— Там нижние юбки с оборками, все кружева и кружева! — шептала Лавиния своей подруге Джесси на уроке географии. — Она их встряхивала. Мисс Минчин сказала мисс Амелии, что глупо и смешно так одевать ребенка. Мама говорит, что детей надо одевать скромно. Сейчас на этой Кру тоже нижняя юбка! Я заметила, когда она садилась.
— И шелковые чулки, — шепнула Джесси, склонившись над учебником. — А какие маленькие ножки! В жизни таких не видела.
— Ах, — фыркнула Лавиния, — это из-за туфель! Мама говорит, даже большие ноги будут как маленькие, если сапожник хороший. По-моему, она совсем некрасивая. Какие-то кошачьи глаза!
— Она не такая как все, — сказала Джесси, украдкой бросая взгляд в другой угол класса, — но смотреть на нее хочется. Ресницы длинные-длинные, глаза почти зеленые…
Сара сидела на своем месте, ожидая, чтобы ей сказали, что делать. Посадили ее у самой кафедры. Любопытные взгляды не смущали ее, она сама с интересом смотрела на девочек, гадая, о чем они думают, и любят ли мисс Минчин, и нравится ли им учиться, и есть ли хоть у одной такой хороший папа. Утром они с Эмили долго говорили о нем.
— Сейчас он в море, — сказала Сара. — Мы с тобой должны очень дружить и всем делиться. Ну, посмотри на меня. У тебя глаза такие красивые… Если бы ты еще и отвечала!..
Она любила воображать всякие странные вещи и сейчас ей казалось, что будет гораздо легче, если она представит, что Эмили слышит и понимает ее. Когда Мариэтта одела хозяйку в синее форменное платье и подвязала ей волосы синей лентой, та подошла к Эмили, которая сидела в своем креслице, и дала ей книгу.
— Ты почитай, пока я внизу, — сказала она и, заметив, что Мариэтта удивленно глядит на нее, серьезно прибавила: — Я думаю, куклы много могут, а от нас прячутся. Может быть, Эмили умеет читать, писать, говорить, но только одна, без нас. Это ее тайна. Понимаете, если бы мы узнали, мы бы заставили их работать. Вот они и сговорились хранить секрет. Если вы останетесь тут, она будет сидеть, как сидела. А если вы уйдете, она станет читать или пойдет посмотреть в окно, кто ее знает. Услышит шаги — побежит назад и сядет, как ни в чем не бывало.
«Соmmе elle est drole!»[2] — подумала француженка и, сойдя вниз, рассказала все главной горничной. Однако она уже привязалась к странной девочке с умненьким личиком и безупречными манерами. Раньше она прислуживала детям, которые вели себя куда хуже. Сара была очень хорошая и так прелестно говорила: «Пожалуйста, Мариэтта», «Благодарю вас, Мариэтта», — что та сказала главной горничной:
— Elle a lʼair de princesse, cette petite![3]
И впрямь, ей очень нравилась новая хозяйка.
Когда Сара минут десять просидела на своем месте, а ученицы все глядели на нее, мисс Минчин с величественным видом постучала по кафедре.
— Внимание! — сказала она. — Я хочу вам представить новую товарку. — Девочки встали, Сара тоже. — Надеюсь, все вы будете любезны с мисс Кру. Она приехала издалека, из Индии. Как только занятия кончатся, вы познакомитесь с ней.
Девицы церемонно присели, Сара сделала книксен, а потом, опустившись на места, все снова воззрились друг на друга.
— Сара, — сказала мисс Минчин учительским тоном, — подойдите ко мне.
Она взяла с кафедры книгу и стала ее перелистывать, а Сара вежливо подошла к ней.
— Ваш отец нанял для вас французскую горничную, — начала наставница. — По-видимому, он хочет, чтобы вы уделили особое внимание французскому языку.
Сара смутилась.
— Мне кажется, — проговорила она, — он пригласил ее, чтобы мне было приятно.
— Боюсь, — кисло улыбнулась мисс Минчин, — что вас очень баловали. Вы вечно думаете, что все делается вам в угоду. По-моему, ваш отец хотел, чтобы вы изучали французский.
Если бы Сара была постарше или не так боялась обидеть кого-нибудь, она бы все объяснила в пять минут. Сейчас она густо покраснела. Мисс Минчин была очень строга и величественна, и нимало не сомневалась, что Сара совсем не знала французского — как же можно ее разубеждать? На самом деле она часто говорила с отцом по-французски. Ведь мама была француженка, и он любил ее язык, поэтому Сара вечно слышала его и прекрасно знала.
— Я… я никогда не учила французский… — застенчиво начала она. — Но, понимаете…
Сама мисс Минчин тайно страдала от того, что французского не знает. Она скрывала это и, конечно, не собиралась обсуждать с новой ученицей, опасаясь щекотливых вопросов.
— Довольно, — резко сказала она. — Не учились — значит, начнете сейчас же. Французский учитель, мсье Дюфарж, вот-вот придет. Возьмите пока эту книгу и занимайтесь.
Щеки у Сары пылали. Она пошла к своему месту, открыла книгу и как можно серьезней взглянула на первую страницу. Что улыбаться — невежливо, она знала и решила никого не обижать. А все-таки было смешно учить, что «lе реrе» значит «отец», а «lа mеrе» — «мать».
Мисс Минчин подозрительно взглянула на нее.
— Вы как будто обиделись, — сказала она.
— Жаль, что вам не хочется учить французский.
— Я его очень люблю, — сказала Сара, снова надеясь объясниться, — только…
«Никаких „только“! — сказала мисс Минчин. — Я дала вам задание. Читайте.»
Сара стала читать и даже не улыбнулась, когда обнаружила, что «lе fils» — это «сын», а «lе frere» — «брат».
«Вот придет мсье Дюфарж, — думала она, — и я ему все объясню».
Мсье Дюфарж пришел очень скоро. Этот милый, умный, не очень молодой француз с интересом поглядел на Сару, которая вежливо притворялась, что читает учебник.
— Это моя новая ученица, мадам? — спросил он. — Очень рад.
— Ее отец, капитан Кру, — ответила мисс Минчин, — хотел, чтобы она учила язык. Но, боюсь, у нее какое-то ребяческое предубеждение.
— Какая жалость, мадемуазель, — мягко сказал он Саре. — Может быть, когда мы начнем заниматься, вы понемногу полюбите французский.
Сара встала. В полной растерянности, даже в отчаянии, она умоляюще глядела на учителя огромными зелеными глазами. Она знала, что он все поймет, когда она заговорит — и просто, мило, свободно стала объяснять ему по-французски: мисс Минчин не поняла, она и впрямь не училась — ну, по книгам — но папа всегда говорил с ней по-французски, она умеет и читать, и писать. Папа любил этот язык, вот и она любит. Мама ведь была француженка. Она очень рада заниматься с мсье, а ей, то есть мисс Минчин, только пыталась объяснить, что знает слова из этой книги; и она показала учебник.
Когда она заговорила, наставница просто дернулась и злобно воззрилась на нее сквозь очки. Мсье Дюфарж улыбался все радостней. Когда нежный детский голос так бегло и красиво говорил на его родном языке, ему казалось, что он во Франции, которая в такие темные туманные дни была далеко, на том краю света. Как только Сара кончила, он взял у нее учебник и ласково взглянул на нее.
— Ах, мадам, — сказал он мисс Минчин, — чему я могу ее научить? Она не учила французский, она француженка. У нее безупречное произношение.
— Надо было сказать мне! — крикнула мисс Минчин, оборачиваясь к Саре.
— Я… я пыталась, — сказала Сара. — Наверное, я не так начала.
Мисс Минчин знала, что она пыталась, и что она сама не дала ей объясниться. Увидев же, что ученицы слушают, а Лавиния и Джесси хихикают, прикрывшись учебниками, она совсем вышла из себя.
И с этой минуты она невзлюбила свою показательную ученицу.
В это же утро, когда Сара сидела около кафедры, зная, что все глядят на нее, сама она скоро заметила девочку примерно ее лет, которая не отрывала от нее светло-голубых глуповатых глаз. Она была толстая, явно недалекая, но добродушная с виду. Светлой, но какой-то тусклой, туго заплетенной косичкой она обернула шею и, облокотившись о парту, грызла конец ленты, уставившись на новенькую. Когда мсье Дюфарж заговорил с Сарой, она немножко испугалась; когда же Сара вышла вперед и, умоляюще глядя на него, неожиданно ответила по-французски, толстая девочка чуть не подпрыгнула от удивления. Сама она неделю за неделей проливала горькие слезы, стараясь запомнить, что на человеческом, английском языке «lа mеrе» — это «мать», «lе реrе» — «отец». А тут девочка не старше нее знает не только эти слова, но и много других, да еще и спрягает глаголы, словно это сущие пустяки.
Она смотрела так пристально, жевала ленту так яростно, что раздраженная мисс Минчин накинулась на нее.
— Мисс Синджон![4] — строго прикрикнула она. — Что за манеры! Выньте ленту изо рта! Сядьте прямо!
Мисс Синджон снова вздрогнула, а когда Лавиния и Джесси захихикали, покраснела и смутилась так, что в ее несчастных детских глазах заблестели слезы. Сара, увидев это, пожалела ее и захотела стать ей другом. Она всегда жалела обиженных и готова была защищать их.
