— А как вы думаете, мисс, — шепнула в одну из таких минут Бекки, — как вы думаете, не может все это вдруг пропасть? Не лучше ли нам есть поскорее?
И она торопливо засунула в рот сэндвич. Если все это сон, то нечего заботиться о манерах.
— Нет, не пропадет, — сказала Сара. — Я ем булочку и чувствую ее вкус. А во сне никогда не ешь по-настоящему. Кроме того, я щипала себя, и мне было больно, а когда я взяла в руки горячий уголь, то обожглась.
Долго сидели девочки около камина. Наконец Сара взглянула на свою преобразившуюся постель.
На ней было лишнее одеяло и лишняя подушка, которыми могла воспользоваться Бекки. И скоро в соседней комнате было устроено такое великолепное ложе, о котором никогда и не грезилось Бекки.
Уходя от Сары, Бекки остановилась около двери и, обернувшись, с восхищением оглядела все.
— Если ничего этого не будет здесь утром, мисс, — сказала она, — оно во всяком случае было здесь ночью. Я никогда не забуду того, что здесь было. — Она взглянула на каждую вещь в отдельности, как бы стараясь запечатлеть все как можно лучше в памяти. — Огонь был здесь, — и она указала на камин, — стол стоял перед ним. Лампа была вот тут, и свет казался розовым. На вашей постели, мисс, лежало атласное одеяло, а на полу — теплый ковер, и все было расчудесно! — Она остановилась на минуту и положила руку на живот. — А здесь был суп, и чай, и сэндвичи, и булочки — все было здесь! — И, приведя это последнее доказательство того, что все было настоящее, она ушла.
В школе, как и в кухне, какими-то неведомыми путями узнается все. Утром все уже знали, что Сара в опале, что Эрменгарда наказана и что Бекки не отказали от места сегодня же утром только потому, что трудно было найти сразу служанку, которая согласилась бы работать с утра до вечера за несколько шиллингов в неделю. А старшие ученицы отлично понимали, почему мисс Минчин не выгнала из дому Сару.
— Сара Кру так быстро растет и так много учится, — сказала Джесси Лавинии, — что мисс Минчин скоро сделает ее учительницей — и, конечно, даровой. Нехорошо было с твоей стороны, Лавви, говорить мисс Минчин, что они устроили пир на чердаке. Откуда ты узнала это?
— От Лотти. Она еще мала и не понимает, что можно сказать и чего нельзя. А если я передала это мисс Минчин, то тут нет ничего дурного. Я только исполнила свой долг. Ведь Сара Кру устроила все это тайком, она обманывала.
— Что же они делали, когда к ним вошла мисс Минчин?
— Представляли себе какую-то глупость. Эрменгарда принесла на чердак закуски и лакомства и угощала Сару и Бекки. Нас она никогда не угощает. Мне, конечно, не нужны ее лакомства, но неприлично с ее стороны угощать служанок на чердаке. Очень возможно, что мисс Минчин выгонит Сару, несмотря на то что она нужна ей как учительница!
— А куда же она пойдет, если мисс Минчин выгонит ее? — с некоторой тревогой спросила Джесси.
— Откуда я знаю? — отрезала Лавиния. — Интересно, какой вид будет у нее сегодня, когда она придет давать французский урок? Должно быть, будет очень сконфужена после того, что случилось. И мисс Минчин строго наказала ее. Вчера она не обедала, а сегодня останется без завтрака, без обеда и без ужина.
Джесси была не злая, а только бесхарактерная девочка, находившаяся под влиянием Лавинии.
— По-моему, это ужасно! — воскликнула она. — Мисс Минчин не имеет права морить ее голодом!
Когда Сара сошла утром в кухню, кухарка и остальные служанки вопросительно взглянули на нее; но она быстро прошла мимо них. Она проспала сегодня; проспала и Бекки. А потому они обе торопливо сошли вниз, не успев повидаться и поговорить друг с другом.
Сара вошла в судомойную. Бекки изо всей силы чистила котел и тихонько мурлыкала что-то. Она так и сияла.
— Оно было у меня на постели, мисс, когда я проснулась, — возбужденно прошептала она, — то есть одеяло. Оно было такое же настоящее, как вечером.
— И мое тоже, — сказала Сара. — В моей комнате все осталось, как было. Пока одевалась, я съела несколько оставшихся от ужина сэндвичей.
— Ах, батюшки, батюшки! — восторженно зашептала Бекки, но тотчас же уткнула голову в котел, потому что в судомойную вошла кухарка.
Мисс Минчин рассчитывала, как и Лавиния, что Сара будет сконфужена и подавлена. Ее всегда раздражало, что никакое самое строгое наказание не пугало Сару и не доводило до слез. Когда ей делали выговор, она стояла молча, вежливо и серьезно выслушивая его; когда ее наказывали, она исполняла лишнюю работу или оставалась без обеда, не жалуясь и ничем не выказывая своего неудовольствия. Уже одно то, что она никогда не отвечала дерзко, было, по мнению мисс Минчин, само по себе дерзостью. Но теперь Сара, наверное, смирится. Вчера она не обедала и не ужинала, а сегодня, как ей известно, не будет есть ничего. Это, без сомнения, сломит ее упорство, и она сойдет вниз бледная, с заплаканными глазами.
В этот день мисс Минчин увидела в первый раз Сару, когда та пришла в класс давать младшим воспитанницам урок французского языка. И к ее величайшему изумлению, Сара вошла веселая, румяная, улыбающаяся. Ничего подобного мисс Минчин не ожидала. Она даже почувствовала себя оскорбленной. Что это за странная девочка! Как может она быть такой веселой?
И она тотчас же подозвала к себе Сару.
— Вы как будто не сознаете, что наказаны, — сказала она. — Неужели у вас до такой степени зачерствело сердце?
Если ребенок хорошо поужинал и спокойно спал в теплой комнате на мягкой постели; если он заснул среди волшебной сказки, а проснувшись, убедился, что эта сказка — действительность, он не может чувствовать себя несчастным. И ему невозможно скрыть это: его выдает выражение глаз. И когда Сара подняла глаза и взглянула на мисс Минчин, та увидела, какая радость светится в них.
— Извините, мисс Минчин, — вежливо ответила Сара, — я знаю, что я наказана.
— Так постарайтесь не забывать этого и не смотреть так, будто с вами случилось что-то необыкновенно приятное. И помните, что вы останетесь сегодня без завтрака, без обеда и без ужина.
— Да, я помню, мисс Минчин, — сказала Сара. «Как трудно было бы мне перенести это наказание, — подумала она, — если бы волшебник не пришел ко мне на помощь так вовремя!»
— Не похоже, что она очень голодна, — шепнула Лавиния Джесси. — Посмотри на нее. Впрочем, она, может быть, представляет себе, что отлично позавтракала, — с презрительной усмешкой прибавила она.
— Она не такая, как другие, — сказала Джесси, глядя на Сару. — Иногда я немножко боюсь ее.
— Какой вздор! — оборвала ее Лавиния.
Весь этот день у Сары было сияющее лицо и румянец на щеках. Служанки перешептывались, с изумлением глядя на нее, а маленькие голубые глазки мисс Амелии выражали полнейшее недоумение. Она положительно не понимала, как можно казаться такой счастливой, находясь под высочайшей опалой. Впрочем, это было похоже на Сару. Она, должно быть, решила терпеливо перенести наказание.
А Сара, раздумывая о чудесном превращении своей комнаты, пришла к заключению, что нужно сохранить это в тайне. Если мисс Минчин вздумает еще раз прийти на чердак, то все, конечно, откроется. Но едва ли она придет, если только у нее не появится подозрение. За Эрменгардой и Лотти будут зорко следить, и они довольно долго не осмелятся покидать вечером свои спальни. Впрочем, Эрменгарде можно рассказать все и только попросить ее не говорить никому. И Лотти попросить о том же, если она, сверх ожидания, придет на чердак. «Но что бы ни случилось, — повторяла про себя Сара весь день, — что бы ни случилось, я знаю теперь, что на свете есть очень, очень добрый человек и что он мой друг. Если я даже никогда не узнаю, кто это, если мне не удастся поблагодарить его, я все-таки не буду чувствовать себя такой одинокой, как прежде».
Погода в этот день была еще хуже, чем накануне, — еще сырее и холоднее. Сару часто посылали то за тем, то за другим, а кухарка, зная, что она в немилости, была с ней еще грубее и требовательнее обыкновенного. Но что значило все это после того, что случилось накануне! Сара хорошо поужинала вечером, поела сэндвичей утром, знала, что будет спать в теплой комнате, на мягкой постели, и если даже проголодается к вечеру, то все-таки сможет протерпеть до утра. А утром ей во всяком случае дадут позавтракать.
Ее долго в этот день продержали за работой, а потом мисс Минчин велела ей идти в класс и заниматься до десяти часов. Но Сара засиделась за книжками еще позднее.
Когда она поднялась по лестнице и остановилась около своей двери, сердце ее тревожно забилось.
«Может быть, там теперь уже нет ничего, — подумала она, стараясь не падать духом. — Может быть, все это было дано мне только на одну ночь».
Сара распахнула дверь и вошла. А войдя, она облегченно вздохнула и, затворив дверь, прислонилась к ней и огляделась кругом.
