Но теперь он больше не будет драться.
Мать вот говорит: они, мол, старшие, пусть сами дерутся. «А чего ты встреваешь? Болтаешься там под ногами и только шишки домой приносишь. И как только тебе не надоест?»
«Нетушки-нетушки, — думал Серёжа. — Навоевались. Хватит».
Он вышел на лестничную площадку и захлопнул за собой дверь. С этажа на этаж прокатилось и упало в подвал гулкое эхо.
Серёга отомкнул дверь и снова хлопнул, уже посильнее, эхо снова загромыхало вниз, будто пробежал, топая, кто-то очень большой, и тогда он отомкнул опять, поставил замок на защёлку и стукнул несколько раз кряду, но без замка получалось не так интересно, звук был совсем глухой.
Он нажал на защёлку, и блестящий язычок английского замка выскочил из двери…
Дерибаска говорил, что есть такие складёшки: ножик себе как ножик, а на боку кнопочка, нажмёшь на неё, и — чик! — ножик раскрылся…
Стоя перед дверью, он расстегнул на рубахе две верхние пуговки и надел на шею шнурок с ключом. Шнурок был белый, совсем новенький, потому что замок этот совсем недавно поставили: от старого Серёга один за другим потерял все три ключа…
Он всё ещё возился с рубахой на груди, когда снизу послышался тонкий голос:
— Что ты мне даёшь?.. Что даёшь?.. Где, я спрашиваю, остальные деньги? Пока не принесёшь — не приходи!.. Где хочешь, пьяница несчастный, там и ночуй, а домой можешь не появляться, если друзья тебе дороже!.. Дороже, да?
— А кто сейчас будет плакать? — крикнул Серёга вниз.
Внизу помолчали, потом тонкий голос неуверенно сказал:
— Я же к тебе не лезу?..
Двумя этажами ниже, держа куклу за вывернутую руку, на площадке стояла краснощёкая толстуха Катька с чёрным бантом в белых, как лён, волосах, а напротив неё с пучком тополиных листьев на ладошке с растопыренными пальцами замер маленький Кумпол, головастый мальчишка с первого этажа. Под ногами у них были две игрушечные кроватки с тряпочными матрёшками, между ними вилась дорожка из разноцветных фантиков.
— Делать, я вижу, нечего? — спросил Серёга.
Кумпол шмыгнул носом и равнодушно сказал:
— Дашь по кумполу?..
— А давай с тобой, Серёжка, играть, — вкрадчивым голосочком предложила толстуха. — А то он не умеет отцом, он деньги сразу отдаёт, вот смотри. — Она прикрыла глаза белыми ресницами и, приподняв полный подбородок, заголосила опять громко и тоненько: — Где, я спрашиваю, остальные?.. Сколько раз тебе надо…
Но Кумпол уже протянул ей грязную свою пятерню с тополиными листьями.
— Вот видишь, — сказала толстуха, вздохнув. — Иди к нам отцом, а?.. А Кумпол будет — сыночек Кумпол…
— Ка-ак дам по шеям! — строго сказал Серёжа. — Чтобы я этого больше не видел!..
И пошёл вниз.
Серёжке не нравилась эта игра — чего хорошего?
Правда, его мать никогда так на отца не кричит, и денег никаких таких он не пропивает, но изредка, бывает, приходит домой выпивши, и тогда Серёжку называет он почему-то Лёнькой, обнимает его, плачет, и Серёжка пугается, а мать быстро выталкивает его на кухню, закрывает дверь, а отца укладывает спать.
В такие вечера Серёжка долго не может уснуть, он слышит, как постанывает во сне отец, как мама тихонько шепчет:
— Взял бы её чёрт, эту Нахаловку!.. Не нужны были бы деньги — ни за что срамиться бы не пустила!
Серёге и так не всё понятно, тревожно у него на душе, если отец выпьет, и оттого кажется ему, что начни он играть в эту игру, в какую играют Катька с Кумполом, и у него дома станет также: мама будет кричать на отца, и тот вдруг начнёт ещё драться, как отец Катьки…
Солнышко уже поднялось над крышами двухэтажных домов. Оно перестало щуриться и смотрело теперь на землю весело и спокойно.
На узенькой полоске асфальта рядом с Серёжкиным домом девчонки играли в классики. Они прыгали на одной ножке, подталкивая из квадрата в квадрат зелёную стекляшку. «Ничего стеклянка, — подумал Серёжка. — Может, отобрать?»
Но в это время внимание Разводчика привлёк воробей, который одиноко сидел на белом колышке заборчика, отделявшего тротуар от дороги. Воробей тоже понравился Серёге. Зимой он, наверное, жил в котельной и так и не смог хорошенько очистить от копоти свои перья, до сих пор был совсем чёрный — от головы до пяток…
«Котельный воробей, — подумал Серёжка. — Кочегарный воробей…»
Воробей сидел совсем рядом, и Серёжка сделал вид, что он спокойно лезет в карман за носовым платком. Воробьи, наверное, не знают, что в таком возрасте в карманах у мальчишек никогда не бывает носовых платков, а лежат лишь туго смотанные рогатки.
Серёжка повернулся к воробью боком и незаметно вложил в кожаный язык небольшой круглый камешек.
«Всё, спёкся», — подумал Серёжка, поднимая рогатку.
Но воробей вдруг, коротко чирикнув, камнем упал вниз и полетел за заборчиком.
За спиной у Серёжки захихикали девчонки.
Оказывается, эти выдры давно уже наблюдали — убьёт ли Разводчик воробья.
Тогда Серёжка, растянув рогатку книзу, медленно подошёл к девчонкам. Они несмело расступились.
В неровном квадрате, рыжим кирпичом начерченном на асфальте, лежала зелёная стекляшка. Она была очень красивая, эта стекляшка, и её края искрились на солнце.
— Мак? — спросил Серёжка, ещё выше оттягивая над стекляшкой кожаный язычок с круглым камешком.
Он отпустил язык, и под ноги девчонкам брызнули зелёные осколки. Там, где была стекляшка, на сером асфальте, лежала только голубоватая пыль.
— Дурак! Дурак, а не мак! — закричали девчонки, но Серёга уже был далеко от дома, деловито сматывая на ходу рогатку.
— А ещё с орденами! — крикнула ему вдогонку одна из девчонок.
И он не без гордости скосил глаза на свою грудь. На вельветовой куртке Разводчика в три ряда висели большие разноцветные значки. Если бы кто знал в точности, что они означают, он бы сразу догадался, что их обладатель — отличник артиллерист и авиамеханик первого класса, а также старший матрос, который давно уже сдал нормы ГТО второй ступени и совершил сто прыжков с парашютом.
Вот какой был заслуженный человек этот Серёжка Разводчик, бывший ординарец командира супятчиков Борьки Амоса.
Но расскажем всё по порядку…
Дело в том, что, когда на Авдеевскую площадку приехала мехколонна, а потом ещё десяток всяких других организаций, дела на стройке пошли веселей. На пустыре далеко за посёлком появились сотни больших и маленьких котлованов, над ними заскрипели высокие башенные краны, и по дорогам, пыля, пошли одна за другой машины с бетоном. И отцы всех супятчиков, и Серёжкин тоже, все говорили дома, что вот наконец наступает на стройке разворот, а рабочих рук не хватает.
А потом по посёлку прошёл слух, что на Авдеевскую площадку приезжают демобилизованные солдаты. Семьсот человек сразу.
Все их очень ждали и построили для них три больших общежития с высокими турниками перед каждым, чтобы солдаты могли показывать всем, какие они ловкие и сильные. Пока не было солдат, Борька Амос, по очереди подсаживая супятчиков на турник, объяснял, как нужно правильно подтянуться. И некоторые из них даже по разу подтянулись. А в те редкие вечера, когда никто не воевал с мехколонцами, мальчишки играли около этих общежитий в прятки, и кто-то даже придумал новую считалку:
Аты-баты, аты-баты,
Приезжают к нам солдаты.
Привезёт их на вокзал
Самый храбрый генерал…
Правда, потом, когда приехали солдаты, генерала с ними не оказалось. Но ребята не очень огорчились, потому что и вокзала на Авдеевской площадке тоже ведь не было. Это они сами уж сочинили — и про вокзал, и про генерала…
Но зато что за солдаты приехали на стройку! Во всём новеньком, стройные, с вещевыми мешками и чемоданами, они неторопливо шли к своим общежитиям. И каких только значков не было у них на гимнастёрках, потому что тут-то ведь шли и отличники артиллеристы, и авиамеханики первого класса, и танкисты, и десантники, которые совершили уже по сто прыжков с парашютом. Среди них небольшой группой шли самые настоящие моряки-балтийцы, и это у них, конечно, были прикреплены к форменкам синие значки отличников Военно-Морского Флота.
Все улыбались солдатам, что-то кричали, нарядные авдеевские девчата дарили им букеты огоньков, а мальчишки бежали вслед за ними от самых автобусов и кричали так жалобно, как будто от этого зависело всё их счастье.
— Дядь! Ну дай звёздочку, дядя!..
И некоторые прямо тут же снимали с фуражки красную звёздочку и отдавали её ошалевшему от радости мальчишке.
Нет, то были замечательные деньки!
