Неизвестный сомножитель подал о себе весть лишь несколько минут спустя, когда зазвенел дверной звонок.
Тоомас Линнупоэг без всяких дурных предчувствий пошел открывать. На мгновение в голове у него мелькнула мысль, не Кюллики ли это пришла за котенком, но вошла вовсе не она, а…
…ее мамаша вместе с папашей.
— А-а… ты и есть тот самый негодник?! — воскликнула мамаша Кюллики, она сразу узнала Тоомаса Линнупоэга. — Я хочу поговорить с твоими родителями.
Тоомас Линнупоэг не мог вспомнить ни одного поступка, способного настолько взволновать мамашу Кюллики, чтобы она пожаловала к ним домой. Вряд ли причиной этого послужил случай на торжественном школьном собрании. К тому же он был уже суточной давности и потерял актуальность. Но когда Тоомас Линнупоэг провел посетителей в комнату, он услышал, в чем его обвиняют.
— Знаете ли вы, куда ходил ваш сын сегодня вечером? — спросила мамаша Кюллики с вызовом и сама себе ответила: — Он ходил на прогулку с нашей дочерью.
— Что же в этом плохого? — наивно спросила мать Тоомаса Линнупоэга. — Такие большие мальчики иногда прогуливаются с девочками.
— Но он поцеловал нашу девочку! — вскричала мамаша Кюллики.
Мать Тоомаса Линнупоэга навострила уши. Ее Тоомас ни словечком не заикнулся ей о поцелуе. Отец же Тоомаса Линнупоэга удивился.
— Ну и ну, видали парня!
— И так поцеловал, что прокусил ей губу. Вижу, приходит Кюллики домой, на губе — ранка. Спрашиваю, что это у тебя — снова простуда высыпала? Иди сюда, я наложу лекарство. Девочка — ни в какую не соглашается. Тут-то мне и ударило в голову — подозрительно это! Пригляделась я — никакая это не простуда, а, похоже, след укуса. Кюллики отрицала, но куда ей было деться, если уж я взялась расследовать дело! Все, все выплыло наружу! Ну, отец, скажи и ты свое слово! — Мамаша Кюллики подтолкнула локтем своего мужа. — Что ты молчишь, словно пень!
— Насколько я понимаю, ты уже все сказала, — сдержанно возразил отец Кюллики.
Но мамаша Кюллики никак не хотела примириться с молчанием мужа. Если уж они проделали такой путь, надо выложить все до конца. И мамаша Кюллики растолковала родителям Тоомаса Линнупоэга, какой у них негодный сын и как с ним следует поступить. Мать и отец Тоомаса Линнупоэга признали себя перед мамашей Кюллики виновными в том, что не сумели правильно воспитать своего сына, так как его очень трудно воспитывать. А мамаша Кюллики на эти их слова кивала головой — уже менее раздраженно. Она хотела заговорить снова, но, к счастью, в комнату вошел Протон с котенком под мышкой. В кои-то веки сообразил появиться вовремя!
— Я сделал котенку паспорт. Точно такой же, как Анне — своей Мурке, — сообщил Протон со счастливой улыбкой. — Обмакнул лапку в чернила и приложил к бумаге — настоящая печать, вместо подписи. Анне тоже обмакивала в чернила.
На секунду в комнате воцарилось неловкое молчание. Тоомас Линнупоэг моментально этим воспользовался. Он выхватил из рук Протона котенка с перепачканной чернилами лапой и сказал:
— Это котенок этой тети, она за ним пришла.
Протон хотел было запротестовать, но увидел сердитый взгляд незнакомой тети и поперхнулся своим криком.
На этом разговор о Тоомасе Линнупоэге был исчерпан и визит закончен. Родители Тоомаса Линнупоэга вежливо проводили мамашу и папашу Кюллики. Сам Тоомас Линнупоэг оставался на втором плане, то есть в комнате. Он дружески похлопал младшего брата по плечу и сказал:
— Не грусти, Протон! Что толку от кошки! Царапается да мяучит, а вот щенок — это уже другое дело! Во! Если мама разрешит, я куплю тебе щенка.
— Щенка?! — радостно вскричал Протон, но тут же спросил с недоверием: — А у тебя много денег?
— На щенка хватит, — великодушно пообещал Тоомас Линнупоэг. Ничего больше он пообещать не успел, родители вернулись в комнату и отослали Протона на кухню. Ясное дело, это не предвещало ничего хорошего.
— Когда-то в молодости я тоже довольно часто гулял с девочками, — отец Тоомаса Линнупоэга приступил к своей воспитательской миссии, — но такого курьеза, чтобы отец и мать девочки пожаловали из-за этого к моим родителям, со мной не случалось.
Тоомасу Линнупоэгу очень интересно было узнать, что его отец тоже был в молодости джентльменом, и у Тоомаса Линнупоэга не возникло ни малейшего поползновения подвергать это сомнению. Он бы с удовольствием слушал и дальше откровения отца, однако мать Тоомаса Линнупоэга промолчать не смогла. Она воскликнула точь-в-точь так же агрессивно, как Вайке Коткас:
— Вот как! Ты гулял со многими девочками! Странно, почему ты никогда мне об этом не рассказывал?
— Нет… ну… это ведь было просто так, невинные прогулки. Ты для меня всегда была единственной, — отец усмехнулся и обнял мать. — А ты еще не забыла, как мы в первый раз встретились?
Тоомас Линнупоэг тихонько вышел из комнаты. Когда папа и мама начинали вспоминать дни своей юности, небо становилось безоблачным. Так было и на этот раз. Грозовая туча, правда, надвинулась, но грозы не было, а скоро и от самой тучи следа не осталось.
Тоомас Линнупоэг принимает твердое решение
Тоомас Линнупоэг решил как можно меньше общаться с Кюллики. Если у девочки такая активная мамаша, самое разумное — соблюдать дистанцию. На всякий случай. Но попробуй соблюсти дистанцию, если эта девочка — твоя соседка по парте и все время смотрит на тебя из-под черных ресниц с мольбою о прощении? Тоомас Линнупоэг сидел за партой, словно на муравейнике. Однако он был мальчиком с твердым характером и весь первый урок успешно отбивал атаки муравьев, но только — первый урок. Ведь Тоомас Линнупоэг все же был не настолько бездушным, чтобы просьбы девочки о прощении не тронули его. В его твердом характере возникли маленькие трещинки, с каждым новым взмахом ресниц Кюллики они увеличивались, и к началу второго урока Тоомас Линнупоэг уже миролюбиво сдался.
— Если бы мне хоть на секунду пришло в голову, что мама отправится к вам, — объясняла с несчастным видом Кюллики, — я бы вообще рта не раскрыла. Она еще никогда таких фортелей не выкидывала. Правда, мама всегда меня контролировала, объяснялась с педагогами и даже тайком от меня читала мой дневник, но домой ни к кому пока что не ходила. А читать мой дневник она больше не будет! Я его заперла и спрятала ключ в надежном месте. Может быть, оттого мама и стала такой нервной…
В Тоомасе Линнупоэге подняла голову осторожность.
— Что ты в своем дневнике пишешь? — спросил он, зондируя почву.
— Ну, пишу просто так, обо всем, о своих мыслях и о том, что случилось за день.
— А о вчерашнем вечере ты тоже там написала? — поинтересовался Тоомас Линнупоэг и вновь почувствовал под собою муравьев.
Кюллики вдруг превратилась в прежнюю, чуть озорную, чуть ироничную и даже чуть опасную Кюллики.
— А как ты сам думаешь? — ответила она вопросом на вопрос.
— Я думаю, что нет. Чего об этом писать! — сказал Тоомас Линнупоэг, но на самом деле он думал как раз наоборот. Да и по лицу Кюллики было видно, что написала.
Вообще Тоомас Линнупоэг к ведению дневников относился пренебрежительно. Он считал, что у девочек это — пунктик. Записывать всякие глупости! Но он не успел высказать Кюллики свое отрицательное отношение к дневникам, в класс вошла учительница английского, и Кюллики заохала:
— Ой, что будет, если меня вызовут! Учебник я даже не открывала, времени не было.
— Зря ты дрожишь. — Тоомас Линнупоэг успокоил ее. — Чтобы в первую неделю спрашивали — такого не бывает.
И все же Кюллики волновалась не без основания. Учительница сказала:
— Меня очень интересует уровень ваших знаний по английскому языку. Но у меня нет возможности потратить на опрос целый урок, я проведу выборочную контрольную.
Тойво Кяреда ткнул Тоомаса Линнупоэга в спину:
— Сиди прямее, старик!
Тоомасу Линнупоэгу было трудновато сидеть прямо, он ведь и сам урока не приготовил, а прошлогодние знания по английскому языку вылетели из головы, словно птички. Однако самоуверенная поза, которую он принял по настоянию Тойво Кяреда, спасла Тоомаса Линнупоэга. Взгляд учительницы, правда, на мгновение задержался на Тоомасе Линнупоэге, но, обманутый видом его готовности, тут же скользнул дальше и остановился на Кюллики.
— Прошу вас, напомните мне ваше имя!
— Кюллики Саар, — ответила Кюллики и медленно поднялась с места.
Второй жертвой стал Киузалаас, третьей — Вийви, четвертой — один из новеньких учеников, фамилию которого Тоомас Линнупоэг еще не запомнил. Все они должны были перейти на первые две парты, за исключением Вийви, — она и так уже там сидела. В этой школе была такая традиция: те, кто пишет на уроке контрольную, должны находиться в поле зрения преподавателя.
