— Пора, детка, — виновато будила тетя.
— Сейча-а-с… — Верка зевала и сладко чмокала губами. — Только у меня один глаз открывается, другой закрывается.
Отошла тетя, оба глаза закрылись. На подушке слюнка. В дождь спится.
— Тетя! — вдруг вскочила Верка. Нет тети. По окнам дождь струится. Серо в избе, потемки по углам. На печи охает бабка Домна.
— Ушла твоя тетя-то. К телятам, куда боле? Ох, спину напополам переломило! Ох, непутевая погодка: собаку из избы не прогонишь…
Брезентовый дядин плащ Верке до пят. Он пахнет кирпичами, как только пахнет вещь, долго лежавшая на горячей деревенской печи.
Дождь и ветер встретили Верку на улице. Полы плаща гремели одна о другую, точно жестяные.
А Талица-то! Переполненная ливнями, она словно встала на дыбы! Крутая мутная волна доплескивает до мостика, и это несмотря на то, что ворота плотины разобраны. Щепа, комья дерна, подмытые потоком кусты — чего только ни несет ярая, вышедшая из берегов река!
Тетя стояла у закутка. Насквозь промокшая, с зонтиком над головой, она показалась Верке очень маленькой, и у Верки сжалось сердце от жалости к ней. И Верка закусила губу.
Губе было очень больно.
* * *
Накатывает полосами дождь, ветер трясет оконные рамы. Звенят капли воды, обрываясь с потолка в медный таз.
Верка сонно почмокала губами, потерла кулачком глаза и зевнула, не понимая, отчего она проснулась.
— Бум! Бум-м… бу-м-м!..
Бьют в лемех. Лемех подвешен к березе, в него подают сигналы о выходе на работу по утрам и после обеда. Но сейчас-то ночь!
Мимо избы пролетели телеги с народом. Возница задней телеги стоя нахлестывал лошадь, относя кнут в сторону, чтобы сильнее ударить.
Тревога! Что-то случилось…
Из домов, на ходу одеваясь, выбегали люди и спешили куда-то в дождь.
Верка отпрянула от окна. Ботик вроде бы не на ту ногу. Платье, кажется, надела шиворот-навыворот…
Впопыхах опрокинув таз, загремевший на всю избу, Верка выбежала в сени, кубарем скатилась с крыльца. Ноги разъезжались в грязи, и она падала, поднималась и летела, не чуя ног, на тревожный зов лемеха, прикрываясь от дождя и ветра локотком.
Тревога!
Веню она не узнала, и он Верку — тоже, мокрую, залепленную с ног до головы грязью, в стеганке с болтающимися рукавами. Стеганка вроде бабкина… Э, да не все ли равно! Веня в трусах и майке, посинел от холода.
— Ничего, не размокну, не сахарный! Как что случилось? Плотина! Батя едва ума не решился…
Веня с плеча колотил обухом топора по лемеху. Неужели плотину снесло? Верка ахнула.
С топорами, лопатами сновал народ у бревенчатого домика ГЭС.
— Ворота корягами забило, оттого и поднялась вода. Как комиссара тут не вспомнишь — бешеная река!
— Сено с пожен несет. Стога смыло.
— Глянь… Плечи подмывает! Сюда, мужики-и!
Крики людей, скрежет лопат о песок, ржанье коней — все словно тонет в гуле реки и шуме дождя.
Потапов мечется в толпе, расставляя народ по местам: кого возить камень и щебенку из карьера, кого укреплять плечи — береговые упоры плотины.
— Без паники, товарищи! — зычно командует он. — Навалимся дружно, совладаем и со стихией.
Темень. Ветер. Дождь. И гул реки — свирепый, бунтующий…
Где реку преграждала плотина, там оглушительно ревет водопад, весь в пене и брызгах.
С берега с плеском рухнул оползень: водой подмывало берега, рыло в них норы и пещеры. Ну и течение… ну и взыграла Талица! Новый оползень. Взметнулся фонтан, как от удара снаряда. Упала с берега подмытая сосна, — когда-то возле нее строители ГЭС жгли костры для обогрева, и ствол сосны черен от копоти. Течение понесло сосну комлем вперед.
Подхватив багор, Родион Иванович взбежал на зыбкие, ходившие ходуном стлани подтопленного моста. Изготовился, держа багор наперевес. Напрягаясь, принял на себя таранный удар сосны. Древко багра треснуло, разлетаясь пополам, и Потапова, не удержавшегося на ногах, с силой швырнуло с моста в тугой ревущий поток, бивший из проема плотины.
— А-ах! — одной грудью выдохнул берег.
Затрещали бревна, люди кинулись с моста. Еще мгновение, и мост не выдержал, под напором течения рассыпался. Сосна застряла между быками, к ней набивало пену, мусор, ошметья сена…
Потапова вынесло на отмель. Его подняли. Он обвисал на плечах поддерживающих его мужиков, хрипел, мотая головой:
— Одолеть надо… Пропадем!
Бабка Домна мелко крестилась:
— Охтимнеченьки да тошнехонько… Господи, что будет-то? Что будет-т? Вот тебе и из воды керосин, вот тебе и свет! Лихо-то какое… ой-е-ей!
Лютует Талица — бешеная река. Вышла из берегов. Плотина преграждает ей путь — так прочь и плотину!
Прибывает вода на глазах. Прибывает, потому что забиты ворота для ее прохода. Растет залом: еще бревен нанесло, подмытых кустов, дерна с оползней…
Кабы залом в воротах разобрать! Но как это сделать, коль подхода нет — мост-то своротило!
Потапов отлеживался на чьей-то фуфайке. Поднялся. У него подергивалась щека, оцарапанная и залитая кровью. Он видел, что у людей опускались руки: ясно, недолго стоять плотине, выдерживая напор реки…
— Кто багор даст? Свой я утопил.
Ему подали багор. На него смотрели с надеждой: кому, как не председателю, и искать, и найти выход из создавшегося положения? Неровной походкой, пошатываясь, Родион Иванович направился к бревну, темневшему на берегу. Бревно длинное, очищено от коры: наверно, от стройки осталось.
— Ты что? — шагнул наперерез Потапову дядя Паша. — Жить надоело? Не видишь, что к реке не подступиться?
— Пусти… с дороги… ты-и! — прохрипел Потапов, задыхаясь и раздувая ноздри. Он был страшен — в прилипшей к телу рваной рубахе, с лицом в кровоподтеках.
— Не дури, — нагнул Павел голову, за ремнем у него поблескивал топор.
— Ах вот как? — ощерив зубы, Потапов взмахнул багром — острие багра вонзилось у босых ног дяди Паши. Древко багра затрепетало, как у копья.
Сжав кулаки, они стояли друг против друга — дядя Паша с топором за поясом и всклокоченный, страшный, в белой рубахе, липнувшей к телу, Родион Иванович.
— А ведь ты чуть не промахнулся, — сказал дядя Паша и вырвал багор из земли.
Бревно он скатил в воду. Прыгнул на него— как-то по-кошачьи мягко. Оттолкнулся от берега. Течение подхватило, понесло. Бревно ныряло в волнах, дядя Паша чудом держался на нем, балансируя багром.
Мятежный гул реки пронзило криком:
— Пашуня, воротись!
— На прямую погибель…
— Ой, что будет… что делает-то!
То балансируя багром, то загребая им справа и слева, дядя Паша направил бревно как раз в проем плотины.
Верка зажмурилась. Не успеет дядя Паша соскочить с бревна возле ворот — и косточек ему тогда не собрать!
Он успел…
— Это еще что! — Леню трясло от возбуждения и пережитого за отца страха. — Батя на сплаве леса и не такие номера показывал. Раз побился об заклад, что прямо на бревне разуется — это на бревне, посередь реки! И ты думаешь, не выиграл заклад? Батя у нас лихой, у кого хочешь спроси, скажут, боевее его на сплаве никого не бывало.
Дяде Паше вода на плотине доходила до колен, сильное течение сбивало с ног. А ведь ему и работать надо, разбирать залом…
Леня нет-нет и бросал на отца быстрые взгляды. С Веркой он разгружал от песка телегу.
— Чего я придумал! — Леня воткнул лопату. — Голова у меня не шапку носить!
Вдвоем они приволокли с конюшни вожжи — все, сколько нашлось. Связали их. Конец получившейся длиннющей веревки Леня обмотал вокруг столба. Затянул и подергал узел: кажись, прочно! Но Леня все делал основательно, поэтому добавил узлов. Потом не спеша разулся. Пиджак и брючишки свернул аккуратно и камень сверху положил.
— Похрани…
— Зачем ты раздеваешься? — спросила Верка.
— Экая ты, — покачал Леня головой. — Соображай: а вдруг тонуть буду? Ты в одеже тонула?
— Я и без одежды не хочу!
Лене на Талице каждый уголок известен: он же рыбачок, понимать надо. Леня убежал и немного спустя, как и обещал, подплыл к Верке на плоскодонке.
— На старом месте стояла, — сообщил он. — Законно была привязана, не унесло. Беда, что весел нет. Брось мне какую ни есть доску.
Назло, доски не нашлось.
Леня торопился, поглядывая на отца, и решил обойтись длинным колом.
— Ты веревку послабляй, слышишь? — кричал он Верке.
— Слышу! Давай поплывем вместе?
— Ну да, лодка-то щелявая, эвона сколь воды набралось…
Как ни выгребал Леня колом, сносило его течением здорово, замелькала плоскодонка в волнах поплавком, зачерпывала низкими бортами. Леня выбивался из сил и причалил к противоположному берегу только у самой плотины.
Выскочил на сушу. Не рассчитал — оттолкнул от берега плоскодонку, когда выпрыгивал.
Течение подхватило утлую посудину. Плоскодонка вылетела стрелой на гребень водопада и упала вниз…
