— А она, наоборот, в классе строже всех меня спрашивает! — пожаловалась Ленка папе.
— Будь я учителем, Ленточка, я бы тебя еще строже спрашивал, — ответил папа.
— Почему-у?
— Подумай сама.
— Я думаю, а не придумывается, — сказала Ленка.
— Вот представь, что у вас в классе учительница не твоя мама, а… хотя бы Маринина. Вот она входит в класс, и ты смотришь, как мама-учительница взглянула на свою дочь-ученицу, как ее спрашивает, какую оценку ставит: справедливо, по знаниям или потому, что дочка. Ты должна быть лучше всякой похвалы, чтобы никто не говорил в классе: «маменькина дочка». Поняла?
Ленка думала, думала.
— Значит, когда мама ставит мне пятерки, я должна знать на шестерки?
— Верно, умница.
Умница?..
Легко быть умным в первом классе. И взрослым легко быть умным…
Я в первом классе не то сам сочинил, не то переделал где-то слышанный стих — о кошке, которую поймали мыши и повели на расстрел. Нравился он мне безумно. Сейчас это стихотворение кажется мне смешным, глупым. Я даже стыжусь своей бывшей любви к нему. А почему? В чем я изменился?
Только позже я понял, что самое трудное — быть умным в своем возрасте.
Отшельник говорит: «Умный поймет, если моргнуть, дурак — если толкнуть».
Когда мы учились еще в третьем, Сережкин брат, студент, повел нас в поход за грибами. Мы набрали с собой конфет, вафель и печенья. Студент оказался большим сластеной, чем мы, только он не взял с собой ничего.
Мы дурачились в лесу, собирали грибы, бросались шишками, загадывали кукушке, кому сколько жить. Выходило всем ужасно помногу. Кукушка почти не останавливалась, она словно раскачивалась на качелях — то близко ее слышно, то далеко.
Мы нашли землянку, забрались в нее и сразу притихли под низким земляным потолком. Студент вполголоса сказал нам:
— Может, ошиблась кукушка про наши долгие жизни? Тут, между прочим, недалеко живет старая рысь, седая… Зверюга страшной свирепости! Колхозного племенного быка задрала, а в быке тонна мускулов! Поэтому вы потише тут!
Мы сразу перепугались, у меня даже в животе похолодело от испуга.
— Не шевелитесь… В прошлом году одного горожанина — по грибы пошел — только шляпа спасла, знаете, такая мексиканская, — зловеще шептал студент. — А у нас даже шляп нет! На нас набросится, все! Копай четыре ямы!
Мы тряслись. Студент оглядел наши бледные, перекошенные ужасом лица и хлопнул себя по лбу.
— Да, совсем забыл… Все же можно спастись. Эта рысина любит сладкое. Надо отнести ей под сгоревшее дерево вафли, конфеты, что там еще у вас!.. Тогда не тронет!
Мы готовы были отдать страшной рыси не то что конфеты, а по пальцу с левых ног. Но кто пойдет… Бр-р! Кто мог отважиться на смертельно рискованную прогулку? Студент с тяжелыми вздохами собрал наши сладкие припасы и попрощался с каждым за руку.
— Если не приду, значит, пропал!
Мы сидели и дрожали, а студента все не было и не было, действительно пропал.
Первым опомнился тогда наш юный еще философ Отшельник и высунулся из землянки. Через раскрытую дверь до нас донеслись беззаботные голоса птиц. Отшельник двинулся вперед, за ним и мы, смелые.
Студент сидел неподалеку среди разбросанных по траве конфетных бумажек.
— Мы откупились, рысь ушла! — закричал он. — Ур-ра!
Сначала неуверенно, потом все восторженнее мы заорали, наполняя лес гулом:
— Ра-а-а!
И пошли опять колобродить.
Много раз со смехом вспоминали мы эту историю. Сначала по-доброму, а потом стало противно. История, о которой думалось как об остроумной шутке, стала казаться очень дурацкой. Обыкновенная плутня, построенная на страхе малышей.
Мы втроем делали подсветку для Сережкиного аквариума. Некстати пришел Даянов. С порога опросил нас:
— Ребя, слышали про международную детскую игру?
— Ну!
Я никогда и не скрывал, что с трудом его терплю, этого Даянова.
— Вот аферисты-дураки-обормоты-обиралы!
— Чего ты?
— Смотрите!
Он бросил на стол письмо.
— Читай вслух, чего бросил!
Даянов схватил письмо и стал читать: «Дорогой незнакомый друг! Пошли по первому адресу, указанному здесь, одну чистую открытку. Перепиши письмо шесть раз и отправь по новым адресам, которых нет в письме, но которые ты знаешь. Адреса, указанные в письме, перепиши в таком виде: на место 1-го — второй, на место 2-го — третий и т. д. На место 6-го — свой адрес. Если ты напишешь позже, чем через четыре дня, то игра остановится, если — вовремя, то через 24 дня ты получишь двести пятьдесят открыток из разных мест. Просьба к родителям: прошу вас помочь вашему ребенку разобраться в игре, иначе она остановится, радость детей померкнет». Все. Тут и адреса есть. Сплошь девчоночьи.
— Вот и переписывайся с ними, — посоветовал я.
— Как видно, радость одного ребенка уже померкла, — сказал Отшельник. — Что, получил всего двести сорок шесть открыток?
— Ни одной! Вот обормоты!
— Дают! — восхитился Сережка.
— Обратись в общество защиты детей! — подсказал Отшельник.
— Или в суд на них подай! От нас-то что тебе нужно?
Даянов пожал плечами: так просто, зашел за сочувствием, пожаловаться на несознательность некоторых типчиков.
Отшельник на листочке быстро подсчитал: двести пятьдесят человек, послав по открытке кому-то, сами должны получить открытки от шестидесяти с лишним тысяч людей; тем надо ждать, когда их одарят пятнадцать миллионов человек, а этих — четыре миллиарда…
— А четыре миллиарда из каких «разных мест» получат открытки? — разъяснил Отшельник эту простую арифметику. — Ты просто даритель, ты один из четырех миллиардов, понимаешь? Но не все пропало, Алик, если в игру включатся жители ближайших звезд и пришлют, — он посчитал, — триллион открыток, то и тебе будет доля!..
— А ближним звездам пошлют дальние, — сказал Сережка.
— А тем — Млечный Путь, — сказал я. — А что, сближение миров! На Полярной звезде будет галактическая почта…
— Конечно! Играйте в космическо-галактическую чудо-игру, способствующую налаживанию тесных контактов между туманностями!..
— Что вы туманите мне голову! — тоскливо сказал Даянов. — «Гала-актики-и»!
И ушел, дверью хлопнул.
Отшельник говорит: «Не та рыба умная, что прячется в глубинах, а та, что живет у поверхности и не ловится на крючок».
Я раз на вокзале видел мужчину, красивого, как букет. Лицо белое, глаза синие, волосы вьются красными кольцами, похожи на тонкую медную проволоку.
Он знал, что красивый, и часто смотрел в зеркальную витрину буфета. Потом я заметил, как писаный красавец высовывал дрожащий язык и облизывал пухлые губы. И я его пожалел.
У нас в школе одно время в ходу были всякие тесты и анкеты: «Ваше отношение к занятиям… труду… товарищам». На вопрос: «Прощаете ли вы недостаток ума своему товарищу?», все ответили — нет! Даже глупые ответили — нет!
Отшельник говорит: «Из двух спорящих прав умный, а из двух ссорящихся виноват умный».
Хочу рассказать, как за месяц Отшельник стал хорошим специалистом по змеям.
Областная газета постоянно печатала статьи одного кандидата сельскохозяйственных наук о злаках, парнокопытных и пресмыкающихся. Кандидат считал себя, видимо, большим специалистом по всему живому, что ходило, летало и ползало.
Отшельник не считал себя специалистом. Просто с пятого класса он читал труды о природе, получал кучу природоведческих журналов, переписывался с несколькими зоологами и юннатскими кружками при зоопарках. Его возмутила статья в газете, называющаяся «Немного о змеях».
Я плохо уловил, из-за чего разгорелся сыр-бор. По-моему, все в статье кандидата было верно: укус гадюки опасен, кобры — смертелен, и вообще столько змей развелось — ни прохода, ни проезда честному человеку.
Отшельник написал в редакцию на имя кандидата очень вежливое письмо. «Верно, что королевская кобра — самая большая в мире ядовитая змея, — писал он. — В научной литературе описываются случаи, когда гибли даже слоны, укушенные этой коброй. Но неверно, что кобра — самая ядовитая. Самая ядовитая — тигровая змея. В ней столько яда, что хватит убить четыреста человек».
И дальше: «…эти змеи благородны. Кобры, гюрзы, эфы предупреждают: «Осторожно, человек, я здесь!» Ни одна из них так просто не нападает на человека. Описываемый Вами случай, когда гюрза будто бы полкилометра гналась за чабаном, Ваша выдумка или же фантазия чабана».
Отшельник послал письмо, не думая, что своими руками посеял ветер и придет пора пожинать бурю.
Подписался он просто: «Михаил Васильевич Сивец, рядовой читатель».
Наверное, как раз это и обмануло кандидата: шалишь, брат «рядовой читатель», подумал он. Я вижу, что в крайнем случае ты учитель на пенсии, а может, тоже кандидат замаскировавшийся.