Машина вынеслась на Овражную улицу к дому Зубова. Еще издали Сыч заметил людей у ворот и две милицейских машины. «Накрыли старика и Петра, – подумал Сыч. – Отворовались». Едва Селиван Епифанович и Сыч вылезли из машины, подбежал лейтенант.
– Неприятность, товарищ начальник. Зубов перед нашим носом куда-то скрылся. Шмыгнул в огород – и как сквозь землю провалился…
Селиван Епифанович нахмурился.
– Прочешите пустырь. Он далеко не ушел.
Во дворе Зубовых у сарайчика выла тетка Авдотья. Рядом стояла Матрена с перекошенным от злобы лицом, увидев Сыча с начальником милиции, ринулась к нему.
– Так это ты, гаденыш, продал нас?! – завизжала она. – Ты продал? Отблагодарил, значит, доброго человека, который приютил тебя, заморыша?..
И если бы не Селиван Епифанович, Сыч не досчитался бы многих волос на голове. Матрена кричала, ругалась, но Сыч больше не обращал на нее внимания. По улице от его дома к машине провели Петра. Он, как всегда, был мрачный, но только бледный, как известь.
Смотрит Сыч, а в сердце ни жалости, ни капли раскаяния. Пусть все они: и Зубовы, и Сенька, и Матрена с Петром считают его предателем. Пусть, что хотят, то и думают. Сыч знает одно: он сделал правильно. Он ни о чем не жалеет и, если накажут, не боится. Но по-прежнему жить Сыч не хочет. Назад дороги нет.
– Селиван Епифанович!.. А старик Зубов, наверное, в подвал церквушки забрался… Еще убежит, там другой выход есть.
– Другой выход? Так чего же ты молчал?! – воскликнул укоризненно Селиван Епифанович. – Быстрей туда.
Сыч, Селиван Епифанович и два милиционера почти бегом направились к церквушке.
На пустыре тихо и безлюдно. В траве стрекочут кузнечики, в небе, словно пружинка, звенит жаворонок. Удушливо пахнет полынью.
Сыч привычно вошел в церквушку. На плите, закрывающей люк, мусора не было.
– Он тут, – тихо сказал Сыч.
Селиван Епифанович и милиционеры осмотрели плиту.
– Да, – задумчиво сказал один из милиционеров, – ногти пообломаешь, пока поднимешь эту плиточку!
Сыч нашел металлический стержень, всунул его в отверстие между плитой и полом, крепко нажал. Люк не открывался. Сыч заторопился. Он еще и еще раз пробовал приподнять крышку, но все безрезультатно.
– Ну-ка дай я, Федя, – Селиван Епифанович протянул руку. – У меня силы, пожалуй, побольше. Но Сыч отбросил стержень в сторону.
– Ничего не выйдет. Крышка закрыта изнутри. Надо к выходу…
Пока Селиван Епифанович отдавал приказание милиционерам, Сыч уже несся к оврагу, в который выходил тоннель из подземелья. Он быстро скатился по крутому обрыву. И только раздвинул заросли полыни, неожиданно увидел старика Зубова и Жмыря. Они настороженно сидели как раз у выхода. Сыч появился так стремительно и внезапно, что и старик, и Жмырь застыли на месте. В их лицах было столько ужаса, что Сыч отшатнулся. Он открыл рот, чтобы позвать Селивана Епифановича, но тут раздался хриплый, дрожащий голос Зубова.
– Ах, это ты, Хведор. Ты откуда? Видел милицию? Еще не уехали?
Его губы мелко тряслись, глаза, пока он говорил, так и бегали из стороны в сторону. Сыч молчал. Ему вдруг стало страшно: а что, если Зубов сейчас бросится на него и задушит? Сыч непроизвольно сделал несколько шагов назад, оглянулся, в какую сторону бежать.
Зубов понял этот маневр и уже свирепо прохрипел:
– А ну, постой! Отвечай: где милиция?
Но Сыч стоял, не в силах вымолвить слова. Тогда Зубов сказал Жмырю:
– Тащи его сюда.
Жмырь медленно поднялся и пошел к Сычу.
– Айда, Сыч, а то худо будет.
Жмырь протянул руку, чтобы схватить Сыча, но тот крепко ударил его в подбородок.
– Ты что?
– Не лезь, – твердо ответил Сыч. – И вы отстаньте от меня, – взглянул он на старика. – Это я привел милицию.
Подбежал растерянный Генка. Он хотел что-то сказать, но, услыхав слова Сыча, так и остался стоять с раскрытым ртом.
– Ты?! Ты привел милицию?.. – прошипел Зубов.
– Я.
Генка взвизгнул и судорожно взмахнул рукой возле лица Сыча.
– Получай!
Щеку Сыча словно обожгло. Он так и не понял, что произошло. Но когда увидел струйки крови, стекавшие на пиджак, ойкнул, прикрыв лицо руками.
А Генка кричал:
– Тятька, они сюда идут, убегайте! Скорей!
Зубов вскочил на ноги, растерянно кинулся туда, сюда.
– Да убегайте же, – крикнул еще раз Генка и помчался вдоль оврага, Жмырь за ним.
Только сейчас Зубов опомнился. Он скользнул глазами по Сычу и рванулся в ту сторону, где скрылись Генка и Жмырь. Но было поздно. Навстречу бежал лейтенант с двумя милиционерами. Зубов круто повернул назад и чуть не наскочил на Селивана Епифановича.
– Стой! Довольно бегать, гражданин Зубов.
Сыч почти не видел и не слышал всего, что произошло. Сквозь пальцы его продолжала струиться кровь. Голова кружилась, начинало тошнить. Будто издалека слышал он голос Селивана Епифановича.
– Товарищ Громов, завяжите лицо мальчику – и в больницу. А вы, товарищ лейтенант, проберитесь в подземелье по этому ходу и откройте люк…
Чьи-то бережные руки окутали лицо Сыча тряпкой и повели к милицейской машине.
Ни одной драки за неделю. Самый лучший корабль в мире. Первые керогазовцы! Рады редеют. Новоявленный вождь индейского племени. Бледнолицый брат. Крах «Черного крыла»За последнюю неделю во дворе произошли удивительные перемены. Не то чтобы двор стал каким-то особенным. Нет. Каким он был раньше, таким и остался.
Дело в том, что за целых семь дней во дворе не вспыхнуло ни одной драки. Скверик, детская площадка и пустырь – главные места шумных игр – вдруг опустели. Всюду стояла непривычная тишина. Лишь в песочницах копошились малыши.
Весь шум, крик, споры и ссоры переместились к небольшой площадке возле «Веселого керогаза». Сюда потянулись мальчишки, девчонки, щупленькие первачки, вроде Вани Тузова, даже с соседних дворов. На этой площадке стоял на толстых бревенчатых подставках баркас – длинная и широкая посудина.
Баркас был очень стар. Словно ребра обглоданной рыбы, торчали шпангоуты, рассыпалась от дряхлости корма, облупленный борт похвалялся миру, в какие цвета красили его за долгую жизнь. Но ребятам он казался прекраснейшим кораблем мира, потому что именно на нем они пойдут в дальние странствия.
Фаддеич, как доктор-волшебник, ходил ежедневно по нескольку часов около баркаса, обстукивал его, измерял что-то, записывал в небольшой блокнотик, а потом куда-то исчезал, чтобы снова прийти измерять, записывать. Ребята толпились около Фаддеича.
Один лишь Тимка упорно сидел в мастерской. Он был поглощен важной работой – доделывал пятый значок члена «Веселого керогаза». Наконец, значок был готов. Тимка положил его на ладонь, полюбовался. Значок – белая блестящая пятиконечная звездочка с приклепанным к ней якорьком из красной меди – весело блеснул на солнце. Что ж, значок получился на славу. Тимка выглянул из окна.
– Светка, у меня все готово!
Светка немедленно явилась, взяла у Тимки все пять значков.
– Идем к баркасу!
– Зачем? – удивился Тимка.
– Вручать будем!
Она позвала Андрюшку и Альку. И когда те подошли, громко крикнула, обращаясь ко всем.
– Тише, ребята!
Все обернулись, приумолкли. Светка стояла раскрасневшаяся. Ее рыжие косички задиристо торчали в стороны. Она оглядела притихшую толпу.
– Ребята, я сейчас вручу вот эти пять значков нашим первым керогазовцам. Значки мы сделали сами. В путешествие поедет тот, кто будет носить такой значок. Лентяй и хулиган никогда не получат значка. Это пусть учтут и запомнят все.
Потом Светка взяла первый значок и прикрепила на грудь смущенного Андрюшки.
– Поздравляю, Андрюша!
– Спасибо, – пробормотал Андрюшка. – Ну и чудачка же… Чего придумала… – И отошел в сторонку.
Второй значок получил Тимка, третий – счастливый, улыбающийся во весь рот Алька. Четвертый Светка без всяких церемоний приколола на свою кофточку.
Кому же пятый? Ребята заоглядывались, зашептались: вроде бы и некому пока. Десятки пар горячих глаз устремились на Светку. Вот она одернула кофточку, поправила косички и медленно двинулась к баркасу, остановилась перед Фаддеичем.
– Иван Фаддеич, пятый значок вам. Мы принимаем вас в члены «Веселого керогаза».
Фаддеич не ожидал этого. Он выпрямился, вынул изо рта свою видавшую виды трубку, глухо сказал:
– Спасибо, дочка… Эх, спасибо!..
Светка приколола значок Фаддеичу на грудь. Он погладил его заскорузлой рукой и взволнованно произнес.
– Наградили, а?! Вот, пострелята, наградили… – И торопливо провел пальцем под заблестевшими глазами…
На ребят церемония вручения значков произвела большое впечатление, а у многих окончательно выбила все мысли, кроме одной – стать керогазовцем.
