— Ой, ребята! Знаете что? Фашисты сейчас отступают, отступают и думают: «Ага, а мы их школу сожгли, все-таки сожгли!» А глядь, она к осени опять как новенькая!.. А еще знаете чего? Мы все лето будем строить, строить и научимся. А в следующее лето мы сможем тогда надстроить второй этаж. Правда, девочки?
Некоторые согласились с ней и заговорили даже, что года через два можно будет выстроить еще и столярную мастерскую и маленький стадион с бассейном для плаванья, но Оська сказал, что не нужно заглядывать так далеко.
По его предложению, мы тут же выбрали Комитет восстановления школы (КВШ), состоящий из пяти человек. Председателей, конечно, стал Оська, а членами — Галина, Яков, Тимоша и я. Галину сделали завхозом, Яшку — главным инженером, меня — секретарем, а Тимошу — заведующим отделом снабжения, потому что он лучше всех знает, где что в городе найти.
На этом собрание кончилось. Все толпой стали спускаться с холма. Идя рядом со мной, Оська тронул меня за руку:
— Я сегодня не выспался. Боюсь завтра проспать. Ты стукни мне в окно часиков в восемь.
— Есть стукнуть в окно!
— Мы знаешь что завтра сделаем? Пойдем к секретарю райкома комсомола.
Я опешил:
— Постой! А зачем нам итти в райком?
Оська пожал плечами:
— Странно ты рассуждаешь. Николай! Нужно действовать по всем правилам. Мы пойдем и скажем: «Так и так: учащиеся школы-семилетки проявили инициативу и сами ремонтируют школу. Просим помочь нам достать стройматериалы и инструменты».
— Шуганет нас секретарь из своего кабинета — и всё.
— Чепуха! Мы не проходимцы какие-нибудь, а общественная организация.
— Ладно, пойдем! Попытка — не пытка, а спрос — не беда…
Я поздно вернулся домой. Двери и окна уже были закрыты. Пришлось стучать. Мама, держа керосиновую лампу, открыла мне дверь:
— Где ты пропадал? Час ночи уже!
— Пропадал по очень важному делу, мамочка! — ответил я торжественно. — Мы знаешь какое дело задумали!..
— Ложись спать, — сказала мама. — Вот напишу отцу на фронт, что бегаешь по ночам!
Глава III. Посещаем райком
Утром, как только мама ушла на работу, я надел свой самый лучший костюм и отправился будить Оську.
Подойдя к одноэтажному кирпичному домику, я вспомнил, что Оська до эвакуации спал в угловой комнате, и постучал в крайнее окно. Председатель КВШ не появлялся. Я постучал громче. Опять никакого ответа. Став ногами на выступ в стене и заглянув в окно, я увидел в конце комнаты кровать, а на ней — Оську, закрывшегося с головой одеялом. Громко звать его мне не хотелось: было еще довольно рано, и в доме, как видно, все спали. Поэтому я отворил незапертое окно, перелез через подоконник и подошел к кровати:
— Ося! Ось! Вставай!
Председатель не двинулся. Я нагнулся и потряс его за плечо:
— Оська, слышишь? Довольно спать. Подымайся!
Я затряс было его снова, но тут же отдернул руку. Только теперь я заметил, что «Оська», спавший под одеялом, раза в полтора длиннее нашего председателя. Мне стало не по себе… Я оглянулся, заметил на стуле рядом с кроватью пепельницу и пачку папирос и окончательно убедился, что передо мной не Оська. Еле двигая ослабевшими ногами, я осторожно шагнул к двери, остановился, шагнул еще раз… Поздно! Одеяло зашевелилось, откинулось, я худощавый пожилой человек сел на кровати.
— М-да! Что? — сказал он спросонок, глядя куда-то в угол. Потом медленно всем туловищем повернулся и уставился на меня.
У него были серые усы, густые растрепанные брови и почти лысая голова. Он смотрел на меня так долго, что я наконец собрался с духом и залопотал:
— Простите, товарищ… очень извиняюсь! Я думал, что здесь Ося… Здесь жил такой мальчик Ося, так я думал…
Лицо человека стало краснеть и глаза сделались очень сердитыми. Я ждал, что он закричит, но он сдержался и только негромко пробасил:
— Гм! Однако… Это, знаете ли, безобразие!
На веранде, куда я выскочил не помня себя, стояли Оська и его мама — низенькая полная женщина в кожаном пальто. Роясь в портфеле, она давала какие-то наставления Оське.
— О-о! — протянула она, увидев меня. — Если не ошибаюсь, это Николай. Ну-ка, ну-ка, дай на тебя посмотреть! — Она взяла меня за голову и повернула лицом к свету. — Молодец! Вытянулся, возмужал. Ну, здравствуй. Что ты делал в такую рань у соседа? Как мама? Здорова?
— Здрасте, Анна Федоровна!.. Так… заходил… По делу заходил…
— И загореть даже успел… По какому же это делу? Товарищ, говорят, третьего дня приехал. С нашим же поездом.
— Так… Есть одно дело такое… обыкновенное, знаете, дело…
Я чувствовал, что мелю чепуху. Оська внимательно поглядывал на меня, понимая, что здесь что-то неладно. Наконец Анна Федоровна ушла, попросив передать моей маме, что зайдет к нам сегодня вечером.
Оська провел меня в свою комнату (конечно, он жил теперь не в угловой).
— Ну, выкладывай, что случилось.
Я рассказал свое приключение. Выслушав меня, председатель заложил руки назад и заходил по комнате.
— Неприятно! — сказал он.
— А что?
— А то, что я имел на этого человека виды.
— Виды?
— Ага! Хотел привлечь его к строительству. Он инженер.
— Ну и привлекай себе! Если хочешь, я еще раз извинюсь. Только я не знаю, как ты его привлечешь.
— Вот в том-то и дело, что это вообще очень неприятный тип. Тетя Маша еще настроила его против меня, а тут и ты добавил…
Я спросил, как тетя Маша могла настроить инженера против Оськи и почему инженер неприятный тип.
— Бука он какой-то… Он приехал в тот же день, что и мы, а сюда пришел первым. Ему временно одну нашу комнату дали. Поставил чемодан в коридоре и спрашивает: «Детей нет?» А тетя Маша ему говорит: «Нет. Сейчас тихо. Правда, скоро вернется сестра с сыном. Это, я вам доложу, мальчишка! Круглые сутки в доме дым коромыслом». А мы с мамой тут как тут.
— А он что?
— Ничего. Сердито посмотрел и ушел в свою комнату…
Оська оделся, так же как и я, во все лучшее, и мы отправились в райком.
Было девять часов утра. Пригревало солнце. По мостовой катились грузовики и подводы с кирпичами, досками, рельсами… Здесь разбирали развалины дома, тут штукатурили стену, там рыли новый колодец. К телеграфным столбам, как дятлы к стволам деревьев, прицепились монтеры. По крыше бани ползали рабочие, грохоча молотками по железным листам.
И, шагая по этим весенним улицам, мы с Оськой увидели, что не только ребята, бывшие вчера на собрании, но и многие другие уже знают о нашем строительстве и трудятся во-всю.
Из одного двора выбежал маленький мальчик и засеменил рядом с нами:
— Ося, гляди, сколько гвоздей достал! На!
И, разжав грязный кулак, он протянул четыре гвоздя.
— Молодец! — сказал Оська. — Неси еще.
То и дело мы встречали мальчиков и девочек, вооруженных лопатами и топорами.
— Оська! Ты куда? Мы уже идем на строительство.
— Идите. Я скоро вернусь. Мне нужно поговорить с секретарем райкома.
Оська говорил это таким тоном, словно он раз по десять в день беседовал с секретарем. Ребята останавливались на тротуаре и долго смотрели нам вслед.
Свернув в один из тихих переулков на нашей окраине, мы увидели Андрея. Он стоял, словно вросший в землю, и пристально смотрел на большого щенка, бегавшего по улице шагах в десяти от него.
— Здравствуй! — сказал Оська. — Что ты на него уставился?
— Тш-ш… — прошипел Андрей.
Оська понизил голос:
— Да в чем дело? Это твоя собака?
— В том-то и дело, что нет. Я, понимаешь, уже давно ищу настоящую овчарку. Хочу выдрессировать и послать отцу на фронт. У меня и книжка есть про служебное собаководство, и ошейник, и свисток… А собаку ищу, ищу, и всё дворняги попадаются.
— А эта, думаешь, овчарка? — спросил Оська.
— Да вот в том-то и дело, что очень похожа на овчарку!
Я сказал, что едва ли овчарка будет бегать без присмотра на улице, а если и бегает, то у нее есть хозяин, который, наверное, где-нибудь недалеко. Оська внимательно разглядывал щенка.
— Положим, ты чепуху говоришь, — сказал он медленно. — В военное время не то что собаки, но и дети теряются. А это было бы здорово: выдрессировать — и на фронт!
— Тш-ш… — опять прошипел Андрей, — Ищет что-то.
Мы замолчали и стали наблюдать за щенком. Он повертелся некоторое время на месте, что-то вынюхивая, потом затрусил рысцой прямо по дороге.
— На след напал!
— Ага!
Мы, стараясь не шуметь, пустились за собакой. Пробежав немного прямо, щенок свернул в маленький проулок между деревянными домами. Там расхаживала серая курица. Пес остановился, удовлетворенно повилял хвостом и вдруг бросился на курицу, вытянувшись в стрелу. Та заметалась, отчаянно кудахтая. На крыльцо выскочила хозяйка:
