Закурилась за лошадьми черная пыль. Женщина долго смотрела вслед девочке, плакала. Горячий ветер трепал темный платок, сползший с седой головы.
Колонна мотоциклистов, ощетинившаяся дулами автоматов и пулеметов, прошла по гати через старую закамышелую речку и выехала на скошенный луг, где еще дымились кучи пепла. Между ними лежало несколько трупов кобылиц и жеребят. Колонна остановилась:
— Проклятье! Но где же лошади? — растерянно сказал майор Кроге. — Ведь летчики доложили: маленькая всадница убита! Так где же ее тело?
Капитан Рихтер пожал плечами.
— Если нет тела, значит, она жива и находится вместе с косяком.
Майор Кроге оглядел в бинокль длинную извилистую долину. Она уходила далеко к горизонту и там сливалась с лиманом. На горизонте вырисовывались три вербы.
— Лошади за это время далеко уйти не могли! — сказал Кроге. — Собак вперед!
Из колясок выпрыгнули солдаты с собаками, побежали впереди колонны. Мотоцикл, в коляске которого сидел майор Кроге, поехал в середине. Собаки вскоре взяли след лошадей — он тянулся по долине вдоль камышей.
На острове, глубоко вдававшемся в плавни, у трех верб, бурно разговаривали три всадника: сержант Потапыч и красноармейцы-кавалеристы Кряжев и Григораш.
— Потапыч, давай вернемся, — горячо убеждал Кряжев сержанта. — Узнаем, в чем там дело…
— Мы — разведчики, Кряжев! — сердито отвечал Потапыч. — Мы не должны впутываться в чужие дела и лезть черту в зубы. Понял, Кряжев? Мы должны целехонькие вернуться в штаб полка и выложить данные разведки, которые с таким трудом добыли, понял, Кряжев? И не Потапыч я тебе, рядовой Кряжев, а товарищ сержант!
— Тут дело не простое, Потапыч, товарищ сержант! Кого тут, в глухой степи, выслеживала «рама», а? Не нас же с тобой? За кем гонялись «мессеры», а, Потапыч, товарищ сержант? Мы же разведчики, обязаны разобраться!
— Может, там наши прорываются! Так мы бы провели их через лиман, — сказал Григораш.
— Вы, значит, умники-разумники, а я, по-вашему, дурак набитый! — рассердился Потапыч. — Вы думаете, у меня здесь не болит?! — Он стукнул себя в грудь кулаком. — Сам хочу разобраться, в чем тут дело! Кряжев, айда со мной! А ты, Григораш, оставайся. На всякий случай. И если с нами что-нибудь случится, не встревай, а дуй прямо в штаб. Понял, Григораш?
— Понял, товарищ сержант!
Потапыч и Кряжев выехали на луг к трем вербам. Потапыч вдруг осадил коня и, встав на его круп, посмотрел в бинокль:
— Интересные пироги! Косяк лошадей с жеребятами. Девочка верхом… А ну-ка приглядись. — Он передал бинокль Кряжеву.
Косяк подходил неторопливо, кобылицы кормились на ходу. Лошадия шла впереди, и на ней, согнувшись в три погибели, подремывала Леля. Она никак не могла справиться с нападающей на нее болезненной дремой. После страшного удара о сухую землю во время обстрела с самолетов и вновь пережитого кошмара она как-то странно ослабла, у нее снова почти беспрерывно стала кружиться голова.
— Вот тебе на! — воскликнул Кряжев, глядя в бинокль. — Это же кони нашей племенной конефермы. Лошадия, вожачка косяка, впереди идет, а на ней верхом… На ней Леля! Но почему?!
Бойцы выехали из камыша на луг, стали на пути табуна.
Лошадия остановилась, вытянув шею, настороженно постригла ушами, присматриваясь к ним и принюхиваясь, и заржала приветственно: узнала белоногого коня Кряжева.
Леля очнулась, потрясла головой. Обвела всадников мутным сонным взглядом и не выразила ни удивления, ни радости, увидев красноармейцев, которые неожиданно появились перед ней, и узнав в одном из них Шуру Кряжева, — настолько она была измучена. Качнулась в седле, протягивая руки к Кряжеву:
— Шура, сними меня. Голова кружится… упаду.
Кряжев отдал бинокль сержанту, подъехал ближе, подхватил ее на руки.
— Что с тобой сталось, Леля?! Как ты оказалась с табуном? А где Лукьян Корнеевич? Где остальные?
— Говори громче, Шура, я плохо слышу… Меня бомбами оглушило.
— Это по тебе стреляли «мессеры»? — Голос у него дрогнул.
— По мне… Они хотели убить меня… — Она обмякла у него на руках, засыпая…
— Дело ясное! — сказал Потапыч. — Девочку контузило.
Кряжев повлажневшими глазами вглядывался в ее измученное, избитое лицо. И тело ее было посечено осколками разрывных пуль. Кровь сочилась из некоторых ранок.
— Что же они с тобой сделали, невестушка моя!.. Потапыч, это же Леля Мирошникова — дочь нашего комполка!
— Вот так история! — изумился сержант.
Кряжев легонько потряс Лелю:
— Очнись, Леля, скажи, где Лукьян Корнеевич и Середин? Что с ними? Скажи, нам это важно знать.
— Убил диверсант… на стоянке… На стоянке у Степашкиного колодца. — Она открыла глаза, слабо улыбнулась. — Я рада, что тебя тут встретила… Это как во сне. Еще бы немножко, и я, наверно, умерла бы… Дай мне попить, Шура.
Кряжев напоил ее из фляжки, и она коротко, преодолевая свое тягостное сонливое состояние, рассказала, что с ней произошло за последнее время.
— Все ясно! — сказал Потапыч и прямо с коня полез на вербу. В бинокль он увидел приближавшуюся колонну мотоциклистов с немецкими солдатами. Впереди нее бежали собаки, вынюхивая след исчезнувшего косяка. — Спешат, сволочи! Кряжев, быстро прячем лошадей, конокрады едут!
Жестяно шелестящий вал камышей поглотил лошадей и всадников. Кряжев ехал впереди с Лелей на руках. Лошадия шла следом. Потапыч подгонял косяк, следил за тем, чтобы не отставали и не терялись в камышах жеребята. Дно лимана было сухое, в трещинах — вода далеко ушла за лето. Потом началось болото. Темная вода с белесым налетом порой доходила кобылам по животы, и они волновались за своих жеребят, тревожно ржали. Потапыч успокаивал их:
— Тихо, матушки! Не утонут ваши лошата — тут мелко.
Выбрались на остров с тремя вербами. Григораш поскакал им навстречу.
— Откуда кони? Кто это у тебя, Кряжев? — спросил он.
— Тихо, ты! — зашипел тот. — Не узнаешь, что ли? Наши кони, племенные. А это Леля Дмитриевна…
— Да ты что! — сдавленно произнес Григораш.
Леля спала, прижавшись щекой к груди Кряжева.
— Бедная девочка, сколько пережила! — со вздохом сказал Потапыч. — Ну, зверюки! Ну, проклятые! — Он вдруг обеспокоенно прислушался. — Слышите? Вроде бы собаки загавкали?
— Точно, — подтвердил Григораш.
— Чует мое сердце — фрицы потопчутся-потопчутся на краю камышей и сунутся в лиман. Не зря же они тут появились: ясное дело — буденновские кони интересуют их! Григораш, дуй вперед, да побыстрей! Доложи эскадронному: гонятся фрицы с собаками за косяком. Пусть идет навстречу с эскадроном. А то если кинутся гады по нашему следу…
— Слушаюсь, товарищ сержант!
Григораш поскакал по острову, догоняя свою тень, — солнце уже катилось к вечеру.
Потапыч и Кряжев подняли косяк, быстро перегнали его через остров и повели по водному проулку между высокими стенами камыша. Потапыч, ведя своего коня на поводу, брел позади, подталкивая жеребят.
— Быстрей, быстрей! — торопил он их.
Когда один из них увяз, он, надрываясь, выволок жеребенка из тины и охлестал плетью его матку, которая беспокойно ржала и мешала ему:
— Молчи, дуреха! Молчи, фашисты близко.
Потом продрались посуху сквозь мелкий тростник, выбрались на небольшой островок. Быстро перемахнули его, и тут навстречу им из вербняка выехали казаки во главе с эскадронным Петрунько. Потапыч осадил коня.
— Товарищ старший лейтенант, привязались, заразы, хоть полу отрежь! Слышите?
Накатом доносился собачий гон.
— Сколько их там?
— Мотоциклов десять-двенадцать на берегу видел я. По два-три человека на каждом мотоцикле плюс собака. Ну, часть их осталась возле мотоциклов. Фрицев двадцать-двадцать пять преследует нас.
— Ладно, мы им сейчас маленький мешочек сделаем, — сказал эскадронный. — А вы, Потапыч, Кряжев и Григораш, гоните лошадей в расположение части. Лелю Дмитриевну и данные разведки сразу же в штаб… По местам! В первую очередь бить собак с проводниками. Бить прицельно самых рьяных. Постараться взять пленных. Нам очень нужны пленные.
Бойцы залегли, положив коней в кустах вербняка. Косяк с сопровождающими скрылся в камышах. Близился, накатывался лай собак. И вот показались на острове первые немцы. Бежали, торопились, тяжело дышали. Рвались с поводков овчарки. Подпустили врагов близко. Эскадронный подал сигнал, и гулко ударили первые выстрелы. Воя и скуля, серыми клубками покатились по траве овчарки. Упали проводники. Остальные от неожиданности заметались по острову, стреляя из автоматов куда попало, пытаясь прорваться из окружения, но напрасно — со всех сторон натыкались на пули.
— Хенде хох! — крикнул эскадронный Петрунько. — Ди вафен штрекен! Руки вверх! Бросай оружие!
