистнешь?
— Ладно.
Толя отправился дальше, а Демка, приметив среди камышей утлую лодку, спустился с обрыва, нашел доску, чтобы использовать ее вместо весла, и выехал на середину омута. Течения здесь почти не было. Плоскодонка безо всяких якорей стояла на месте, как привязанная. Рябинин забросил удочки и сосредоточил внимание на поплавках.
Под вечер, когда подул ветерок, начался настоящий клев. Демка не успевал менять на крючках наживу. Штук тридцать красноперых окуней уже били хвостами о дно лодки, радуя сердце рыбака.
Ветер крепчал. Тревожно зашумели вершины деревьев. Водная гладь покрылась крутой рябью. Демка взялся за доску и направил свой «корабль» к берегу. И тут налетел шквал. По омуту заходили волны. Крутояр, на котором сидел с удочками Ленька, казалось, вздрагивал от их ударов. Деревья на берегу сгибались в три погибели. Демка усиленно греб к берегу. Яростный порыв ветра ударил в борт плоскодонки и перевернул ее. Рыжая голова мелькнула и скрылась среди свирепых валов с гребешками белой пены. Ленька метался по крутояру, то хватаясь за куртку, чтобы стянуть ее с плеч, то пускался на розыски шеста или доски, чтобы бросить их потерпевшему крушение моряку, который уже выбивался из сил. И тут, откуда ни возьмись, появился Никита. Заметив барахтающегося среди валов Демку, он прямо с кручи в одежде бросился в омут и короткими саженками поплыл на помощь.
— Хватайся за лодку! — кричал он. — За лодку!
Демка уцепился за перевернутую плоскодонку. Никита отбуксировал пострадавшего к берегу. Демка, перепуганный происшедшим и основательно продрогший, таращил глаза и молчал.
— Выжми рубаху и штаны, — посоветовал Никита, клацая зубами. — Если на стан сейчас не пойдете, разожги костер и просушись. Я ребят посмотрю.
— Сам-то обсушись! — крикнул Демка.
— Я бегом, — ответил Никита. — Согреюсь!
Демка привел себя в порядок. С помощью Леньки выжал одежду, развел костер над обрывом и стал сушиться, вертясь перед огнем, как барышня перед зеркалом.
— Айда на стан! — донесся издалека голос Кости.
Ленька сидел перед костром на корточках и думал о появлении Никиты. Он увязывал это появление не с тревогой председателя совета отряда за своих товарищей, а с приходом Володьки Великанова. «Пришел посмотреть, здесь я или сбежал, — решил он. — Пестовцев пригласил для того, чтобы меня на чистую воду вывести. — И Леньку охватил страх: — Надо убираться подобру-поздорову».
— Толька-а!..
— Иду-у-у!.. — Из кустов ивняка вынырнул Толя с удочкой в руке. Он нес большую связку рыбы. — Наловил-то. Не меньше двух кило! Демка, почему мокрый?
— Искупался он, — ответил Ленька. — Вот что, нам надо сматывать удочки. Думаете, зачем на стан пришел Володька? Эх вы-ы, пеньки! Пока собирались Никите Карфаген устраивать, он успел подготовить все для нашего позора! — глаза Леньки сверкнули негодованием. — Не забыли, о чем говорил Якишев на школьном дворе? Он обещал про пестовцев напомнить потом… Поняли?
— Хитро-о, — протянул Толя. — А еще рассыпался: «Ах, помогите стихи написать! Выручайте!» Мы и поверили… Надо лагерь ихний за это с землей сровнять. Пусть не строят ловушек для других и носы не задирают.
— Володька так просто пришел, — сказал Демка. — Никита ничего не замышляет против нас. Спас он меня! Из воды вытащил… А ты…
— Я знал, что плаваешь ты, как рыба! Выплыл бы сам… Никита теперь по деревне раззвонит, что Рябинина вытащил из омута. А Рябинин и не нуждался в этом!
Грубая лесть понравилась Демке, но заронила недоверие в его душу, и он смолчал.
— Домой! — решительно заявил Ленька, пинком сбив под откос банку с червями. — А завтра ночью — в лагерь!
— Может, зря, — неуверенно заметил Демка.
— Наподдают, так поверишь, — ответил Ленька. — Будешь неделю с фарами ходить.
— Хитро как окрутили, — все еще не успокаивался Толя. — «Забудем старое. Мир на вечные времена…»
— Кто так говорил? — спросил Ленька.
— Костя Клюев! Губошлеп!
— А мне Никита!
— Зря мы на них…
— Помолчи, Демка! Не хочешь, без тебя управимся. Дозволили на баяне сыграть, ты и растаял. Слюнтяй! Я тоже поверил Никите, на мировую хотел идти, а он Володьку привел!..
Смеркалось. Ветер утих так же внезапно, как и начался. На водную гладь реки легли черные тени. Появились мошки и комары. Гудящими роями висели они над головами ребят. Колычевцы решили идти домой. Стороной пробрались мимо полевого стана. Там было тихо: и механизаторы, и пионеры располагались на ночлег после сытного ужина.
— Я вперед побегу, — сказал приятелям Ленька. — Шагайте берегом. Домой мне нужно поскорее попасть: мать двери закроет, а я должен кое-что на сеновал забрать. Встречу вас возле деревни.
— Беги, — согласился Толя.
Ленька ускорил шаг и растворился в темноте.
— Никита — хороший парень и… друг он хороший, — проговорил Демка.
— Кажется это, — возразил Толя. — Зачем было на стан Володьку звать? Ленька правильно угадал. Теперь Никита сидит, нас ждет и локти кусает.
Но Толя не отгадал: Никита не злился, а радовался. Радовался тому, что концерт понравился механизаторам, что пестовские ребята с Володькой решили влиться в кружок юных комбайнеров (только два человека пожелали изучать трактор), что наконец-то вражде с Колычевым пришел, как выражается дед Ксенофонт, карачун. Заложив руки за голову, Никита лежал на сене в сарае, который пионеры заняли для ночлега. Утомленные переходом и взволнованные событиями дня, ребята крепко спали. В темноте лишь слышалось сладкое причмокивание, бессвязное бормотание, вздохи. «Будет Ленька настоящим помощником, — думал Никита. — У него выдумка есть. Станем выпускать газеты со смешными рисунками, заживем по-настоящему… Только делись они куда-то. Домой ушли, должно». Никита задремал, но чуть уловимый шорох за стеной заставил его насторожиться. Сон пропал. Никита пристально следил за бледными полосами щелей, которые были видны потому, что в сарае темнее, чем на улице. Вдоль стены кто-то крался. Вот остановился, вот крадется дальше, опять остановился и приник к щели. Нащупав карманный фонарик, Никита осторожно вытащил его, навел на щель и включил. Яркий луч света, прорезав темноту, попал точно в цель. Никита вскрикнул и вскочил: черные сверкающие глаза с ненавистью смотрели на него в упор.
