— Лживое кино!
Марзук не удержался и громко сказал:
— Ей-богу, вы правы!
Зритель засмеялся и купил бутылку воды. Сеанс закончился, зрители вышли.
Спускаясь в буфет, Марзук все пытался определить свою выручку и не заметил, как очутился перед стойкой. Мальчик протянул хозяину поднос, на котором от двух дюжин осталось четыре бутылки. Хозяин спросил:
— Сколько продал бутылок?
Марзук ответил:
— Двадцать.
Тогда хозяин проговорил:
— Тебе не везет, Марзук… Возьми две бутылки.
Мальчик переспросил недоуменно:
— Две бутылки? Какие две бутылки?
— Твою долю… Десять процентов! — ответил хозяин и протянул руку за деньгами.
Марзук отдал ему выручку, сказав при этом:
— Оставьте себе свои десять процентов…
Когда мальчик вышел из кинотеатра, была уже полночь. В ушах его все еще звучали те два слова, которые он услышал во время сеанса:
«Лживое кино!»
Перевод Д. Баширова
Набитый до отказа автобус трогается в путь. Пассажиры его — главным образом жители селений деревень, разбросанных между Каиром и Банхой. Помимо мужчин, женщин и детей, а также узлов и корзин, загромождающих проход, автобус увозит еще и несметные полчища мух. Мухи с надоедливым жужжанием бьются об оконные стекла, садятся на лица пассажиров, лезут в глаза, роятся вокруг грязных лохмотьев, буханок хлеба, остатков пищи.
Воздух в машине пропитан запахом человеческого пота, дешевого табака и дорожной пыли. По одну сторону дороги тянется рукав Нила, по другую — поля, на которых густая чернота земли перемежается с зеленью всходов.
Огромный автобус, переполненный людьми, движется по извилистой, ухабистой дороге, словно парусный корабль по волнам бурного моря: его швыряет из стороны в сторону, он накреняется то вправо, то влево, и пассажиры, чтобы не упасть, поминутно хватаются потными пальцами за спинки передних сидений. Автобус то и дело подпрыгивает, словно собираясь взлететь, и тогда шеи пассажиров невольно вытягиваются, затем он с грохотом опускается, стукаясь колесами о землю, и тогда у пассажиров замирают сердца, и они разражаются проклятьями по адресу шофера и автобусной компании.
Пыль, табачный дым, нестерпимый зной майского солнца. Людям не хватает воздуха, по их лицам градом течет пот. Пожилой крестьянин храпит в углу автобуса, молодая женщина, лет тридцати, расстегнув свою черную кофту, кормит грудью плачущего ребенка. Человек средних лет, одетый, несмотря на жару, во все теплое, непрерывно кашляет, закрывая рот ладонью, и время от времени сплевывает на пол, а затем вытирает носовым платком пот, струящийся у него по лицу и шее.
Одно из передних мест занимают юноша и девушка. Она все время смотрит в окно, словно тоскуя по полям, облитым яркими лучами солнца. На ней изящное голубое платье, плотно облегающее ее фигуру. Она не может похвалиться ни длинными ресницами, ни тонко очерченным ртом, ни тонкой талией. Она напоминает спелое красное яблоко, которое лежит в корзине вместе с десятками таких же плодов, и все же именно оно почему-то нравится тебе больше остальных.
Юноша, сидящий рядом с ней, погружен в свои мысли и, видно, чем-то озабочен. Он не замечает ни шума, ни тряски, не слышит плача ребенка, совсем не смотрит в окно и не обращает внимания на девушку.
Он увидел ее еще в Каире, когда она вошла в автобус и в поисках места подошла к нему и попросила разрешения сесть рядом. Он пропустил ее к окну, взглянул лишь мельком и снова углубился в свои мысли…
Упорно и безуспешно он пытается разрешить один и тот же вопрос: «Что скажет он своим родным, когда приедет?» Все они с нетерпением ждут его, и всех их будет занимать лишь одно. Они не станут спрашивать, как он провел время в Каире. Сестра не попросит рассказать о каирских улицах, о трамваях, об огромных городских домах. Братьев не обрадует кулечек халвы, который он везет специально для них. Нет, все они спросят в один голос: «Нашел ли ты работу?»
Долгие годы семья жертвовала всем, чтобы дать ему возможность учиться. И вот наконец он окончил школу и стал обладателем аттестата. Необходимо было найти работу. Поступить в университет он и не мечтал: откуда взял бы он денег, чтобы платить за обучение, покупать книги? Все вокруг него работают, а не учатся. Его отец — феллах. У него три феддана[45] земли. Он каждый день поднимается с зарей, и в тот час, когда выгоняют скот, он уже уходит в поле и возвращается лишь после наступления темноты. Мать и старшая сестра тоже трудятся не покладая рук. Деревенская школа не заступилась за его младших братьев, не помешала отцу использовать их руки для сбора хлопка, для вращения нураджа и сакии[46] и на других работах, коим нет числа. Да и сам он в дни каникул тоже брал мотыгу и взрыхлял черную землю. Земля без остатка забирает труд и время каждого крестьянина. А кого земля невзлюбит, тому остается лишь одно: запастись едой на дорогу и уйти в город — искать работу и пропитание. Юноша был хорошо знаком с суровым и вечным законом бедняков: «Кто не работает в поте лица своего, тот не ест и не живет!»
В тот день, когда он получил аттестат, он получил как бы официальное напоминание: от него ждут работы — работы, чтобы прокормить себя и помочь отцу.
Он посылал несметное число прошений и писем в министерства, правительственные учреждения и частные компании. На последние кирши он ежедневно покупал газету, но искал в ней не политические новости, не заявления министров, не вести о войне в Корее, а объявления о найме служащих. А затем хватал перо и писал очередное письмо, теша себя и близких новыми надеждами. Так прошли месяцы, и вот юноша понял, что он безработный, что он стал обузой для семьи. Об этом говорили взгляды и вздохи отца и слезы на глазах матери. И вдруг все стало ясно: газеты просто лгут — изо дня в день они печатают фальшивые объявления, чтобы обмануть таких простаков, как он, чтобы дать им хоть какую-то надежду. А на самом деле никаких вакансий нет. Иначе он давно получил бы хоть какой-нибудь ответ.
В конце концов он перестал посылать прошения, перестал покупать газеты. И после долгих раздумий решился поехать в Каир, — там министерства, учреждения, конторы фирм и компаний. Целую ночь, не смыкая глаз, он спорил с отцом, обсуждая это решение. Они припоминали всех влиятельных знакомых в столице: бека, владевшего половиной всей земли в их деревне, члена парламента, который посетил их накануне выборов и даже пил кофе у них в доме.
К утру отец был уже твердо убежден, что сыну необходимо ехать в Каир. Он разбудил жену и попросил все имевшиеся у нее деньги. Затем достал свой неуклюжий бумажник и начал отсчитывать в руку сына мелкие кредитки и кирши. Всего набралось два фунта.
Отец вышел из дому, воздел руки к небу и начал утреннюю молитву. За ним с чемоданом в руке вышел и сын. Он спешил попасть в самый ранний автобус, идущий в Каир, он был уверен, что в огромной столице он получит работу и пропитание. В его кармане лежал листок бумаги с адресами депутата и бека.
Приехав в Каир, он вынул листок и пошел по улицам, сверяя номера домов с теми, которые были у него записаны.
И вот он перед красивым высоким домом. Здесь живет депутат. Юноша нажимает кнопку звонка, его сердце полно надежд. Депутат, наверное, дома. Через несколько минут он усадит его рядом с собой в машину и отвезет к одному из своих друзей-министров, который тут же устроит его на службу. Разве не обещал он этого, когда произносил десятки речей в их деревне? И разве не сказал депутат лично ему, когда пил кофе в их доме: «Постарайся только получить аттестат, и я на другой же день пристрою тебя»?
Дверь открылась. Слуга впустил его лишь после того, как убедился, что юноша — из того избирательного округа, где баллотировался хозяин. Он провел его в большую комнату. Вдоль задрапированных стен стояли раззолоченные кресла. В одном из кресел юноша просидел целый час, и этот час показался ему вечностью. Но вот вышел депутат. Он радостно улыбался и протягивал ему руку. Он расспросил гостя о его отце, о брате его матери и о многих других жителях деревни. Юноша был уверен, что депутат помнит свое обещание, и все ждал, когда тот скажет ему: «Я знаю — ты ищешь работу. Поедем со мной в министерство, я устрою тебя в один из отделов».
Юноша долго не решался заговорить о деле. Но вот, набравшись смелости и в волнении потирая руки, он стал путано и сбивчиво рассказывать о том, что привело его в Каир, о тех надеждах, которые он сам, его отец и все жители деревни возлагают на уважаемого депутата. Депутат задумался. Теперь уже депутат беспокойно потирал руки. Но вскоре улыбка вновь озарила его лицо, он потрепал юношу по плечу и попросил его написать прошение. «Прошение можно оставить у слуги. Да, слуга передаст. И когда вернешься в деревню, скажи отцу, чтобы не беспокоился…» Юноша вышел на улицу, говоря себе: «Он попросту от меня отделался. Он отрекся от обещаний, которые давал мне, отцу, всей деревне… Новое прошение? Такое же, как десятки других, что я писал?.. Какой от него толк?»
