светлой и тёплой комнате с цветами на окнах и вышитыми занавесками играли ребятишки.
Три мальчика что-то строили из разноцветных кирпичей. Толстый малыш пыхтя карабкался на деревянную лошадь.
Девочки, расположившись на ступеньках небольшого помоста, с увлечением играли в куклы.
Кто рисовал за низеньким столиком, кто сосредоточенно насаживал на стержень яркие кольца пластмассовой «пирамидки», кто разглядывал картинки в книжке или возился с игрушками.
Молодая воспитательница в белом халате стояла у окна и внимательно за всеми наблюдала. Но все были чем-нибудь заняты, никто не капризничал и не плакал.
Лишь один трёхлетний мальчик не играл, не смеялся. Он сидел на маленьком стуле и озирался по сторонам. Уголки губ его были опущены в плаксивой гримасе. Чёрные круглые глаза казались огромными на бледном личике. В них затаились испуг и ожидание.
Две девочки лет десяти, оживлённые, с порозовевшими щеками, вбежали в комнату.
— Здравствуйте, Елена Алексеевна! Мы пришли помочь. Гулять пойдёте?
А дети уже побросали игрушки:
— Галя и Света пришли! Галя! Галя!
Воспитательница улыбнулась:
— Здравствуйте, девочки! Погулять бы надо, конечно, да того и гляди дождь хлынет. Всё небо в тучах.
— Не хлынет. Даже проясняется, — сказала рыжеватая коренастая девочка.
Её подруга, худенькая, тонконогая, кареглазая, с двумя тонкими русыми косичками, смеясь, тормошила обступивших её ребят. Одного по голове погладит, другому шепнёт что-то на ушко, третьей расправит загнувшийся передник. Вдруг она отстранила от себя детей:
— У вас новый малыш? Что же вы молчите?
В одну секунду она очутилась возле мальчика, одиноко сидящего на стуле, опустилась на корточки, взяла за руку, спросила ласково, со смешинкой в голосе:
— Почему ты такой вытаращенный? А? Как тебя зовут?
Губы малыша задрожали.
— Мама! — произнёс он жалобно.
Слёзы покатились из чёрных испуганных глаз.
— Галя! — окликнула воспитательница. — Ты очень его не тормоши. Как приласкаешь, — он сразу в слёзы. Я нарочно не трогаю, пусть осмотрится.
— Его Мишенька звать! — звонко сообщила пухлощёкая девочка с бантом на макушке. — Его вчера привезли, а он всё маму зовёт.
— И плачет, и плачет! — весело подхватила другая девочка.
— Идите играйте! — Галя махнула рукой на столпившихся кругом ребятишек. — Сейчас гулять пойдём.
Света спросила вполголоса:
— Где ж его мама?
— Ну, где! — Галя пожала плечами. — А ты спроси у Елены Алексеевны.
Света отошла с задумчивым видом.
— Маленький, бедный, — шептала Галя, лаская малыша. — Вытаращенный какой! Надо же!
Малыш обнял её за шею:
— Мама! Мама! От… веди к маме!
— Ну, будет тебе, Мишук! Придёт мама… потом… А ты поживёшь тут, в малышовой группе. Здесь хорошо, весело…
Мальчик даже затрясся весь:
— Ма-аама!
— Ах так? — сказала Галя почти сердито. — Обязательно тебе надо маму, да? Ну что ж! Давай, пока я буду твоей мамой! Буду приходить к тебе часто-часто… — Она утёрла ему нос и щёки краем его передника. — Мама Галя! Понял? А сейчас пойдём на прогулку. Мама Галя не любит, чтобы её сыночек плакал. Вот!
Она вела его за руку, и он шёл покорно, сбоку тараща на неё свои глазищи.
В раздевалке Света помогала воспитательнице и няне натягивать на ребят рейтузы, завязывать шапочки, надевать калоши. Она шепнула Гале:
— Я узнала. У него маму в больницу свезли, операция… Папы нет…
— Ну и ладно… Надевай пальто, Мишенька! Сам не умеешь? Эх, ты!
Малыш покорно позволял вертеть себя во все стороны и не спускал глаз с Галиного улыбающегося лица. И вдруг протянул ногу в ботинке с развязавшимся шнурком:
— Завяжи, мама Галя!
Полчаса дошколята не погуляли — полил дождь. Пришлось спешно водворять их домой. А едва поснимали с малышей блестящие от воды калоши, дождь перестал, на улице посветлело. Но снова одевать всю эту беспомощную ораву Елена Алексеевна не разрешила.
Ветки лип во дворе роняли последние, жёлтые листья. Опять накрапывал дождь. Девочки, в накинутых на плечи пальто, перескакивая через лужи, перебежали от подъезда дошкольников к своему подъезду.
В гардеробной Галя сказала с досадой:
— Почти и не погуляли малыши! А надо же им свежим воздухом дышать.
— Ну, воздуха у них достаточно, — возразила Света. — Проветривают постоянно. И никто там не курит. Не то, что у нас дома. Папка, знаешь, ка-ак закурит трубку, прямо синё в комнате станет! А мама сердится и на кухню его гонит. — Света рассмеялась.
— Почему синё в комнате? — тихо спросила Галя.
— Да от дыму же! — Света взглянула на Галю и вдруг смутилась.
У Светы папа — радист, мама — метеоролог. Они уехали на Крайний Север. Целый год там пробудут. А родственников у них нет. Чтобы Света спокойно училась в школе и не жила одна, её и отдали пока в детский дом. Папа с мамой часто пишут ей письма. А как вернутся, — возьмут свою, дочку домой.
У многих ребят в детдоме есть какие-нибудь родственники; они навещают детей, приносят им гостинцы, и ребята к ним ездят по воскресеньям.
Перед такими воспитанниками, как Галя, у кого совсем не было родных, Света почему-то чувствовала себя виноватой. Наверно, когда-нибудь и у Гали были родители, но она их не знала, потому что она — «найдёныш».
— Галя, — сказала Света заискивающе, — научишь меня стебельчатому шву? Ты же теперь хорошо умеешь.
Она хотела сделать Гале приятное, поэтому и заговорила о шитье. Как раз шитье Гале не давалось. Она путала и рвала нитки, шить ей было скучно. Преподавательница по шитью, Елизавета Степановна, сокрушенно качала головой, глядя на Галину работу. Галя расстраивалась, даже всплакнула не раз. И вдруг в швейной мастерской стали шить передники для дошколят. Галю сначала к этим передникам и не подпускали. Но она попросила, и добрая Елизавета Степановна ей позволила. И что же? Галя работала так старательно и усердно — уж очень ей хотелось поскорее нарядить малышей в новые красивые передники, — что научилась шить.
— А я, знаешь, о чём думаю, — озабоченно сказала Галя, как всегда после прогулки начищая щёткой туфли. — Валерку сегодня отпустили к матери. И опять она его пирожными обкормит!
— И что ты с этим Валеркой возишься? Ну что ты в этом противном мальчишке нашла? Просто не понимаю.
— Ой! — вдруг воскликнула Галя. — Ведь Зина придёт к нам на сбор! Я и забыла совсем!
— Черенкова Зина? Из нашего четвёртого «а»?
— Ну, конечно! Вдруг она уже пришла и меня ищет? А нам ещё переодеться надо, мы в домашних платьях.
— Говорила я тебе: опоздаем!
Девочки помчались вверх по лестнице, в свою спальню.
