Сашка удивлённо поднял вверх брови.
— Когда это? Ты мне не хвастался...
Пищер усмехнулся.
— В 79-м... Когда только откинулся, и сразу на две недели залезли. Впервые. После того, как вы все ушли — а мы остались... И вообще: есть вещи, которые часто... Ну, не знаю. Нельзя, что-ли, говорить...
— И сейчас именно тот момент — когда, конечно, можно. Да?
: Сталкер скрестил на груди руки, закинул ногу на ногу и пыхнул сигаретой.
— Мы весь во внимании. ‘И в вынимании’ — то есть слухаем, yes.
Сашка издал стон, сравнимый с работой преобразователей, и развернулся к Сталкеру:
— Слушай, ты... Когда меня дерьмо жрать призовут — я без тебя не пойду. Потому что с тобой его жрать самое оно. Ты ведь не только всё один выжрешь — руками, пока я ложку искать буду — но ещё и нахваливать будешь: “из прынцыпа”...
— Всё сказал? — ласково осведомился Сталкер. — Ты ротик-то свой — поганый — прикрой, да.
Пищер усмехнулся, налил в кружки из бутыли.
— Прошу! А ты, Саш, зря кипятишься. Каждый пишет, как он дышит. То есть, может, это действительно всё смешно — со стороны...
— Да тьфу на ВАСП обоих! — воскликнул Сталкер. — Ведь ежели ВАСП обоих как-то — хоть изредка, да! — трохи не охолонять, вы друг другу так головы запудрите... Должен же оставаться в этом дурдоме хоть один нормальный человек с несъехавшей от экстрасенсорики крышей — иначе вместо того, чтоб действительно понять, что же за сила чёртова нас сюда тащит, мы такой срач и мозгоклюйство разведём...
— И что же,— Сашка ехидно уставился на Сталкера,— ты хочешь сказать, что являешься... гм... из нас самым нормальным человеком?..
— А что: ошарашивает поначалу?
— Представь себе — да.
— Сашка, Сталкер! Вы можете обойтись без этой вашей грызни хоть один вечер?
— Утром люди, как люди,— добавил Пит,— за завтраком сама любезность: ах, Сашечка, ах, Сталкер... Прямо пособие по хорошим манерам — ненаглядное... А что ни вечер — дай по ножу и вилке, да оставь одних в гроте — на полчаса — так даже костей выгребать не придётся. Сожрут друг друга дочиста — и стены вылижут... А утром — снова друзья до гроба: до очередного вечера то есть.
— Это у них циркадные,— определил Пищер.
— Да тьфу на W.A.S.P. всех — снова! просто я без него, дурачка...
— Без тебя, дурачка...
— Без тебя меня мене тебя...
— Минет беря...
— Такая странная у нас любовь...
— Наса лыбовь...
— Любовь к НАСА...
— Любой — с первого раза...
— До самого последнего конца...
— И первой капли крови...
— Нервных просим не смотреть, да.
— И удалиться “за бугор”...
— Изъявив свою волю в урну.
— Промальпинистам — с незначительной высоты — скидка.
— “Пять бабушек — рубль”.
— Мин финн в бреду бреждает...
— И опять выигрывает, гад.
— Странные игры.
— Страшные иглы...
— Сам дурак.
— От бездаря и слышу.
— Посвисти, посвисти...
— Пока в сознании.
— Рот закрой.
— Кишки простудишь.
— А-а-а-а-а-а-а-а-а-а!
— Э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э!..
— ТЬФУ!!!
: Дуплетом, синхронно.
— Сталкер внимательно посмотрел на Пита.
— Рот закрой. Я тебя имел в виду, да. И что имею...
— ‘Мы тут немного разоткровенничались...’ — Сашка тоже глянул на Пита,— ЗАБЫТЬ!!!
— Стоп, мотор,— сказал Пищер. — Одного моего знакомого в зоне отравили только за то, что он чуть подзадержался с налитым бокалом... Пока трепался, в бокал успели-таки сыпануть закуски.
— Намёк понят.
— Намёк принят.
— Принято еЛдино классно! — дуэтом.
— Ну что ж... — Пищер поднял свою кружку,— за Удачу.
— За нашу Удачу,— добавил Сашка.
— За удачу каждого из нас,— уточнил Сталкер.
— За Неё,— сказал Пит. И выпил первым. Может, ему показлось, что зря он это сказал — банальность... Куда ему до них.
Сашка начал пить, но вдруг протянул: «ух, ты...» — и глянул на Пита; Сталкер тоже сообразил, хотел было сказать — и сказал бы! — «устами младенца...» —— но вино было Вино, и он промолчал, только медленно цедил — глоточками; потом подумал, что фраза «сам-то понял, что сказал» во всех отношениях более выиграшная — ‘но было уже поздно’.
— М-да,— произнёс Пищер,— работает. Хоть счётчик работает. Может, что и сможем.
— Должны смочь, — уверенно сказал Сашка.
: Сказал — и осёкся, глянув на Сталкера.
— Сталкер откровенно наслаждался паузой.
Он выжал из неё всё, что было можно. Лишь заметив, что Пит уже открывает рот, молвил:
— Вот как можно сделать ход, не делая его, и выиграть партию, будучи зажатым в угол. Да. Учись, гад,— он повернулся в сторону Сашки,— пока я жив. Впрочем, надеюсь — это будет проистекать достаточно вечно... Да.
: Сашку зримо передёрнуло от такой перспективы.
— Я надеюсь,— начал было он, но Сталкер протестующе поднял вверх руку, требуя внимания.
— Раньше в трамваях сзади было место кондуктора. Так вот, у этого самого места имелось здоровенное такое колесо типа штурвала — ручной тормоз, да. Потому что случалось, ‘вагинолажатый’ проскакивал остановку или уклон вперёд был слишком крутой... Тормоза-то были ручные! И тогда тормозил кондуктор,— что даже в песнях, между прочим, было отражено: “кондуктор, нажми на тормоза”,— да. Так вот я...
— Что: и есть Наш Великий Кондуктор?
— Так вот я сейчас увидел, что по крайней мере тебя можно выпускать на трассу и без кондуктора. В крайнем случае занесёт — но не опрокинешься и собачку хроменькую здравого смысла не задавишь. Понял, к чему клоню?
— Да уж... — Сашка хмыкнул,— да здравствует Сталкер — Санитар Слова...
— Санитар стОла,— попытался сострить Пит.
— Сострил,— сказал Сталкер.
— Пищер снова наполнил кружки.
— Имеет смысл... — начал он.
— Всё, что имеет смысл — является насильником по отношению к смыслу,— не преминул заметить Сталкер,— а в общем-то, надоело мне вас править. Ты, Пищер, хотел нам кое-что поведать... Обязуюсь сидеть чуть тише монолита и быть незаметней Двуликой, слушая внимательно, трепетно, нежно. А многогрешный рот свой временно закрыть, и открывать лишь токмо ради употребления этого,— он ткнул грязным пальцем в бутыль,— воистину божественного нектара...
— Ну всё, Пищер — действительно, давай...
: Сталкер крякнул — было видно, как ему хотелось отреагировать на питовской “давай”, но — слово! — сдержался.
Сашка повернулся к своему трансу, вытянул телогрейку, накинул на плечи.
— Тебе достать? — спросил он Сталкера.
Сталкер помотал головой, поправляя за спиной пенку; про себя отметил, что сиденья Сашка действительно сотворил здоровские — но говорить ему об этом, конечно, не стоило, как никогда, подумал он, не стоит хвалить то, что сделано/сотворено,— ибо тогда что останется от Творчества, если нахваливать — нет, это должно идти только изнутри, и никаких стимулов; впрочем, и мешать не стоит, тут нужно чётко разбирать, что во вред, что на пользу,—
— Некоторое время все устраивались: Пит тоже решил утеплиться, и Пищер накинул пуховку,— у его сиденья ещё не было спинки, пенку подложить было некуда и спине было холодно,— а вот за это Сашке можно было бы и ‘вставить’: цельный день угрохал — а не доделал, хоть и взялся,— вечно у него так: сделает-не-сделает,—
— Сталкер придвинул подсвечник ближе к себе: “чтоб не повторяться”, ‘ибо только бледнорылый друган...’ —
: Сашка подлил себе и Сталкеру ещё по одной порции — “на рассказ”, чтоб не перебивать и не отвлекаться,— и Пищер тоже налил себе; Пит, не переносящий спиртное в больших дозах, отодвинул свою кружку в сторону и немного повозился, укутываясь в спальник — «не усни», сказал ему Сашка,— «да ты что», ответил Пит и Сталкер хмыкнул — в меру скептически, словно и Пита предупреждая, и Пищера: сколько лет вместе хожено — коротких рассказов в изложении Пищера просто не существовало,— вечные комментарии-отвлечения, и разъяснения того, что всем и так прекрасно известно,— и коронное: на втором, к примеру, часу трёпа — «да, но ведь я всё это к чему-то говорил...»
: “нёс” — “посторонись, ахинею несу!” —
— предупреждение в полной мере относилось и к Егорову: вот кто постоянно провоцировал Пищера на бесконечные отступления/переповторы,—
— и Пищер начал:
— Это в 79-м было, зимой, когда я как раз вернулся — и сразу в Ильи залез: смыть всё то дерьмо страшно хотелось, и истосковался я по Подземле... Не описать, как. Но об этом я не хочу — не могу и не буду,— я о другом. Тогда ведь всё случайно вышло; я ещё не знал, что Ильи — это надолго; да и кто тогда знал?.. Вначале-то мы всего на четыре дня залезли, думали: посидим немного, сталактиты мраковские нижние хотели найти — дороги ведь никто, кроме Аркаши и Мрака к ним не знал, а они уж уехали... Да и ты с Леной,— Пищер посмотрел в сторону Сашки и Саша кивнул — продолжай, мол, помню; он помнил, как начинался тот выход — первый их Большой Выход в Ильи, когда в результате остались под землёй впервые в жизни на две-с-половиной недели,— но у него получилось быть с Пищером и ребятами только первые четыре запланированных дня — дома ждала Лена, и маленький Саша, и мама,— а Пищер с ребятами остался: свет и еда у них были, со светом и едой в том году ещё всё было, в общем, в порядке — так казалось, по крайне мере, потом,— даже выбирали в магазине, какую тушёнку брать; “семипалатинская” — радиоактивная, с полигона после взрывов, это ж яснее ясного, а в свиной, кроме комбижира ‘химического происхождения’, и нет ничего — так лучше побегать полдня по магазинам, и найти настоящую — пусть и с “нагрузкой” из пары банок кильки,— плевать, тоже сгодится,— и супы в пакетах были дешёвые, “гороховый музыкальный” всего гривенник, кажется, стоил — две поездки в метро,— понятно, не килограмм его в пакетике бумажном шхерился,— но всё ж: “кто знал, что дальше будет хуже — и нам затянет горло туже... ТОГДА И НАДО БЫЛО ЖИТЬ” —
