не узнавал. Они обе замерли в ожидании и на телефоны посматривали так, будто если на них не смотреть, то звонка не услышишь. Я тоже, как пришёл из школы, сел рядышком с ними ждать звонка и волноваться. Чувство было такое, и радостное, и тревожное одновременно. Я даже есть не хотел от волнения. Я взял на руки щенка, а Муся сама ко мне на колени запрыгнула. Я обнял их обоих, и кошка впервые со мной была ласковая, как с мамой.
Бабушка Маша сказала: «Чего это мы впустую сидим. Может, споём что-нибудь?» Я сильно удивился, мы так раньше никогда не делали. Лёлечка вдруг согласилась: «Давай. Чего петь будем?» И обе на меня посмотрели. Я вообще пою не очень. И песен никаких не знаю наизусть. «Чунга-Чангу» только помню ещё с садика. Лёлечка говорит: «Ну давай „Чунга-Чангу“. Маша, запевай». И бабушка Маша запела. Чуть помедленней, конечно, чем мы в садике пели, но очень красиво. Мы с припева присоединились. Оказалось, что щенок у нас тоже поющий…
Втроём ждать такого важного события было хорошо. Мы и поели, и попели, и пообсуждали разное. Когда зазвонил телефон, мы аж со стульев повскакивали: чей? Чей?! Папа звонил на мой телефон: «Костян! Родилась сестра! Родилась! Мама чувствует себя хорошо!» Я всё бабушкам повторял, а бабушки мне: «На громкую включи! На громкую!» Я включил на громкую связь, и мы все вместе услышали: «3 килограмма, 50 сантиметров!» Бабушки расцеловались, и я понял, что это была какая-то важная информация.
Через три дня мы все нарядились, купили цветы и поехали встречать маму с сестрой из роддома. Мама вышла на ступеньки больницы – красивая и счастливая, а в руках держала совсем маленький кулёчек. Я всё пытался получше рассмотреть сестру, но она была в кружевном конверте и в шапочке, и я только щёку увидел, а подержать её сразу папа взял, а потом бабушки, а мама со всеми целовалась.
Мы приехали домой и сразу устроили сестру в спальне родителей. Не стали её в детскую кроватку укладывать, а прямо на большую кровать сначала положили. Мама сказала: «Пока можно, а потом за ней нужен будет глаз да глаз». «У нас много глаз дома, – подумал я, – и это хорошо». Самый приятный был момент, когда сестрёнку вынули из конверта, и я смог рассмотреть и её маленькое личико, и крошечные пальчики на руках. Когда все вышли из комнаты и оставили меня с ней наедине, я сказал ей: «Здравствуй, сестра. Я тебе очень рад. Ничего не бойся. Я тебя всегда буду защищать. И играть с тобой буду, и научу тебя рисовать, если ты захочешь. Вот увидишь, тебе со мной будет интересно». Я хотел её даже поцеловать, но чего-то постеснялся. Или испугался. Я ж не знаю, можно таких маленьких людей целовать или нет. Ладно, думаю, будет ещё время.
Потом папа позвал меня за стол. Он хотел сказать поздравительную речь всей семье. Я говорю: «Так что же мы без сестры за стол садимся? Она же теперь тоже – семья». Все со мной согласились и даже доверили мне подержать её на руках. Она была легче нашей кошки. Я навсегда запомню, какая она была маленькая. Она… «А как мы её назовём?» – спрашиваю.
Мы почему-то не обсуждали этот вопрос с родителями. Может, мама с папой между собой и обсуждали, а со мной нет. Мама спросила: «А какое тебе нравится имя, Костик?» Мне?..
Я не думал, что мне придётся отвечать на такой серьёзный вопрос. Это – ответственность. Ей потом это имя всю жизнь носить, как мне «Костика». Но было одно, которое мне очень нравилось: «Давайте назовём её Мира?» Мама на папу посмотрела и говорит: «У нас не было такого варианта, но мне нравится!» Папа сказал: «Я – за! Будут у меня и Мила, и Мира дома». Бабушки тихо пообсуждали и громко одобрили. И папа всех поздравил: «Ну что, семья, поздравляю нас с Мирой! Добро пожаловать домой, дочка!»
А я сижу с сестрой на руках и не верю в происходящее. Такое серьёзное дело так быстро решилось. Надеюсь, что к выбору моего имени они посерьёзней отнеслись когда-то.
«Сестра, я только что дал тебе имя. Представляешь? Подрастешь, расскажу, как это было». Я все-таки решился быстро поцеловать её в нос и отдал папе.
Я не очень умею мечтать, наверное, потому что мечтаю или о всякой ерунде, типа «вот бы сейчас мороженое съесть», или о чём-нибудь нереальном. Например, о том, чтобы люди умели мысли читать или летать сами по себе, без самолетов и ракет хоть до Луны. Но это же невозможно, значит, я не мечтаю, а фантазирую? По-настоящему я мечтал только о собаке. И эта моя огромная мечта сбылась.
Мама говорит, что невозможно жить без мечты. А папа говорит, что нельзя жить без цели. А я теперь счастливый-счастливый, но без цели и без мечты. Возможно, когда у человека есть огромное счастье, ему они и не нужны?
Я пока не буду беспокоить родителей этой мыслью. Вдруг через какое-то время снова начну мечтать, а потом строить планы, как осуществить свою мечту, а значит, мечта превратится в цель? Тогда мои родители будут за меня очень рады.
Чего я хочу? Вот по-настоящему? Я хочу, чтобы всё было так, как сейчас. У нас вся семья в сборе: мама, папа, бабушки в гости часто приезжают, сестра родилась, Муся с Прошей дружат. У меня классные друзья. В нашем переулке всё, как я привык. Даже гаражи не снесли, хотя на собрании приняли решение снести, но потом чего-то забыли про них. Во двор я теперь выхожу гулять с моей собакой! Проша очень смышлёный щенок. Рядом с нами гуляет мама с коляской. Муся смотрит на нас в окно. Папа нашёл интересную работу. Мы с мамой за него радуемся. Он приходит с работы уставший, но довольный.
Я вспомнил, что с тех пор, как у меня появились друзья, я почти не разговаривал с Богом.
Рано утром я отправился в свое любимое место побеседовать с ним начистоту: «Дорогой Бог. Здравствуй. Извини, что я с тобой давно не говорил. Я знаю, это несправедливо. С друзьями так не поступают. Получается, что я разговаривал с тобой, только когда грустил или когда чего-то не мог понять и думал, что ты мне ответишь. У меня сегодня нет
